ГЛАВА
VIII
Автор
описывает некоторые особенности еху. — Великие добродетели гуигнгнмов.
— Воспитание и упражнения их молодого поколения. — Их генеральное собрание.
Так как я понимал природу человеческую лучше, чем, по моим предположениям,
мог понимать ее мой хозяин, то мне было нетрудно приложить изображенный
им характер еху к себе самому и к моим соотечественникам, и я полагал,
что при помощи самостоятельных наблюдений мне удастся сделать дальнейшие
открытия. Поэтому я часто просил его милость позволения посещать окрестные
стада еху, на что он всегда любезно соглашался, будучи вполне уверен,
что отвращение, питаемое мной к этим скотам, предохранит меня от всякого
дурного влияния с их стороны; но его милость приказал одному из своих
слуг, сильному гнедому лошаку, очень славному и добродушному созданию,
сопровождать меня. Без его охраны я не отважился бы предпринимать такие
экскурсии: я уже рассказал читателю, какой прием оказали мне эти противные
животные по прибытии моем в страну. Впоследствии я три или четыре раза
чуть было не попал в их лапы, когда удалялся на некоторое расстояние от
дома, не захватив с собой тесака. У меня есть основание думать, что животные
эти подозревали во мне одного из себе подобных, чему я сам часто содействовал,
засучивая рукава и показывая им мои обнаженные руки и грудь, когда мой
охранитель находился подле меня. В таких случаях они старались подойти
как можно ближе и подражали моим движениям на манер обезьян, но всегда
с выражением величайшей ненависти; так дикие галки преследуют прирученную,
одетую в колпачок и чулочки, если она случайно залетает в их стаю.
Еху с детства отличаются удивительным проворством. Однако
раз мне удалось поймать трехлетнего самца; я всячески старался успокоить
его ласками, но чертенок начал так отчаянно орать, царапаться и кусаться,
что я вынужден был отпустить его, и хорошо сделал, потому что на шум сбежалось
все стадо; но видя, что детеныш невредим (он в это время удрал), а мой
гнедой подле меня, еху не посмели подойти к нам. Я заметил, что тело молодого
еху издает резкий кислый запах, нечто среднее между запахом хорька и лисицы,
но гораздо более неприятный. Я забыл упомянуть еще об одной подробности
(хотя, вероятно, читатель извинил бы меня, если бы я опустил ее совсем):
когда я держал этого паршивца в руках, он загадил мне все платье своими
жидкими желтыми испражнениями; к счастью, мы находились подле небольшого
ручья, в котором я тщательно вымылся; однако же я не решился показаться
на глаза своему хозяину до тех пор, пока платье совершенно не проветрилось.
По моим наблюдениям, еху являются самыми невосприимчивыми
к обучению животными и не способны ни к чему больше, как только к тасканию
тяжестей. Однако я думаю, что этот недостаток объясняется главным образом
упрямым и недоверчивым характером этих животных. Ибо они хитры, злобны,
вероломны и мстительны; они сильны и дерзки, но вместе с тем трусливы,
что делает их наглыми, низкими и жестокими. Замечено, что рыжеволосые
обоих полов более похотливы и злобны, чем остальные, которых они значительно
превосходят силой и ловкостью.
Гуигнгнмы держат еху, которыми они пользуются в качестве рабочего
скота, в хлевах недалеко от дома; остальных же выгоняют на поля, где те
роют коренья, едят различные травы, разыскивают падаль, а иногда ловят
хорьков и люхимухс (вид полевой крысы), которых с жадностью пожирают.
Природа научила этих животных рыть когтями глубокие норы на склонах холмов,
в которых они живут поодиночке; только логовища самок побольше, так что
в них могут поместиться еще два или три детеныша.
Они с детства плавают, как лягушки, и могут долго держаться
под водой, где часто ловят рыбу, которую самки носят своим детенышам.
Надеюсь, читатель извинит меня, если я расскажу ему в связи с этим одно
странное приключение.
