Органчик(6)
В августе 1762 года в городе Глупове происходило необычное движение
по случаю прибытия нового градоначальника, Дементия Варламовича Брудас-
того. Жители ликовали; еще не видав в глаза вновь назначенного правите-
ля, они уже рассказывали об нем анекдоты и называли его "красавчиком" и
"умницей". Поздравляли друг друга с радостью, целовались, проливали сле-
зы, заходили в кабаки, снова выходили из них и опять заходили. В порыве
восторга вспомнились и старинные глуповские вольности. Лучшие граждане
собрались перед соборной колокольней и, образовав всенародное вече, пот-
рясали воздух восклицаниями: "Батюшка-то наш! красавчик-то наш! умни-
ца-то наш!"
Явились даже опасные мечтатели. Руководимые не столько разумом,
сколько движениями благородного сердца, они утверждали, что при новом
градоначальнике процветет торговля, и что, под наблюдением квартальных
надзирателей, возникнут науки и искусства. Не удержались и от сравнений.
Вспомнили только что выехавшего из города старого градоначальника и на-
ходили, что хотя он тоже был красавчик и умница, но что, за всем тем,
новому правителю уже по тому одному должно быть отдано преимущество, что
он новый. Одним словом, при этом случае, как и при других подобных,
вполне выразились: и обычная глуповская восторженность, и обычное глу-
повское легкомыслие.
Между тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм. Он приска-
кал в Глупов, как говорится, во все лопатки (время было такое, что
нельзя было терять ни одной минуты), и едва вломился в пределы городско-
го выгона, как тут же, на самой границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и
это обстоятельство не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще
были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надея-
лись, что новый градоначальник во второй раз возьмет приступом крепость
Хотин.
Скоро, однако ж, обыватели убедились, что ликования и надежды их бы-
ли, по малой мере, преждевременны и преувеличенны. Произошел обычный
прием, и тут в первый раз в жизни пришлось глуповцам на деле изведать,
каким горьким испытаниям может быть подвергнуто самое упорное на-
чальстволюбие. Все на этом приеме совершилось как-то загадочно. Градона-
чальник безмолвно обошел ряды чиновных архистратигов, сверкнул глазами,
произнес: "Не потерплю!" - и скрылся в кабинет. Чиновники остолбенели;
за ними остолбенели и обыватели.
Несмотря на непреоборимую твердость, глуповцы - народ изнеженный и до
крайности набалованный. Они любят, чтоб у начальника на лице играла при-
ветливая улыбка, чтобы из уст его, по временам, исходили любезные приба-
утки, и недоумевают, когда уста эти только фыркают или издают загадочные
звуки. Начальник может совершать всякие мероприятия, он может даже ника-
ких мероприятий не совершать, но ежели он не будет при этом калякать, о
имя его никогда не сделается популярным. Бывали градоначальники истинно
мудрые, такие, которые не чужды были даже мысли о заведении в Глупове
академии (таков, например, штатский советник Двоекуров, значащийся по
"описи" под N 9), но так как они не обзывали глуповцев ни "братцами", ни
"робятами", то имена их остались в забвении. Напротив того, бывали дру-
гие, хотя и не то чтобы очень глупые - таких не бывало, - а такие, кото-
рые делали дела средние, то есть секли и взыскивали недоимки, но так как
они при этом всегда приговаривали что-нибудь любезное, то имена их не
только были занесены на скрижали, но даже послужили предметом самых раз-
нообразных устных легенд.
Так было и в настоящем случае. Как ни воспламенились сердца обывате-
лей по случаю приезда нового начальника, но прием его значительно расхо-
лодил их.
- Что ж это такое! - фыркнул - и затылок показал! нешто мы затылков
не видали! а ты по душе с нами поговори! ты лаской-то, лаской-то прони-
май! ты пригрозить-то пригрози, да потом и помилуй! - Так говорили глу-
повцы, и со слезами припоминали, какие бывали у них прежде начальники,
все приветливые, да добрые, да красавчики - и все-то в мундирах! Вспом-
нили даже беглого грека Ламврокакиса (по "описи" под N 5), вспомнили,
как приехал в 1756 году бригадир Баклан (по "описи" под N 6) и каким мо-
лодцом он на первом же приеме выказал себя перед обывателями.
