|
|
|||
| Слово о полку Игореве | |||
|
250-251. Хинова, литьва, ятвязи, деремела и половци. Хинова — венгры (см. выше, 195-197); литва — литовские племена, северные соседи Галицко-Волынского княжества; ятвязи (ятвяги) — одно из балтийских племен, вошедшее позднее в состав литовской нации; деремела — название какого-то балтийского племени, родственного литовцам и ятвягам. 251. Сулиця — короткое метательное копье. 253-254. Древо не бологомъ листвiе сърони. «Не бологомъ» — не добром, не к добру, не вовремя. В данном случае Русь сравнивается с деревом, потерявшим листву раньше времени. 254. По Ръси и по Сули грады поделишя. Рось — правый приток Днепра, Сула — левый приток Днепра, та и другая — пограничные реки, отделявшие русские земли от половецких кочевий. «Грады поделишя» — речь идет о том, что половцы, Кончак и Гза, уже «поделили» между собою русские города, лежащие в приграничной полосе, по правому и левому берегам Днепра. 255-256. Донъ та, княже, кличеть и зоветь князи на победу. В данном случае налицо перемена ориентации в изложении по отношению к началу текста: если сначала Игорь устремляется к Дону, то здесь Дон в персонифицированном виде призывает к себе других русских князей. 258. Инъгварь и Всеволодь и вси три Мстиславичи. Согласно обобщающему исследованию Б. А. Рыбакова, Ингварь и Всеволод — родные братья Мстислава Ярославича, упомянутого выше (если это действительно он), сыновья Ярослава Изяславича Луцкого. «Вси три Мстиславичи» — сыновья князя Мстислава Ростиславича Храброго (Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972. С. 489). 259. Шестокрыльцы — эпитет, употреблявшийся по отношению к ангелам-серафимам. Как полагают Н. М. Дылевский и А. В. Соловьев, основываясь на данных южнославянского фольклора, такой эпитет мог употребляться также применительно к соколу и удалому витязю (Соловьев А. В. Восемь заметок к «Слову о полку Игореве» // ТОДРЛ. М.; Л., 1964. Т. 20. С. 371). 259-260. Не победными жребiи собе власти расхытисте. «Не побед-ными» — недостойными, нечестными; «власти» — здесь: волости, уделы. 261-262. Загородите полю ворота своими острыми стрелами. Эта фраза перекликается со словами Святослава в Ипатьевской летописи: «Не воздержавше уности отвориша ворота на русьскую землю» (Ипат. лет. Стб. 645). 264-266. Уже бо Сула не течеть... и Двина болотомъ течеть... подь кликомъ поганыхъ. От юго-восточной границы Руси автор «Слова» переходит к северо-западу. Намеки на борьбу против Литвы содержались уже в обращении к Роману и другим галицко-волынским князьям. Продолжая ту же тему, автор обращается к полоцким князьям — непосредственным соседям Литвы. Достойна внимания последовательность обращения автора «Слова» к князьям, представителям различных генеалогических ветвей: Мономаховичам (в соответствии с их иерархией), Ярославу Осмомыслу — потомку Ярослава Мудрого и, наконец, к полоцким князьям, потомкам Изяслава Владимировича, старшего брата Ярослава Мудрого. Таким образом, общим предком полоцких князей с другими героями «Слова» является лишь Владимир Святославич, «старый Владимир». 267-268. Единъ же Изяславъ сынъ Васильковъ позвони своими острыми мечи о шеломы литовьскыя. В дошедших до нас летописях об этом князе ничего не говорится: полоцкое летописание не сохранилось. 268-270. Притрепа славу деду своему Всеславу, а самъ подъ чьрлеными щиты на кръваве траве притрепанъ литовьскыми мечи. Всеслав Брячиславич (ум. 1101) — правнук Владимира Святославича и его первой жены Рогнеды, князь Полоцкий. Изложение основных деяний слывшего волшебником князя, см. ниже, 282-296. «Притрепа славу... а самъ притрепанъ» — в подлиннике непереводимая игра слов, связанная с употреблением одного и того же глагола «притрепати» в разных значениях: затмить, разбить (сразить). 271. Исходи юна кровь, а тъи рекъ. Место очень темное. В первом издании: «и с хотию на кровать и рекъ» — не дающее смысла. Принимаются поправки М. И. Маньковского, Н. К. Грунского и М. В. Щепкиной «исходи юна кровь», поддержанные Л. А. Булаховским (Булаховский. С. 476, 511). 271-272. Дружину твою, княже, птичь крылы приоде, а звери кровь полизашя. Фраза, вложенная в уста умирающего князя, наполнена отголосками библейских сказаний (см.: Перетц. С. 287), однако она не соответствует как стилистике «Слова», так и литературному этикету Древней Руси. Ей можно найти аналогии в скальдических строфах-висах, произносимых перед смертью героями исландских саг («Сага о Гисли», «Сага о Греттире»). Близкой аналогией ей являются слова Эгиля Скаллагримсона: «Охраняйте Анунда, вашего хозяина, и его дружину, чтобы звери и птицы не растерзали их трупов» («Сага об Эгиле» // Исландские саги / Редакция, вступ. статья и примеч. М. И. Стеблина-Каменского. М., 1956. С. 180). Возможно, в тексте эти слова восходят к какому-то не дошедшему до нас стихотворному произведению знаменитого викинга-скальда, о котором повествует эта сага. 272. Не бысть ту брата Брячислава, ни другого — Всеволода. Брячислав Василькович однажды упоминается в летописи (см.: Ипат. лет. под 1180 г. Стб. 620), о Всеволоде Васильковиче ничего не известно. 