Чанышев А.Н.
Курс лекций по древней философии

(Фрагменты)
IX X XI — . . . XXIV XXV XXVI XXVII XXVIII XXIX

ЛЕКЦИЯ XXVIII
TEMA 71. ЛОГИКА АРИСТОТЕЛЯ
Логическое учение Аристотеля ныне оценивается с точки зрения современной логистики. Однако в курсе истории античной философии важно показать связь логики Аристотеля с его метафизикой. ибо эта связь многое проясняет как в метафизике, так и в логике. Выше мы уже видели, что основной закон бытия, согласно которому одно и то же не может одновременно в одном и том же смысле существовать и не существовать, обладать и не обладать одним и тем же свойством, есть также и закон мышления.
Вместе с тем в логике Аристотеля кое-что останется непонятным, если не выйти за ее пределы и не обратиться к гносеологии философа и связанной с ней метафизике. Наиболее трудна проблема происхождения знания общего, первых начал. При рассмотрении теории познания Аристотеля для нас так и осталось неясным, каким образом возникает знание общего. А выяснить это можно лишь исходя из общей философской доктрины Аристотеля, как она изложена прежде всего в "Метафизике". Иначе возникнет неразрешимое противоречие в конце "Второй аналитики", где сказано, что якобы "ясно, что первые [начала] нам необходимо познать через наведение (т. е. через индукцию, через движение мысли от частного к общему, от чувственного восприятия к понятию и суждению, это линия эмпиризма. - А. Ч.), ибо таким именно образом восприятие порождает общее" 1 /Аристотель. Соч., т. 2, Вторая аналитика, II, 19, с. 345./. И здесь же говорится, что "началом науки будет нус", т. е. разум. Здесь возникает проблема неполной индукции.
Обычно считается, что Аристотель признавал лишь полную индукцию, а неполную недооценивал, между тем именно проблема неполной индукции у Аристотеля и дает ключ к его гносеологии, да и сама получает объяснение лишь в системе гносеологии и даже всей его метафизики. Активность разума, о которой говорилось выше, состоит прежде всего в том, что он совершает акт неполной индукции, что на основе отнюдь не всех, а только нескольких случаев - и даже одного! - происходит скачок от частного к общему. Случаи - это представления души, скачок - деятельность активного разума, актуализирующего в пассивном интеллекте те формы бытия, на которые указывают единичные представления. Процитируем то замечательное место из сочинения "О душе", на которое мы уже ссылались в конце прошлой лекции: "Существо не имеющее ощущений, ничему не научится и ничего не поймет. Когда созерцают умом, необходимо, чтобы в то же время созерцали в представлениях" (III, 8, с. 440) . Это место объяснимо лишь в связи с логическим учением Аристотеля о неполной индукции, а сама неполная индукция, обычно третируемая при рассмотрении логики Аристотеля, приобретает в свете его метафизики и гносеологии важнейшее принципиальное значение.
Таким образом, логика Аристотеля - органическая часть его системно-рационализированного, философского, мировоззрения. Логика Аристотеля помогает понять даже его теологию. Бог Аристотеля - тоже логик, а поскольку Аристотель - первый логик, то в понятии своего бога Аристотель, можно сказать, обожествил самого себя. В самом деле, бог, по Аристотелю,- это мышление о мышлении, что и есть логика. Правда, выше отмечалась неясность предмета мысли бога: являются ли им формы бытия или формы мышления. Но здесь, по сути, нет противоречия, поскольку в силу панлогизма Аристотеля формы мышления и формы бытия тождественны.
Роль Аристотеля в логике. Аристотель - отец логики как систематпзированной науки о мышлении и его законах. Он опирался на Демокрита, Платона и других древнегреческих философов, но никто из них не создал науки о мыслительной деятельности рассуждающего человека. Аристотелевский бог - идеальный логик, созерцающий мыслительный процесс со стороны как его содержательной, так и формальной сторон. Правда, слово "логика" (как существительное) было еще неизвестно философу, он знал лишь прилагательное "логикос" ("относящееся к слову"). Он называл также высказывания, несовместимые с тем, что мы теперь называем логикой, "алога". Слово "логика" (как существительное) появилось лишь в зллинистическо-римские времена. Сам же Аристотель называл свою науку о мышлении аналитикой, и его главные логические работы называются "Первая аналитика" и "Вторая аналитика". В "Метафизике" аналитикой названо рассуждение (IV, 3, с. 62) . Употребляя слово "анализ", Аристотель понимал под этим разложение сложного на простое вплоть до далее неразложимых первоначал, или аксиом. В "Риторике" 1 /См.: Аристотель. Риторика. - В кн.: Аитичиые риторики. М., 1979./ автор говорит об "аналитической науке" (1359, в 10).