- Натиск, - сказал он, - и притом быстрота, снисходительность, и при-
том строгость. И притом благоразумная твердость. Вот, милостивые госуда-
ри, та цель или, точнее сказать, те пять целей, которых я, с Божьей по-
мощью, надеюсь достигнуть при посредстве некоторых административных ме-
роприятий, составляющих сущность или, лучше сказать, ядро обдуманного
мною плана кампании!
И как он потом, ловко повернувшись на одном каблуке, обратился к го-
родскому голове и присовокупил:
- А по праздникам будем есть у вас пироги!
- Так вот, сударь, как настоящие-то начальники принимали! - вздыхали
глуповцы, - а этот что! фыркнул какую-то нелепость, да и был таков!
Увы! последующие события не только оправдали общественное мнение обы-
вателей, но даже превзошли самые смелые их опасения. Новый градона-
чальник заперся в своем кабинете, не ел, не пил и все что-то скреб пе-
ром. По временам он выбегал в зал, кидал письмоводителю кипу исписанных
листков, произносил: "Не потерплю!" - и вновь скрывался в кабинете. Нес-
лыханная деятельность вдруг закипела во всех концах города; частные
пристава поскакали; квартальные поскакали; заседатели поскакали; будоч-
ники позабыли, что значит путем поесть, и с тех пор приобрели пагубную
привычку хватать куски на лету. Хватают и ловят, секут и порют, описыва-
ют и продают... А градоначальник все сидит и выскребает все новые и но-
вые понуждения... Гул и треск проносятся из одного конца города в дру-
гой, и над всем этим гвалтом, над всей этой сумятицей, словно крик хищ-
ной птицы, царит зловещее: "Не потерплю!"
Глуповцы ужаснулись. Припомнили генеральное сечение ямщиков, и вдруг
всех озарила мысль: а ну, как он этаким манером целый город выпорет! По-
том стали соображать, какой смысл следует придавать слову "не потерплю!"
- наконец, прибегли к истории Глупова, стали отыскивать в ней примеры
спасительной градоначальнической строгости, нашли разнообразие изуми-
тельное, но ни до чего подходящего все-таки не доискались.
- И хоть бы он делом сказывал, по скольку с души ему надобно! - бесе-
довали между собой смущенные обыватели, - а то цыркает, да и на'-поди!
Глупов, беспечный, добродушно-веселый Глупов, приуныл. Нет более
оживленных сходок за воротами домов, умолкло щелканье подсолнухов, нет
игры в бабки! Улицы запустели, на площадях показались хищные звери. Люди
только по нужде оставляли дома свои и, на мгновение показавши испуганные
и изнуренные лица, тотчас же хоронились. Нечто подобное было, по словам
старожилов, во времена тушинского царика, да еще при Бироне, когда гуля-
щая девка, Танька Корявая, чуть-чуть не подвела всего города под экзеку-
цию. Но даже и тогда было лучше; по крайней мере, тогда хоть что-нибудь
понимали, а теперь чувствовали только страх, зловещий и безотчетный
страх.
В особенности тяжело было смотреть на город поздним вечером. В это
время Глупов, и без того мало оживленный, окончательно замирал. На улице
царили голодные псы, но и те не лаяли, а в величайшем порядке предава-
лись изнеженности и распущенности нравов; густой мрак окутывал улицы и
дома, и только в одной из комнат градоначальнической квартиры мерцал,
далеко за полночь, зловещий свет. Проснувшийся обыватель мог видеть, как
градоначальник сидит, согнувшись, за письменным столом, и все что-то
скребет пером... И вдруг подойдет к окну, крикнет "не потерплю!" - и
опять садится за стол, и опять скребет...
Начали ходить безобразные слухи. Говорили, что новый градоначальник
совсем даже не градоначальник, а оборотень, присланный в Глупов по лег-
комыслию; что он по ночам, в виде ненасытного упыря, парит над городом и
сосет у сонных обывателей кровь. Разумеется, все это повествовалось и
передавалось друг другу шепотом; хотя же и находились смельчаки, которые
предлагали поголовно пасть на колена и просить прощения, но и тех взяло
раздумье. А что, если это так именно и надо? что, ежели признано необхо-
димым, чтобы в Глупове, грех его ради, был именно такой, а не иной гра-
доначальник? Соображения эти показались до того резонными, что храбрецы
не только отреклись от своих предложений, но тут же начали попрекать
друг друга в смутьянстве и подстрекательстве.