274-275. Изрони жемчюжну душю изъ храбра тела чресъ злато ожерелiе. Метафора: душа — бисер или жемчуг — известна в древнерусской литературе по «Хронике» Георгия Амартола: «свое естество душевное видяхъ яко бисеръ блещащься» (Истрин В. М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. Пг., 1920. Т. 1. С. 440). Представления о душе-жемчужине в византийской словесности восходят к раннехристианским каноническим и апокрифическим текстам, донесшим до нас элементы религиозно-философских учений, объявленных позднее еретическими. Так, в апокрифе «Деяния апостола Фомы», написанном, вероятно, в конце II – начале III в. на сирийском языке, содержится так называемый «Гимн души», доминирующими понятиями которого являются жемчужина и сверкающее одеяние — символы царства небесного и бессмертной души. Из новейших работ об этом см.: Poirier P.-H. L’Hymne de la Perle des Actes de Thomas. Louvain-la-Neuve, 1981. Греческий перевод гимна сохранился лишь в одной рукописи, но его отголоски вполне могли найти себе место в славянских литературах раннего средневековья. В свое время Д. В. Айналов отметил, что представления о душе как жемчужине характерны для Индии (Айналов Д. В. Замечания к тексту «Слова о полку Игореве» // Сб. статей. С. 177-178). Именно в индо-парфянских княжествах разворачивается действие в апокрифических «Деяниях Фомы». «Злато ожерелiе» — атрибут князя, как символический, так и реальный. 275. Уныли голоси, пониче веселье. Повторение уже известных фраз с некоторыми лексическими вариациями см. выше, 178. 275-276. Трубы трубять городеньскыя. Городенское княжество располагалось между реками Стырыо и Горынью возле г. Пинока, на рубеже Галицко-Волынских и Полоцких земель. Изяслав Василькович, вероятно, был городенским князем (см.: Перетц. С. 288). Упоминание об Изяславе Васильковиче в монологе Святослава не случайно. Великий князь Киевский Святослав был женат на полоцкой княжне Марии Васильковне, которая, по всей вероятности, была сестрой Изяслава и других полоцких князей, называемых далее (см.: Рыбаков. С. 99). Смысл включения данного эпизода в текст «Слова» таков: Изяслав Василькович погиб, в одиночестве сражаясь с внешними противниками Руси, в то время как остальные князья вели междоусобные войны. 277. Ярославле и вси внуци Всеславли. В первом издании: «Ярославе». Д. С. Лихачев предложил читать «Ярославли», имея в виду не одно конкретное лицо, а Ярославичей, целую княжескую ветвь — потомков Ярослава Мудрого, которые в течение длительного времени вели борьбу с полоцкими князьями, потомками Изяслава, названными по имени Всеслава, наиболее значительного князя из этой ветви, — Всеславовыми внуками (Лихачев Д. С. Комментарий исторический и географический // «Слово о полку Игореве» / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1950. С. 452). 278. Вонзите свои мечи вережена. Как следует переводить причастие «вережени», не совсем понятно. Возможны варианты: поврежденные, брошенные или опозоренные, покрытые позором. 278-279. Уже бо выскочисте изъ деднеи славы. Имеется в виду слава ранее названных княжеских ветвей — сыновей Ярослава Мудрого, сменявших друг друга на киевском «золотом столе», и самого Всеслава. 281. Которою бо беше насилiе. «Которою» — тв. п. причины существительного ед. ч. ж. р. «котора» (см. выше, 163). 282-283. На седьмомъ веце Трояни вьрже Всеславъ жребiи о девицю себе любу. «На седьмомъ веци Трояни» следует понимать: последние времена язычества, так как понятие «седьмой» в средневековье ассоциировалось с понятием «последний». Троян — см. выше, 34. Всеслав — см. выше, 268-270. Представление о нем как о князе-волшебнике, князе-волхве отразилось в сочинениях, написанных еще при жизни Всеслава. Так, в «Повести временных лет» (под 1044 г.) говорится: «его же роди мати отъ вълхованiя». В 1063 и 1067 гг. он дважды захватывал и сжигал Новгород; в 1068 г., освобожденный восставшими киевлянами из «поруба», куда он был брошен по приказу Изяслава Ярославича, стал князем Киевским, однако через 7 месяцев бежал в Полоцк. Имеется ряд общих черт, роднящих князя-волшебника Всеслава Полоцкого с былинным богатырем-кудесником Волхом Всеславьевичем (см.: Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым: Изд. 2-е дополненное / Подготовили А. П. Евгеньева и Б. Н. Путилов. М., 1977. С. 433). «Девицю себе любу» — под «девицей», вероятно, имеется в виду Киев, овладеть которым хотел Всеслав. 