В одну из моих прогулок день выдался такой жаркий, что я попросил
у своего гнедого провожатого позволения выкупаться в речке. Получив согласие,
я тотчас разделся догола и спокойно вошел в воду. Случилось, что за мной
все время наблюдала стоявшая за пригорком молодая самка еху. Воспламененная
похотью (так объяснили мы, гнедой и я, ее действия), она стремительно
подбежала и прыгнула в воду на расстоянии пяти ярдов от того места, где
я купался. Никогда в жизни я не был так перепуган. Гнедой щипал траву
поодаль, не подозревая никакой беды. Самка обняла меня самым непристойным
образом; я закричал во всю глотку, и гнедой галопом примчался ко мне на
выручку; тогда она с величайшей неохотой выпустила меня из своих объятий
и выскочила на противоположный берег, где стояла и выла, не спуская с
меня глаз все время, пока я одевался.
Это приключение очень позабавило моего хозяина и его семью,
но для меня оно было глубоко оскорбительно. Ибо теперь я не мог более
отрицать, что был настоящим еху, с головы до ног, раз их самки чувствовали
естественное влечение ко мне как к представителю той же породы. Вдобавок
эта самка не была рыжая (что могло бы служить некоторым оправданием ее
несколько беспорядочных инстинктов), но смуглая, как ягода терновника,
и не отличалась таким безобразием, как большинство самок еху, на вид ей
было не более одиннадцати лет.
Так как я прожил в этой стране целых три года, то читатель,
наверное, ожидает, что, по примеру других путешественников, я дам ему
подробное описание нравов и обычаев туземцев, которые действительно были
главным предметом моего изучения.
Так как благородные гуигнгнмы от природы одарены общим предрасположением
ко всем добродетелям и не имеют ни малейшего понятия о том, что такое
зло в разумном существе, то основным правилом их жизни является совершенствование
разума и полное подчинение его руководству. Для них разум не является,
как для нас, инстанцией проблематической, снабжающей одинаково правдоподобными
доводами за и против; наоборот, он действует на мысль с непосредственной
убедительностью, как это и должно быть, когда он не осложнен, не затемнен
и не обесцвечен страстью и интересом. Я помню, какого труда стоило мне
растолковать моему хозяину значение слова мнение или каким образом утверждение
может быть спорным; ведь разум учит нас утверждать или отрицать только
то, в чем мы уверены, а чего не знаем, того не вправе ни утверждать, ни
отрицать. Таким образом, споры, пререкания, прения и упорное отстаивание
ложных или сомнительных положений суть пороки, неизвестные гуигнгнмам.
Равным образом, когда я попытался разъяснить ему наши различные системы
естественной философии, он засмеялся и выразил недоумение, каким образом
существо, притязающее на разумность, может вменять себе в заслугу знание
домыслов других существ, притом относительно вещей, где это знание, даже
если бы оно было достоверно, не могло бы иметь никакого практического
значения. В этом отношении мысли его вполне согласовались с изречениями
Сократа, как они переданы Платоном, и мне кажется, что, упоминая об этом,
я оказываю величайшую честь царю философов. С тех пор я часто думал, какие
опустошения произвела бы эта доктрина в библиотеках Европы и сколько путей
к славе было бы закрыто для ученого мира.
Дружба и доброжелательство являются двумя главными добродетелями
гуигнгнмов, и они не ограничиваются отдельными особями, но простираются
на всю расу. Таким образом, чужестранец из самых далеких мест встречает
здесь такой же прием, как и самый близкий сосед, и, куда бы он ни пришел,
везде чувствует себя как дома. Гуигнгнмы строго соблюдают приличия и учтивость,
но они совершенно незнакомы с тем, что мы называем этикетом. Они не балуют
своих жеребят, но заботы, проявляемые родителями по отношению к воспитанию
детей, диктуются исключительно разумом[1].
И я заметил, что мой хозяин так же ласково относится к детям соседа, как
и к своим собственным. Гуигнгнмы думают, что природа учит их одинаково
любить всех подобных им и один только разум устанавливает различие между
индивидуумами соответственно высоте их добродетели.
Мать семейства гуигнгнмов, произведя на свет по одному ребенку
обоего пола, прекращает супружеские отношения, — кроме тех случаев, когда
почему-либо теряет одного из своих питомцев, что бывает очень редко; но
в подобных случаях супруги возобновляют отношения, или, если супруга больше
не способна к деторождению, другая пара дает осиротелым родителям одного
из своих жеребят, а сама снова сходится, пока мать не забеременеет. Такая
предосторожность является необходимою, чтобы предохранить страну от перенаселения.