И вдруг всем сделалось известным, что градоначальника секретно посе-
щает часовых и органных дел мастер Байбаков. Достоверные свидетели ска-
зывали, что однажды, в третьем часу ночи, видели, как Байбаков, весь
бледный и испуганный, вышел из квартиры градоначальника и бережно нес
что-то обернутое в салфетке. И что всего замечательнее, в эту достопа-
мятную ночь никто из обывателей не только не был разбужен криком "не по-
терплю!", но и сам градоначальник, по-видимому, прекратил на время кри-
тический анализ недоимочных реестров(7) и погрузился в сон.
Возник вопрос: какую надобность мог иметь градоначальник в Байбакове,
который, кроме того что пил без просыпа, был еще и явный прелюбодей?
Начались подвохи и подсылы с целью выведать тайну, но Байбаков оста-
вался нем как рыба и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем
телом. Пробовали споить его, но он, не отказываясь от водки, только по-
тел, а секрета не выдавал. Находившиеся у него в ученье мальчики могли
сообщить одно: что действительно приходил однажды ночью полицейский сол-
дат, взял хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в
мастерской и с тех пор затосковал.
Более ничего узнать не могли. Между тем таинственные свидания градо-
начальника с Байбаковым участились. С течением времени Байбаков не
только перестал тосковать, но даже до того осмелился, что самому градс-
кому голове посулил отдать его без зачета в солдаты, если он каждый день
не будет выдавать ему на шкалик. Он сшил себе новую пару платья и хвас-
тался, что на днях откроет в Глупове такой магазин, что самому Винтер-
гальтеру(8) в нос бросится.
Среди всех этих толков и пересудов вдруг как с неба упала повестка,
приглашавшая именитейших представителей глуповской интеллигенции, в та-
кой-то день и час, прибыть к градоначальнику для внушения. Именитые сму-
тились, но стали готовиться.
То был прекрасный весенний день. Природа ликовала; воробьи чирикали;
собаки радостно взвизгивали и виляли хвостами. Обыватели, держа под мыш-
ками кульки, теснились во дворе градоначальнической квартиры и с трепе-
том ожидали страшного судбища. Наконец ожидаемая минута настала.
Он вышел, и на лице его в первый раз увидели глуповцы ту приветливую
улыбку, о которой они тосковали. Казалось, благотворные лучи солнца по-
действовали и на него (по крайней мере, многие обыватели потом уверяли,
что собственными глазами видели, как у него тряслись фалдочки). Он по
очереди обошел всех обывателей и хотя молча, но благосклонно принял от
них все, что следует. Окончивши с этим делом, он несколько отступил к
крыльцу и раскрыл рот... И вдруг что-то внутри у него зашипело и зажуж-
жало, и чем более длилось это таинственное шипение, тем сильнее и
сильнее вертелись и сверкали его глаза. "П...п...плю!" - наконец вырва-
лось у него из уст... С этим звуком он в последний раз сверкнул глазами
и опрометью бросился в открытую дверь своей квартиры.
Читая в "Летописце" описание происшествия столь неслыханного, мы,
свидетели и участники иных времен и иных событий, конечно, имеем полную
возможность отнестись к нему хладнокровно. Но перенесемся мыслью за сто
лет тому назад, поставим себя на место достославных наших предков, и мы
легко поймем тот ужас, который долженствовал обуять их при виде этих
вращающихся глаз и этого раскрытого рта, из которого ничего не выходило,
кроме шипения и какого-то бессмысленного звука, непохожего даже на бой
часов. Но в том-то именно и заключалась доброкачественность наших пред-
ков, что, как ни потрясло их описанное выше зрелище, они не увлеклись ни
модными в то время революционными идеями, ни соблазнами, представляемыми
анархией, но остались верными начальстволюбию и только слегка позволили
себе пособолезновать и попенять на своего более чем странного градона-
чальника.
- И откуда к нам экой прохвост выискался! - говорили обыватели, изум-
ленно вопрошая друг друга и не придавая слову "прохвост" никакого осо-
бенного значения.
- Смотри, братцы! как бы нам тово... отвечать бы за него, за прохвос-
та, не пришлось! - присовокупляли другие.
И за всем тем спокойно разошлись по домам и предались обычным своим
занятиям.