283. Клюками подъпьръ ся, окони. «Клюками» — хитростями. Возможно, Всеслав мог подстрекать киевлян к бунту против Изяслава, и кони, которых потребовали у Изяслава киевляне, явились поводом к этому бунту. 284-285. Дотчеся стружiемъ злата стола Кыевьскаго. Словосочетание «дотчеся стружiемъ» в тексте «Слова» употреблено не случайно: оно намекает на краткий срок пребывания Всеслава киевским князем. Стружие — см. примеч. к 74-75. 285-286. Скачи отъ нихъ лютымъ зверемъ въ пълночи изъ Белаграда. Изображение поспешного бегства Всеслава из Киева. По определению Б. А. Ларина, «лютый зверь» древнерусских памятников — это рысь (Ларин Б. А. История русского языка и общее языкознание. М., 1977. С. 46-50), однако такое значение определяется не во всех контекстах, где встречается сочетание «лютый зверь». Белгород — пригород Киева, княжеская резиденция. 286. Обесися сине мьгле. Предлагались разные переводы: покрыт синей мглой, сокрылся в синей мгле, окутался синим туманом, объятый синей мглой и др. Общий смысл: скрылся во мгле; лексическая многозначность древнерусского текста оставляет широкие возможности для передачи стилистики оригинала. 287. Утърже вазни съ три кусы. Это место очень долго оставалось без осмысленной интерпретации: в первом издании «утръ же возни стрикусы». Лишь в 1958 г. Р. О. Якобсон предложил читать: «утръже вазни съ три кусы» (Якобсон. С. 104). Данное словоделение было принято всеми последующими комментаторами, которые, однако, разошлись во мнениях по поводу трактовки словосочетания «съ три кусы». Н. М. Дылевский и А. В. Соловьев переводили: урвал счастья с три клока. Д. С. Лихачев: с трех попыток отворил ворота Новгороду (с иной пунктуацией). По соображениям синтаксического и грамматического характера перевод Н. М. Дылевского и А. В. Соловьева предпочтительней (см.: Мещерский Н. А. К интерпретации чтения «с три кусы» в «Слове о полку Игореве» // Проблемы истории феодальной России. Сб. статей к 60-летию проф. В. В. Мавродина. Л., 1971. С. 95-96). Отвори врата Новуграду. Дважды, в 1063 и 1067 гг., Всеслав брал Новгород (см. выше, 282-283). 288. Разъшибе славу Ярославу. Всеслав, разорив Новгород, на какое-то время нарушил в нем государственный порядок, дарованный новгородцам «грамотами» Ярослава Мудрого, княжившего в Новгороде до 1016 г. Скочи вълкомъ до Немиги. Речь идет о столкновении выступившего из Новгорода Всеслава с дружиной Изяслава Ярославича (и его братьев Святослава и Всеволода) на реке Немиге в 1068 г., где Всеслав был разбит и пленен. 289. Съду токъ. В источниках текста: «съ Дудутокъ», однако топоним Дудутки не имеет до сих пор прямого приурочения. Н. М. Карамзин полагал, что это монастырь «на Дудутках» под Новгородом, Н. П. Барсов — что это местность под Киевом (см.: Булаховский. С. 487). Однако оба эти указания не вполне достоверны. В связи с этим принимаем чтение Р. О. Якобсона «съду токъ» — подготовил ток (Якобсон. С. 106, 120). Написание «съ Дудутокъ» является диттографией — повторением слога «ду», правда, формула «дуть ток» в устной эпической традиции восточных славян, указанная Р. О. Якобсоном, пока не обнаружена. 289. На Немизе снопы стелють головами. Метафора битва — жатва для древнерусских воинских повестей является обычной (Адрианова-Перетц. С. 162-163) и восходит к библейским книгам. В данном месте «Слова» битва дружин Всеслава и Изяслава Ярославича сравнивается с молотьбой. Яркая и выразительная, эта развернутая метафора не имеет аналогий в других памятниках. 293-294. Всеславъ князь людямъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь вълкомъ рыскаше. По существовавшим представлениям, Всеслав, как князь-волшебник, мог распоряжаться судьбами подвластных ему людей и даже с помощью колдовских чар делить города между князьями. Представление о волке как оборотне является очень древним и восходит к индоевропейской традиции (см.: Иванов Вяч. Вс. Реконструкция индоевропейских слов и текстов, отражающих культ волка // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1975. Т. 34, № 5, с. 399-408). 294-296. Изъ Киева дорыскаше до куръ Тьмутороканя, великому Хърсови вълкомъ путь прерыскаше. Здесь подчеркивается быстрота передвижения оборотня Всеслава, за ночь пробегавшего от Киева до Тмуторокани и от Полоцка до Киева. Хоре — божество славян, связанное с культом солнца (см.: Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянская мифология // Мифы народов мира. Т. 2. С. 452-453). Географическая и астрономическая точность описания пути Всеслава столь велика, что оно воспринимается как метафоризированное только современными читателями: Всеслав, двигаясь из Киева в Тмуторокань (с севера на юго-восток), действительно, перебегал дорогу солнцу, двигающемуся с востока на запад. Сюжетное совпадение данного места повествования