Но гуигнгнмы низшей породы не так строго ограничены в этом отношении;
им разрешается производить по три детеныша обоего пола, которые становятся
потом слугами в благородных семьях.
При заключении браков гуигнгнмы тщательно заботятся о таком
подборе мастей супругов, чтобы были предотвращены неприятные сочетания
красок у потомства. У самца ценится по преимуществу сила, а у самки миловидность
— ценится не в интересах любви, а ради предохранения расы от вырождения;
поэтому, если случится, что самка отличается силой, то при выборе ей супруга
обращают внимание прежде всего на красоту. Волокитство, любовь, подарки,
приданое, вдовьи доли совершенно неизвестны гуигнгнмам, и на языке вовсе
не существует слов для выражения этих понятий. Молодая пара встречается
и сочетается браком просто для исполнения воли родителей и друзей; подобные
браки совершаются на ее глазах ежедневно, и молодые смотрят на них как
на необходимое действие всякого разумного существа. Такие вещи, как развод
или прелюбодеяние, там неслыханны, и супружеская чета проходит свой жизненный
путь с теми же дружескими чувствами и взаимным доброжелательством, какие
она питает ко всем представителям своего племени, встречающимся на ее
пути; им неизвестны ревность, припадки нежности, ссоры и досада друг на
друга.
Их система воспитания юношества обоего пола поистине удивительна
и вполне заслуживает нашего подражания. Молодым гуигнгнмам не дают ни
зернышка овса, кроме некоторых дней, пока они не достигнут восемнадцати
лет; им позволяют пить молоко только в самых редких случаях. Летом они
пасутся два часа утром и два часа вечером, подобно своим родителям; но
слугам разрешается пастись только половину этого времени, и большая часть
корма приносится им домой, где они и поедают его в свободные от работы
часы.
Умеренность, трудолюбие, физические упражнения и опрятность
суть вещи, равно обязательные для молодежи обоего пола; и мой хозяин находил
уродливым наш обычай давать самкам воспитание, отличное от воспитания
самцов, исключая только ведение домашнего хозяйства; вследствие этого,
по его справедливому замечанию, половина нашего населения годна только
на то, чтобы рожать детей; доверять же заботу о наших детях таким никчемным
животным, значит, прибавил он, давать лишнее свидетельство нашей дикости[2].
Гуигнгнмы развивают в молодежи силу, прыткость и смелость,
упражняя жеребят в бегании по крутым подъемам и твердой каменистой почве;
затем, когда они бывают в мыле, их заставляют окунуться с головой в пруду
или в реке. Четыре раза в год молодежь определенного округа собирается,
чтобы показать свои успехи в беганье, прыганье и других упражнениях, требующих
силы и ловкости. Победитель или победительница награждаются сочиненным
в честь их гимном. В день такого празднества слуги пригоняют на арену
стадо еху, нагруженных сеном, овсом и молоком для угощения гуигнгнмов,
после чего эти животные немедленно прогоняются, чтобы вид их не вызывал
отвращения у собрания.
Через каждые четыре года в весеннее равноденствие здесь происходит
совет представителей всей нации, собирающийся на равнине в двадцати милях
от дома моего хозяина и продолжающийся пять или шесть дней. На этом совете
обсуждается положение различных округов: достаточно ли они снабжены сеном,
овсом, коровами и еху. И если в этом отношении оказывается недостаток
(что случается очень редко), он тотчас пополняется общими взносами, которые
всегда принимаются единодушно. На этом же совете производится распределение
детей. Например, если у какого-нибудь гуигнгнма два самца, то он меняется
с другим, у которого две самки; и если какая-нибудь семья лишилась ребенка,
а мать его не может больше рожать детей, то собрание решает, какая другая
семья в округе должна произвести на свет нового ребенка, чтобы восполнить
потерю.
[1] «Они не балуют своих
жеребят...» — Здесь и дальше излагаются педагогические идеи века Просвещения.
[2] «...находил уродливым
наш обычай давать самкам воспитание, отличное от воспитания самцов...»
— Мысль Свифта обогнала педагогические теории его века.
|