И остался бы наш Брудастый на многие годы пастырем вертограда сего, и
радовал бы сердца начальников своею распорядительностью, и не ощутили бы
обыватели в своем существовании ничего необычайного, если бы обстоя-
тельство совершенно случайное (простая оплошность) не прекратило его де-
ятельности в самом ее разгаре.
Немного спустя после описанного выше приема письмоводитель градона-
чальника, вошедши утром с докладом в его кабинет, увидел такое зрелище:
градоначальниково тело, облеченное в вицмундир, сидело за письменным
столом, а перед ним, на кипе недоимочных реестров, лежала, в виде ще-
гольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова голова...
Письмоводитель выбежал в таком смятении, что зубы его стучали.
Побежали за помощником градоначальника и за старшим квартальным. Пер-
вый прежде всего напустился на последнего, обвинил его в нерадивости, в
потворстве наглому насилию, но квартальный оправдался. Он не без основа-
ния утверждал, что голова могла быть опорожнена не иначе как с согласия
самого же градоначальника и что в деле этом принимал участие человек,
несомненно принадлежащий к ремесленному цеху, так как на столе, в числе
вещественных доказательств, оказались: долото, буравчик и английская
пилка. Призвали на совет главного городового врача и предложили ему три
вопроса: 1) могла ли градоначальникова голова отделиться от градона-
чальникова туловища без кровоизлияния? 2) возможно ли допустить предпо-
ложение, что градоначальник снял с плеч и опорожнил сам свою собственную
голову? и 3) возможно ли предположить, чтобы градоначальническая голова,
однажды упраздненная, могла впоследствии нарасти вновь с помощью како-
го-либо неизвестного процесса? Эскулап задумался, пробормотал что-то о
каком-то "градоначальническом веществе", якобы источающемся из градона-
чальнического тела, но потом, видя сам, что зарапортовался, от прямого
разрешения вопросов уклонился, отзываясь тем, что тайна построения гра-
доначальнического организма наукой достаточно еще не обследована(9).
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал в ту-
пик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случив-
шемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же неко-
торое время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он
избрал средний путь, то есть приступил к дознанию, и в то же время всем
и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не
волновать народ и не поселить в нем несбыточных мечтаний.
Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная
весть об упразднении градоначальниковой головы в несколько минут облете-
ла весь город. Из обывателей многие плакали, потому что почувствовали
себя сиротами, и сверх того боялись подпасть под ответственность за то,
что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах, вместо
головы, была пустая посудина. Напротив, другие хотя тоже плакали, но ут-
верждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.
В клубе, вечером, все наличные члены были в сборе. Волновались, тол-
ковали, припоминали разные обстоятельства и находили факты свойства до-
вольно подозрительного. Так, например, заседатель Толковников рассказал,
что однажды он вошел врасплох в градоначальнический кабинет по весьма
нужному делу и застал градоначальника играющим своею собственною голо-
вою, которую он, впрочем, тотчас же поспешил пристроить к надлежащему
месту. Тогда он не обратил на этот факт надлежащего внимания, и даже
счел его игрою воображения, но теперь ясно, что градоначальник, в видах
собственного облегчения, по временам снимал с себя голову и вместо нее
надевал ермолку, точно так как соборный протоиерей, находясь в домашнем
кругу, снимает с себя камилавку и надевает колпак. Другой заседатель,
Младенцев, вспомнил, что однажды, идя мимо мастерской часовщика Байбако-
ва, он увидал в одном из ее окон градоначальникову голову, окруженную
слесарным и столярным инструментом. Но Младенцеву не дали докончить, по-
тому что, при первом упоминовении о Байбакове, всем пришло на память его
странное поведение и таинственные ночные походы его в квартиру градона-
чальника...
Тем не менее из всех этих рассказов никакого ясного результата не вы-
ходило. Публика начала даже склоняться в пользу того мнения. что вся эта
история есть не что иное, как выдумка праздных людей, но потом, припом-
нив лондонских агитаторов(10) и переходя от одного силлогизма к другому,
заключила, что измена свила себе гнездо в самом Глупове. Тогда все члены
заволновались, зашумели и, пригласив смотрителя народного училища, пред-
ложили ему вопрос: бывали ли в истории примеры, чтобы люди распоряжа-
лись, вели войны и заключали трактаты, имея на плечах порожний сосуд?