о Всеславе с южнославянскими сказаниями о Трояне отметил еще Ф. И. Буслаев (Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Т. 1. Русская народная поэзия. Спб., 1861. С. 385 и сл.). Весьма интересно, что текст легенды о Всеславе имеет определенные языковые отличия от основного текста «Слова» — в нем широко представлен имперфект нового образования (типа «судяше, рядяше»). «До куръ» — до петухов, до петушиного пения, до рассвета, что подтверждается совпадением со сказаниями о Трояне. Толкования «до городских стен» (В. А. Захаров, Н. А. Баскаков, А. Н. Робинсон и др.), безусловно, неосновательны. См. об этом: Дылевский Н. М. Неоправданный возврат к прежнему — «Изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя» в «Слове о полку Игореве» // «Проблемы изучения культурного наследия». М., 1985. С. 99-106. 296. Тому въ Полотьске позвонишя заутренюю рано у Святыя Софеи въ колоколы, а онъ въ Кыеве звонъ слышя. Еще раз подчеркивается, что Всеслав-оборотень передвигался только в ночное время и с необыкновенной быстротой, достигая цели своего путешествия до петушиного пения и во время звона к заутрене. 298-299. Аще и вещя душя въ друзе теле, нъ чясто беды страдаше. В. Ф. Миллер, А. А. Потебня, А. И. Смирнов, Е. В. Барсов, В. Н. Перетц и последующие комментаторы приняли поправку «въ дръзе теле» — в храбром теле, дерзком, смелом. «Если, однако, — пишет Л. А. Булаховский, — принять недавно сделанную ссылку на выражение скальдов eigi einhamr — «у кого больше одной оболочки», т. е. тела, то данную конъектуру можно оспаривать» (Булаховский. С. 490). 300-301. Ни хытру, ни горазду, ни пытьцю горазду суда Божiя не минути. В первом издании: «птицю горазду»; принимается поправка Л. А. Булаховского: «пытьцю» — колдуну; ср. древнерусское «пытьливыи» — обладающий чародейской силой (Булаховский. С. 490). На основании этой же конъектуры возможен перевод: искателю счастья, ср. совр.: пытать счастья. Словосочетание «судъ Божiи» в данной фразе может иметь два толкования: час кончины и судьба, причем ни то ни другое не связано с христианскими догматами. Автор приписывает «припевку» своему предшественнику Бояну, однако, по всей видимости, это широко распространенный афоризм пословичного типа, параллели которому обнаруживаются в средневековых литературах различных народов. Ср.: «Но никто не избежит того, что ему назначено» («Сага о Греттире». Новосибирск, 1976. С. 113). 302-303. О, стонати Русьскои земли, помянувьше пьрвую годину и пьрвыхъ князей. Автор «Слова» напоминает о могуществе Киевской Руси в годы княжения Игоря, Святослава, «старого Владимира» — Владимира Святославича. 303-304. Того старого Владимира не льзе бе пригвоздит къ горамъ Кыевськымъ. По-видимому, подчеркивается широкий политический кругозор Владимира и масштабы его походов. 305. Ныне сташя стязи Рюрикови, а друзiи Давидови. Упоминание о том, что стяги «стараго Владимира» ныне принадлежат Рюрику и Давыду Ростиславичам (о них см. выше, 230), не совсем понятно. Хотя номинально Святослав и Рюрик Ростиславич были соправителями, военная власть, очевидно, принадлежала Рюрику. Давыд Ростиславич, как известно, далеко не всегда выступал на стороне своего брата и во время похода 1184 г. повернул свои смоленские дружины назад. 306. Розьно ся имъ хоботы пашють, копiя поють. «Хоботы» — бунчуки, конские хвосты на древках, значки. В тексте памятника «хоботы» семантически явно противопоставлены «стягам» и другим воинским атрибутам. Метафорическая картина, представляющая несогласие двух князей: их стяги развеваются в разные стороны, звук ветра, дующего сквозь копья, воспринимается как различный. Это описание — еще один образец картины, метафорической по форме и одновременно поразительно точной по содержанию. 307. На Дунаи Ярославнынъ гласъ слышать. Этими словами начинается знаменитый «плач Ярославны», один из наиболее поэтических текстов древнерусской литературы. По своей жанровой природе плач Ярославны напоминает славянские причитания; некоторая аналогия ему — древнеанглийский «Плач жены» (см.: Древнеанглийская поэзия. М., 1982. С. 60-61). Дунай — эпическое название реки, распространенное у славянских народов: как и многочисленные гидронимы Восточной Европы, название Дунай связано с иранским «река». Ярославна — жена князя Игоря, дочь Ярослава Осмомысла (см. выше, 236); в «Поколенной росписи» князей, упоминаемых в «Слове о полку Игореве», приложенной к первому изданию, названа Евфросинией. Это имя могло быть взято из «Родословника князей великих и удельных рода Рюрика» Екатерины II, напечатанного в 1793 г. В летописях его нет. Имя Евфросинии встречается в Любечском синодике, но исследователи высказывают серьезные сомнения в том, что здесь Евфросинией названа жена Игоря Святославича (см.: Словарь-справочник. Вып. 6. С. 198-199). «Слышить» — иногда исправляют: «ся слышить», однако в древнерусском языке глагол «слышати» без возвратной частицы мог иметь значение «слышаться». Против исправления высказались С. П, Обнорский и Л. А. Булаховский (см.: Булаховский. С. 469-470). 