Смотритель подумал с минуту и отвечал, что в истории многое покрыто мра-
ком; но что был, однако же, некто Карл Простодушный, который имел на
плечах хотя и не порожний, но все равно как бы порожний сосуд, а войны
вел и трактаты заключал.
Покуда шли эти толки, помощник градоначальника не дремал. Он тоже
вспомнил о Байбакове и немедленно потянул его к ответу. Некоторое время
Байбаков запирался и ничего, кроме "знать не знаю, ведать не ведаю", не
отвечал, но когда ему предъявили найденные на столе вещественные доказа-
тельства и, сверх того, обещали полтинник на водку, то вразумился и, бу-
дучи грамотным, дал следующее показание:
"Василием зовут меня, Ивановым сыном, по прозванию Байбаковым. Глу-
повский цеховой; у исповеди и Святого Причастия не бываю, ибо принадлежу
к секте фармазонов, и есмь оной секты лжеиерей. Судился за сожитие вне
брака с слободской женкой Матренкой и признан по суду явным прелюбодеем,
в каковом звании и поныне состою. В прошлом году, зимой, - не помню, ка-
кого числа и месяца, - быв разбужен в ночи, отправился я, в сопровожде-
нии полицейского десятского, к градоначальнику нашему, Дементию Варламо-
вичу, и, пришед, застал его сидящим и головою то в ту, то в другую сто-
рону мерно помава'ющим. Обеспамятев от страха и притом будучи отягощен
спиртными напитками, стоял я безмолвен у порога, как вдруг господин гра-
доначальник поманили меня рукою к себе и подали мне бумажку. На бумажке
я прочитал: "Не удивляйся, но попорченное исправь". После того господин
градоначальник сняли с себя собственную голову и подали ее мне. Рассмот-
рев ближе лежащий предо мной ящик, я нашел, что он заключает в одном уг-
лу небольшой органчик, могущий исполнять некоторые нетрудные музыкальные
пьесы. Пьес этих было две: "Разорю!" и "Не потерплю!". Но так как в до-
роге голова несколько отсырела, то на валике некоторые колки расшата-
лись, а другие и совсем повыпали. От этого самого господин градона-
чальник не могли говорить внятно или же говорили с пропуском букв и сло-
гов. Заметив в себе желание исправить эту погрешность и получив на то
согласие господина градоначальника, я с должным рачением завернул голову
в салфетку и отправился домой. Но здесь я увидел, что напрасно понадеял-
ся на свое усердие, ибо как ни старался я выпавшие колки утвердить, но
столь мало успел в своем предприятии, что при малейшей неосторожности
или простуде колки вновь вываливались, и в последнее время господин гра-
доначальник могли произнести только: п-плю! В сей крайности, вознамери-
лись они сгоряча меня на всю жизнь несчастным сделать, но я тот удар
отклонил, предложивши господину градоначальнику обратиться за помощью в
Санкт-Петербург, к часовых и органных дел мастеру Винтергальтеру, что и
было ими выполнено в точности. С тех пор прошло уже довольно времени, в
продолжение коего я ежедневно рассматривал градоначальникову голову и
вычищал из нее сор, в каковом занятии пребывал и в то утро, когда ваше
высокоблагородие, по оплошности моей, законфисковали принадлежащий мне
инструмент. Но почему заказанная у господина Винтергальтера новая голова
до сих пор не прибывает, о том неизвестен. Полагаю, впрочем, что за раз-
литием рек, по весеннему нынешнему времени, голова сия и ныне находится
где-либо в бездействии. На спрашивание же вашего высокоблагородия о том,
во-первых, могу ли я, в случае присылки новой головы, оную утвердить и,
во-вторых, будет ли та утвержденная голова исправно действовать? от-
ветствовать сим честь имею: утвердить могу и действовать оная будет, но
настоящих мыслей иметь не может. К сему показанию явный прелюбодей Васи-
лий Иванов Байбаков руку приложил".
Выслушав показание Байбакова, помощник градоначальника сообразил, что
ежели однажды допущено, чтобы в Глупове был городничий, имеющий вместо
головы простую укладку, то, стало быть, это так и следует. Поэтому он
решился выжидать, но в то же время послал к Винтергальтеру понудительную
телеграмму(11) и, заперев градоначальниково тело на ключ, устремил всю
свою деятельность на успокоение общественного мнения.
Но все ухищрения оказались уже тщетными. Прошло после того и еще два
дня; пришла, наконец, и давно ожидаемая петербургская почта; но никакой
головы не привезла.