307-308. Зегзацею незнаемъ рано кычеть. Многие комментаторы полагали, что этим словом названа кукушка, имея в виду словарную параллель в «Молении Даниила Заточника» и «Задонщине». Однако, по данным Н. В. Шарлеманя, «зiгзiчкой» в украинских говорах называют чайку (Шарлемань. С. 115). Параллель в русских брянских говорах обнаружил В. А. Козырев (Козырев В. А. Словарный состав «Слова о полку Игореве» и лексика современных русских народных говоров / /«Слово о полку Игореве» и памятники древнерусской литературы. Л., 1976. С. 80-81). Отмечалось также, что сам контекст плача Ярославны вызывает представление именно о водяной птице, летящей над рекой, а не о лесной птице — кукушке (Мещерский Н. А. К вопросу о территориальном приурочении. С. 76). «Чайка небога» —символ тоскующей женщины в украинском фольклоре (Там же). «Незнаемъ» — обычно комментаторы исправляют эту форму на «незнаема» по смыслу, предполагая, что в этом предложении опущено подлежащее ж. р. Однако такое исправление недостаточно обоснованно, потому что синтаксически глагол «кычеть» и причастие согласуются с подлежащим «гласъ». 309. Омочю бебрянъ рукавъ въ Каяле реце. Долгое время исследователи считали, что речь идет о рукаве женской одежды, отороченном бобровым мехом, это понимание текста отражено в подавляющем большинстве поэтических переводов «Слова». Но, как показывают материалы «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия, «Повести об Акире Премудром» и древнерусского перевода библейской книги «Есфирь», слово «бьбръ» обозначало тонкую полотняную или шелковую ткань (см.: Мещерский Н. А. К толкованию лексики «Слова о полку Игореве» // «Уч. зап. Ленинградского гос. университета». 1956. № 198, вып. 24. С. 5-6). Значительно позже опубликования данной статьи, в 1978 г. был обнаружен экземпляр первого издания «Слова», где словосочетание «бебрянъ рукавъ» было отмечено маргиналией «шелковый», сделанной почерком первой пол. XIX в. (см.: Гребенюк В. П., Гончарова Т. Б. Неизвестный экземпляр первого издания «Слова о полку Игореве» // «Слово о полку Игореве»: Памятники литературы и искусства XI-XVII веков. М., 1978. С. 180-181). Ныне данное понимание разделяется подавляющим большинством комментаторов. 311. Ярославна рано плачеть въ Путивле на забрале, а ркучи. Этот рефрен далее повторяется еще дважды, причем при втором его воспроизведении избирается вариант с полногласными сочетаниями, в чем сказалось незаурядное стилистическое мастерство автора (подробнее см.: Мещерский Н. А. История русского литературного языка. Л„ 1981. С. 78-79). «Въ Путивле» — в отношении местопребывания Ярославны «Слово» расходится с другими историческими источниками. Согласно В. Н. Татищеву, который опирался на не дошедшие до нас летописные свидетельства, Ярославна находилась в Новгороде-Северском, откуда и выехала для встречи бежавшего из плена Игоря (см.: Татищев В. Н. История Российская: В 7 т. М.; Л., 1964. Т. 4. С. 305-306). По-видимому, автор «Слова» не знал точно, где находилась Ярославна. Достоверность сообщений В. Н. Татищева в тех случаях, когда они содержат не известные по другим источникам факты, в частности той дополнительной информации, которая имеется в его изложении событий 1185 г., неоднократно подчеркивалась в работах крупнейших советских историков (см.: Тихомиров М. Н. Русская культура X-XVIII веков. М., 1968. С. 60-61; Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972. Гл. 2). 313-314. Чему мычеши хыновьскыя стрелкы на своею нетрудную крыльцю на моея лады вои. Здесь название «хыновьскыя» употребляется в более широком смысле, обозначая всю совокупность кочевых тюркоязычных племен и их соседей. Возможно, в этом эпитете сохранились воспоминания о гуннах (см. 196-197). Образ легких крыльев ветра имеет параллель в одном из «Слов» Кирилла Туровского, где ангелы «облакы крилы ветреними приносять». Слово «лада» в значении: любимый, любимая, супруг, супруга — представлено в восточнославянском фольклоре, преимущественно в песнях и причитаниях, но в древнерусских памятниках не встречается. 314-315. Мало ли ти бяшеть горъ подъ облакы веяти. Предлагалось исправление: «горе» — наверху, однако оно не обязательно. В восточнославянском фольклоре «гора» ассоциируется с чем-либо зловещим, предвещающим недоброе. Море, упоминаемое далее, — также чуждая славянам стихия. 319. О Днепре Словутичю. Этот редкий эпитет Днепра встречается еще раз в «Повести о Сухане», где герой приезжает «ко быст<р>у <Д>непру Слаутичю» (Малышев В. И. Повесть о Сухане. М.; Л., 1956. С. 141). «Днепр Словута» встречается также в украинских думах. Эпитет фиксирует смысловую контаминацию слов «слава», «слыть» и названия реки Славуты — притока Припяти, впадающей в Днепр. 320. Посады — боевые ладьи (об этом термине см.: Богородский Б. Л. Об одном термине из «Слова о полку Игореве» (насадъ-носадъ) // «Уч. зап. Ленинградского гос. пединститута им. А. И. Герцена»: Кафедра русского языка. 1955. Т. 104. С. 228-254). 323-324. Светлое и тресветлое сълнце. В «Шестодневе» Иоанна, экзарха Болгарского, имеется образ солнца «трьми светы сияюще» (см.: Адрианова-Перетц В. П. Об эпитете «тресветлыи» в «Слове о полку Игореве» // «Русская литература». 1964, № 1. С. 87; Адрианова-Перетц. С. 174). В среднеболгарском памятнике XV в. «Служба святым отца пророку» несколько раз встречается словосочетание «трисветлое солнце» — также в применении к божеству (см.: Лихачев Д. С. «Тресветлое солнце» плача Ярославны // ТОДРЛ. Л., 1969. Т. 24. С. 409). 325. Въ поле безводне. Как сказано в Лаврентьевской летописи (под 1185 г.), воины Игоря «изнемогли бо ся бяху безводьемъ». 326. Луци съпряже... тулы затъче. См. выше, 49. Явные или скрытые отсылки к сказанному ранее, создающие параллелизмы или антитезы, — характерная черта поэтической манеры автора «Слова». 327. Прысну море полунощи. Слово «полунощи» можно понимать двояко: астрономически — в полночь и географически — к северу, на севере. Первое понимание предпочтительней: неясно, какое море могло располагаться к северу от места пребывания Игоря в плену. 329-330. Погасошя вечеру зори. Возможно, что речь идет не о вечерней заре, а о звездах, зашедших за горизонт; звезда в совр. укр.: зiра, зiрка, зiрниця (Гринченко Б. Словарь украïньскоï мови. Киïв, 1908. Т. 2. С. 154). 332-333. Комоньнъ въ полуночи Овлуръ свисну за рекою, велить князю разумети. В первом издании: «комонь въ полуночи Овлуръ свисну...», что при переводе «коня в полуночи Овлур свистнул за рекою» не дает связи с последующими словами «велить князю разумети». Принимается поправка Л. А. Булаховского «комоньнъ» — конный (Булаховский. С. 487-488). Искажение текста объясняется гаплологической ошибкой — утратой одного из двух рядом стоящих знаков. Данный перевод полностью проясняет смысл: Овлур уже с конями подает сигнал Игорю. Овлур — имя половецкого воина, бежавшего на Русь вместе с Игорем. Как сообщает Ипатьевская летопись, он был «родомъ половчинъ». Происхождение этого имени остается загадкой. Существует несколько этимологий, объясняющих имя как тюркское, возможно, что перед нами половецкая адаптация христианского имени Лавр. Предполагалось также вейнахское (чеченское) происхождение имени (см.: Менгес. С. 92-94). Если верить сообщениям В. Н. Татищева, Овлур занимал довольно высокое положение в половецком войске и сочувствие его Игорю было вызвано обидой на своих соплеменников. В. Н. Татищев пишет, что мать Овлура была русская, уроженка Новгород-Северского княжества, но сам Овлур был крещен лить после бегства Игоря из плена (Татищев В. Н. История Российская: В 7-ми тт. М.; Л., 1964. Т. 3. С. 138-145). 333. Князю Игорю не быть. Смысл этой реплики ясен, однако текст, видимо, испорчен (Обнорский. С. 59). 334-335. Вежи ся половецкыи подвизашя. В первом издании: «подвизашя ся» — описка: дважды повторена частица «ся», которая по нормам древнерусского языка могла стоять как перед глаголом, так и после него. 336. Гоголь — водоплавающая птица. 337. Скочи съ него босымъ вълкомъ. По поводу словосочетания «босый волк» существует обширная литература. В брянских говорах словосочетание «бегать как босый волк» означает: быстро бегать (Козырев В. А. Словарный состав «Слова о полку Игореве» и лексика современных русских народных говоров // «Слово о полку Игореве» и памятники древнерусской литературы. Л., 1976. С. 95). 341-342. Претъргоста бо своя бьрзая комоня. И сказуемое, и дополнение стоят в формах двойств. ч., согласуясь с подразумеваемым подлежащим. Употребление форм двойств, ч. здесь соответствует смыслу излагаемого, не исключено, что Игорь и Овлур, отправляясь в далекий путь, не имели запасных коней. Ипатьевская летопись описывает побег Игоря из плена следующим образом: «Сии же пришедъ ко реце, и перебредъ, и вседе на конь, и тако поидоста сквозь вежа... И иде пешь 11 день до города Донця, и оттоле иде во свои Новъгородъ и обрадовашася ему» (Ипат. лет. Стб. 651). 342-344. Донець рече: «Княже Игорю, не мало ти величiя, а Кончяку нелюбы, а Русьскои земли веселiя». Обращения человека к явлениям и стихиям природы встречаются в фольклоре, откуда они, видимо, попали в плач Ярославны, но диалог человека и реки имеет косвенные аналогии лишь в сказках. «Не мало ти величья» — формула взаимной похвалы Донца и Игоря, возможно традиционная для заклинаний-благопожеланий. 