Началась анархия, то есть безначалие. Присутственные места запустели;
недоимок накопилось такое множество, что местный казначей, заглянув в
казенный ящик, разинул рот, да так на всю жизнь с разинутым ртом и ос-
тался; квартальные отбились от рук и нагло бездействовали; официальные
дни исчезли. Мало того, начались убийства, и на самом городском выгоне
поднято было туловище неизвестного человека, в котором по фалдочкам хотя
и признали лейб-кампанца, но ни капитан-исправник, ни прочие члены вре-
менного отделения, как ни бились, не могли отыскать отделенной от туло-
вища головы.
В восемь часов вечера помощник градоначальника получил по телеграфу
известие, что голова давным-давно послана. Помощник градоначальника ото-
ропел окончательно.
Проходит и еще день, а градоначальниково тело все сидит в кабинете и
даже начинает портиться. Начальстволюбие, временно потрясенное странным
поведением Брудастого, робкими, но твердыми шагами выступает вперед.
Лучшие люди едут процессией к помощнику градоначальника и настоятельно
требуют, чтобы он распорядился. Помощник градоначальника, видя, что не-
доимки накопляются, пьянство развивается, правда в судах упраздняется, а
резолюции не утверждаются, обратился к содействию штаб-офицера. Сей пос-
ледний, как человек обязательный, телеграфировал о происшедшем случае по
начальству и по телеграфу же получил известие, что он, за нелепое доне-
сение, уволен от службы(12).
Услыхав об этом, помощник градоначальника пришел в управление и зап-
лакал. Пришли заседатели - и тоже заплакали; явился стряпчий, но и тот
от слез не мог говорить.
Между тем Винтергальтер говорил правду, и голова действительно была
изготовлена и выслана своевременно. Но он поступил опрометчиво, поручив
доставку ее на почтовых мальчику, совершенно несведущему в органном де-
ле. Вместо того чтоб держать посылку бережно на весу, неопытный посланец
кинул ее на дно телеги, а сам задремал. В этом положении он проскакал
несколько станций, как вдруг почувствовал, что кто-то укусил его за ик-
ру. Застигнутый болью врасплох, он с поспешностью развязал рогожный ку-
лек, в котором завернута была загадочная кладь, и странное зрелище вдруг
представилось глазам его. Голова разевала рот и поводила глазами; мало
того: она громко и совершенно отчетливо произнесла: "Разорю!"
Мальчишка просто обезумел от ужаса. Первым его движением было выбро-
сить говорящую кладь на дорогу; вторым - незаметным образом спуститься
из телеги и скрыться в кусты.
Может быть, тем бы и кончилось это странное происшествие, что голова,
пролежав некоторое время на дороге, была бы со временем раздавлена эки-
пажами проезжающих и, наконец, вывезена на поле в виде удобрения, если
бы дело не усложнилось вмешательством элемента до такой степени фантас-
тического. что сами глуповцы - и те стали в тупик. Но не будем упреждать
событий и посмотрим, что делается в Глупове.
Глупов закипал. Не видя несколько дней сряду градоначальника, гражда-
не волновались и, нимало не стесняясь, обвиняли помощника градоначальни-
ка и старшего квартального в растрате казенного имущества. По городу
безнаказанно бродили юродивые и блаженные и предсказывали народу всякие
бедствия. Какой-то Мишка Возгрявый уверял, что он имел ночью сонное ви-
дение, в котором явился к нему муж грозен и облаком пресветлым одеян.
Наконец глуповцы не вытерпели; предводительствуемые излюбленным граж-
данином Пузановым, они выстроились в каре' перед присутственными местами
и требовали к народному суду помощника градоначальника, грозя в против-
ном случае разнести и его самого, и его дом.
Противообщественные элементы всплывали наверх с ужасающею быстротой.
Поговаривали о самозванцах, о каком-то Степке, который, предводи-
тельствуя вольницей, не далее как вчера, в виду всех, свел двух купечес-
ких жен.
- Куда ты девал нашего батюшку? - завопило разозленное до неистовства
сонмище, когда помощник градоначальника предстал перед ним.
- Атаманы-молодцы! где же я вам его возьму, коли он на ключ заперт! -
уговаривал толпу объятый трепетом чиновник, вызванный событиями из адми-
нистративного оцепенения. В то же время он секретно мигнул Байбакову,
который, увидев этот знак, немедленно скрылся.