345. Лелеявъшю князя на вълнахъ. Может быть, какую-то часть пути Игорь и Овлур преодолели по реке — в лодке или верхом по речному мелководью, чтобы не оставлять следов на берегах. 348-349. Чаицями на струяхъ, чьрнядьми на ветрехъ. «Чаица» — один из видов чаек. «Чернеть» — название нырковых уток (Шарлемань. С. 113). 349-350. Не тако ли, рече, река Стугна, худу струю имея, поясьръши чюжи ручьи и струги, рострена къ усту. Стугна — правый приток Днепра ниже Киева. В первом издании: «ростре на кусту». Принимается поправка М. А. Максимовича, поддержанная Н. С. Тихонравовым, А. А. Потебней и другими комментаторами. Слово «струга» — струя — обычно для южнославянских памятников XVI—XVII вв. (Котков С. И. Из старых южнорусских параллелей к лексике «Слова о полку Игореве» // ТОДРЛ. М.; Л., 1961. Т. 17. С. 68-69). 351. Уношю князя Ростислава затвори дне. В первом издании: «князю Ростиславу» — очевидная описка под влиянием формы «уношю». В «Повести временных лет» (под 1093 г.) рассказывается о том, что Владимир Мономах и Ростислав, потерпев поражение от половцев, «прибегоша к реце Стугне и вбреде Володимерь с Ростиславомъ, и нача утопати Ростиславъ пред очима Володимерима. И хоть похватити брата своего, и мало не утопе самъ. И утопе Ростиславъ сынъ Всеволожь». Далее сказано: «И плакася о немъ мати его и вси людьи печалиша си по немъ уности его ради». Как видно из текста, эти выражения воспроизведены автором «Слова» почти буквально. Дне при темне березе. В первом издании: «Днепрь темне березе» — без грамматического согласования (Днепрь — притяжательное прилагательное, но не существительное). Поправка «дне» (на дне) известна уже давно (П. П. Вяземский, М. В. Щепкина и др.). «Темне березе» — прилагательное «темный» имеет здесь не столько цветовую, сколько эмоциональную окраску. 353. Унышя цвЪты жялобою, и древо ся тугою къ земли приклонило. Повторение уже встречавшейся однажды формулы с вариативным лексическим наполнением. Обоснование поправки: «древо ся тугою» — вместо предлога «съ», вероятно, имелась возвратная частица в положении перед глаголом, «тугою» — тв. п. в значении причины. 356—357. Полозiе ползошя только. Источники текста воспроизводят это место по-разному: первое издание «полозiю ползошя» в переводе: двигались... по сучьям. Екатерининская копия: «по лозию ползаша». Принимаем поправку Вс. Ф. Миллера и Е. В. Барсова, обоснованную натуралистом Н. В. Шарлеманем: «полозю — полозы, крупные неядовитые степные змеи» (Шарлемань. С. 121-122). 358-365. Мълвить Гза къ Кончякови: «Аже соколь къ гнезду летить» и т. д. Стилистически разговор половецких ханов близок двум отрывкам «Слова» — «речи бояр» и предсмертной фразе Изяслава Васильковича: для этого фрагмента «Слова» характерно обилие поэтических синонимов, неоднократно встречавшихся в тексте ранее. «Злачеными стрелами» — об эпитете «золотой, золоченый» применительно к княжеским атрибутам см. выше, 51. В соответствии с литературным этикетом времени создании «Слова» у русского князя «златъ стремень», «златыи шеломъ», у половецких ханов — «злаченые стрелы». Глагол «опутати» является, с одной стороны, термином соколиной охоты, с другой стороны, устойчивым элементом фразеологии свадебного фольклора. В данном контексте словесные ассоциации объединяют оба значения. Владимир Игоревич (сын Игоря) во время пребывания в плену женился на дочери Кончака. По всей вероятности, договоренность об этом браке существовала задолго до похода и плена Игоря — ранее Игорь и Кончак неоднократно выступали как союзники. На Русь Владимир Игоревич вернулся в 1187 г. По сообщению Ипатьевской летописи: «приде Володимерь ис половець с Коньчаковною, и створи свадбу Игорь сынови своему и венча его и съ детятемъ» (Ипат. лет. Стб. 659). Время возвращения Владимира Игоревича из плена иногда принимается за аргумент для датировки «Слова» временем после лета 1187 г., с чем трудно согласиться. 366. Рекъ Бояяъ и Ходына. В первом издании: «и ходы на». Принимается исправление И. Е. Забелина: «Ходына» (Забелин И. Заметка об одном темном месте в «Слове о полку Игореве» // «Археологические известия и заметки». М., 1894, № 9. С. 297-301), поддержанное и другими комментаторами (В. Н. Перетц, Д. С. Лихачев и др.). Такое чтение подтверждается употреблением далее форм двойств. ч. — «песнотворця». В древнегерманской поэтической традиции сохранились отголоски исполнения поэтических произведений двумя певцами (см.: Стеблин-Каменскии М. И. Древнескандинавския литература. М., 1979, С. 67-68; Шарыпкин Д. М. «Рекъ Боянъ и Ходына» // Скандинавский сборник. 