Но волнение не унималось.
- Врешь, переметная сума! - отвечала толпа, - вы нарочно с квар-
тальным стакнулись, чтоб батюшку нашего от себя избыть!
И Бог знает, чем разрешилось бы всеобщее смятение, если бы в эту ми-
нуту не послышался звон колокольчика и вслед за тем не подъехала к бун-
тующим телега, в которой сидел капитан-исправник, а с ним рядом... ис-
чезнувший градоначальник!
На нем был надет лейб-кампанский мундир; голова его была сильно пере-
пачкана грязью и в нескольких местах побита. Несмотря на это, он ловко
выскочил с телеги и сверкнул на толпу глазами.
- Разорю! - загремел он таким оглушительным голосом, что все мгновен-
но притихли.
Волнение было подавлено сразу; в этой, недавно столь грозно гудевшей,
толпе водворилась такая тишина, что можно было расслышать, как жужжал
комар, прилетевший из соседнего болота подивиться на "сие нелепое и сме-
ха достойное глуповское смятение".
- Зачинщики, вперед! - скомандовал градоначальник, все более возвышая
голос.
Начали выбирать зачинщиков из числа неплательщиков податей, и уже
набрали человек с десяток, как новое и совершенно диковинное обстоя-
тельство дало делу совсем другой оборот.
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком
из них более накопились недоимки, к сборищу незаметно подъехали столь
известные обитателям градоначальнические дрожки. Не успели обыватели ог-
лянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в виду всей
толпы оказался точь-в-точь такой же градоначальник, как и тот, который,
за минуту перед этим, был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и
остолбенели.
Голова у этого другого градоначальника была совершенно новая и притом
покрытая лаком. Некоторым прозорливым гражданам показалось странным, что
большое родимое пятно, бывшее несколько дней тому назад на правой щеке
градоначальника, теперь очутилось на левой.
Самозванцы встретились и смерили друг друга глазами. Толпа медленно и
в молчании разошлась(13).
Примечания
6По "Краткой описи" значится под N8. Издатель нашел возможным не при-
держиваться строго хронологического порядка при ознакомлении публики с
содержанием "Летописца". Сверх того, он счел за лучшее представить здесь
биографии только замечательнейших градоначальников, так как правители не
столь замечательные достаточно характеризуются предшествующею настоящему
очерку "Краткою описью". - Изд. [вернуться]
7 Очевидный анахронизм. В 1762 году недоимочных реестров не было, а
просто взыскивались деньги, сколько с кого надлежит. Не было, следова-
тельно, и критического анализа. Впрочем, это скорее не анахронизм, а
прозорливость, которую летописец, по местам, обнаруживает в столь
сильной степени, что читателю делается даже не совсем ловко. Так, напри-
мер (мы увидим это далее), он провидел изобретение электрического телег-
рафа и даже учреждение губернских правлений. - Изд. [вернуться]
8 Новый пример прозорливости. Винтергальтера в 1762 году не было. -
Изд. [вернуться]
9 Ныне доказано, что тела всех вообще начальников подчиняются тем же
физиологическим законам, как и всякое другое человеческое тело, но не
следует забывать, что в 1762 году наука была в младенчестве. - Изд.
[вернуться]
10 Даже и это предвидел "Летописец"! - Изд. [вернуться]
11 Изумительно!! - Изд. [вернуться]
12 Этот достойный чиновник оправдался и, как увидим ниже, принимал де-
ятельнейшее участие в последующих глуповских событиях. - Изд. [вернуться]
13 Издатель почел за лучшее закончить на этом месте настоящий рассказ,
хотя "Летописец" и дополняет его различными разъяснениями. Так, напри-
мер, он говорит, что на первом градоначальнике была надета та самая го-
лова, которую выбросил из телеги посланный Винтергальтера и которую ка-
питан-исправник приставил к туловищу неизвестного лейб-кампанца; на вто-
ром же градоначальнике была надета прежняя голова, которую наскоро исп-
равил Байбаков, по приказанию помощника городничего, набивши ее, по
ошибке, вместо музыки вышедшими из употребления предписаниями. Все эти
рассуждения положительно младенческие, и несомненным остается только то,
что оба градоначальника были самозванцы. - Изд. [вернуться]
Нет комментариев. Оставить комментарий: |
|
|