18. Таллин, 1973. С. 195-201). В одном из древнеанглийских поэтических памятников говорится: Мы со Скиллингом возгласили / Голосами чистыми / Зычно пред хозяином / Песносказанье наше. («Видсид» // Древнеанглийская поэзия. М., 1982. С. 20). Правда комментаторы этого отрывка (Там же. С. 259) расходятся во мнениниях относительно того, кому принадлежит имя Скиллинг — сотоварищу певца по поэтическому искусству или музыкальному инструменту певца. 367. Ольгова коганя хоти. Как думают исследователи, Боян и предполагаемый Ходына были любимцами («хоти») Олега Святославича. Олег Святославич (см. 76) был Тмутороканским князем, поэтому наименование его каганом вполне закономерно. В древнерусских литературных памятниках и надписях каганами назывались Владимир и Ярослав Мудрый. По мнению С. А. Высоцкого, этот титул носил также Святослав Ярославич и, возможно, другие великие князья второй половины XI в. (Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской XI-XIV вв. Киев, 1966. Вып. 1. С. 49-52). 370-371. Девици поють на Дунаи, вьються голоси чрезъ море до Кыева. Не вполне ясно, идет ли речь о реальном Дунае или о Дунае как эпической реке. Возможно, таким образом выражается радость жителей дунайских берегов по поводу того, что с возвращением Игоря на Русь миновала угроза вторжения половцев на запад (см. выше: «и великое буйство подаста хинови», 196-197). 372. Игорь едеть по Боричеву. Боричев взвоз (подъем) — кратчайший путь между Верхним городом и Подолом в Киеве (современный Андреевский спуск). 372-373. Къ святеи Богородици Пирогощеи. Речь идет о церкви в Киеве на Подоле, построенной в 1132 г. при Мстиславе. Церковь названа так по находившейся в ней иконе Богородицы Пирогощеи, привезенной в Киев из Византии. Этимология названия «Пирогощая» до сих пор вызывает споры. Д. С. Лихачев, ссылаясь на В. 3. Завитневича, Н. П. Кондакова, считает, что «Пирогощая» означает «башенная», и объясняет происхождение этого названия тем, что в Константинополе эта икона находилась во Влахернской церкви, похожей на башню (Лихачев. С. 222-224, 227-228). Более вероятна этимология А. И. Соболевского, который считал, что «Пирогощая» — притяжательное прилагательное от имени Пирогость; возможно, это имя купца или боярина, привезшего икону из Константинополя в Киев (Соболевский А. И. Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. Спб., 1910. С. 236). Следует иметь в виду, что «Пирогощая» — не официальное наименование иконы и церкви, а народное. О связях Влахернского храма в Константинополе с Древней Русью и с Киевом в частности см.: Александров А. Об установлении праздника Покрова Пресвятой Богородицы в русской церкви // Журнал Московской патриархии». 1983, № 10. С. 77). Б. А. Рыбаков показал, что если Игорь едет по Боричеву к Пирогощей, то он не въезжает в Киев, как думали ранее, а едет из Верхнего города, где располагалась княжеская резиденция, на Подол, т. е. направляется в сторону Чернигова после встречи с великими князьями Святославом и Рюриком (Рыбаков. С. 276). Возможно, Игорю были устроены торжественные проводы. Страны рады, града весели. Ипатьевская летопись отмечает радость, с которой во всех городах встречали вернувшегося из плена Игоря: «...иде же во свои Новъгородъ, и обрадовашася ему. Из Новагорода иде ко брату Ярославу к Чернигову... Ярослав же обрадовася ему... и радъ бысть ему Святославъ, такъ же и Рюрикъ сватъ его» (Ипат. лет, Стб. 651). 375-376. Слава Игорю Святъславличю, буи туру Всеволоду, Владимиру Игоревичю. Два отчества «Святъславличю» и «Игоревичю», имя «Всеволоду» в этой фразе не согласованы грамматически с именем и прозвищем «буи туру» и имеют варианты по источникам (Святъславлича, Всеволоде — в первом издании; Святьславличь, Всеволоде, Игоревичь — в Екатерининской копии). Весьма вероятно, что во всех трех случаях мы встречаем внесенные в текст читательские пометы — глоссы, поясняющие, о ком именно идет речь в Заключительной части текста. Выше подобные случаи можно предполагать в уникальных прозвищах князей Гориславличь и Осмомыслъ. 377-378. Княземъ слава, а дружине. Аминь. В первом издании и Екатерининской копии между словами «дружине» и «аминь» нет точки, хотя в первом издании слово «аминь» набрано с прописной буквы, а в переводе читается: «Слава князьям и дружине!» Чтение первого издания (отсутствие знаков препинания) повлияло на перевод В. А. Жуковского: «Слава князьям, а дружине аминь!» — и И. А. Новикова: «...а дружине, полегшей в бою, — вечная память!». Подобное прочтение древнерусского текста совершенно невозможно — слово «аминь» древнееврейского происхождения, обозначающее: истинно, верно. Так обычно заканчивались во всех христианских странах богослужебные и учительные тексты, оно также стало устойчивой концовкой для литературных произведений. Слово о походе Игоревом, Игоря,
сына Святославова, внука Олегова.
Перевод реконструированного текста |
Нет комментариев. Оставить комментарий: |
|
|