Но необходимо подчеркнуть, что логика для Аристотеля - не самостоятельная специальная наука, а инструмент всякой науки. Это и дало веское основание поздним комментаторам Аристотеля назвать всю совокупность его логических работ органоном, т. е. орудием, орудием всякого знания. Напомним, что "Opганон" включает в себя шесть работ - "Категории", "Об истолковании", "Первая аналитика", "Вторая аналитика", "Топика", "О софистических опровержениях" 2 /Все они вошли в цитируемый выше второй том издаваемого у иас четырехтомного собраиия сочинений Аристотеля./. Главными составными частями "Органона" являются "Первая аналитика", где открывается и исследуется силлогистическая форма рассуждения и вывода, и "Вторая аналитика", где говорится о доказательстве и его началах. Особое и весьма важное место в "Органоне" занимает также "Топика".
В качестве логика Аристотель формулирует основные законы мышления, определяет, что есть истина и что есть ложь. дает определение суждению и устанавливает вилы суждений, определяет силлогизм (умозаключение), устанавливает три фигуры силлогизма (умозаключения) и их модусы, исследует три вида доказательства, описывает типичные ошибки при доказательствах, как невольные (паралогизмы), так и намеренные (софизмы). Он исследует также индукцию и аналогию.
Законы мышления. Из четырех законов мышления традиционной логики Аристотель установил по крайней мере два - законы (запрещения) противоречия и исключенного третьего. Законы же тождества и достаточного основания у Аристотеля тоже намечены в учении о научном знании как знании доказательном (закон достаточного основания) и в тезисе, согласно которому "невозможно ничего мыслить, если не мыслить [каждый раз] что-нибудь одно" (Метаф. IV, 4, с. 64) - закон тождества.
Оо онтологическом аспекте закона [запрещения] противоречия говорилось выше как об основном законе бытия. Напомним, что в краткой экзистенциальиой форме этот закон звучит как "вместе сущесвовать и не сушсствовать нельзя" (там же, с. 63) или: "Не может одно и то же в то жe самое время быть и не быть" (ХI, 5, с. 187), а в полной - как утверждение: "Невозможно, чтобы одно и то же вместе (совместно, одновременно) было и не было присуше одному и тому же в одном и том же смысле" (IV, 3, с. 63). В "Метафизике" сформулирован и логический аспект закона [запрещения] противоречия в словах о том, что "нельзя говорить верно, вместе утверждая и отрицая что-нибудь" (IV, 6, с. 75). Этот аспект более определенно показан в логпческих работах Аристотеля, где не раз утверждается, что невозможно одно и то же одновременно утверждать и отрицать. Этот закон прямо обосновать нельзя, однако можно опровергнуть противоположный ему взгляд, показав его нелепость. Всякий, кто оспаривает закон [запрещения] противоречия, им пользуется. Далее, если не признавать этого закона, все станет неразличимым единством. Сюда же относятся вышеотмеченные соображения Аристотеля против скептика, который, утверждая, что все истинно или что все ложно, что оказывается нелепым с позиций практики, может это делать, лишь отвергая закон [запрещения] противоречпя.
Говоря об этом основном законе мышления, Аристотель учитывает те крайности, в которые впадали исследователи, подходившие к его открытию. Например, киник Антисфен считал, что надо говорить "человек есть человек", но нельзя сказать, что "человек есть живое существо" или "белый", или "образованный", потому что это означало бы некое "нарушение". В свете открытого Аристотелем закона можно лучше понять Антисфена. Утверждая, что "человек есть образованный", мы утверждаем, что "а есть не-а", ибо "образованный" - это не то, что "человек". Казалось бы, закон [запрещения] противоречия подтверждает это. Получается, что утверждение "человек есть образованный" означает, что человек есть одновременно и а [человек] и не-а [образованный].
Аристотель возражает: здесь нет а и не-а, человеку противостоит не "образованный", а не-человек, ведь противоречие может быть лишь в пределах одной категории, а "человек" и "образованный" относятся к разным категориям ("человек" - сущность, а "образованный" - качество) .
Закон [запрещения]" противоречия вызвал много возражений. Гегель критиковал Аристотеля, утверждая, что этот закон запрещает в действительности становление, изменение, развитие, что он метафизичен. Но возражение свидетельствует о непонимании Гегелем сути данного закона. У Аристотеля закон [запрещения] противоречий абсолютен, но он действует только в сфере актуального бытия, а в сфере возможного он не действует. Поэтому и становление, по Аристотелю, существует как реализация одной из возможностей, которая, будучи реализованной, актуализированной, исключает другие возможности, но только в действительности, а не в возможности. Если актуализированная возможность снова станет просто возможностью, ее сменит другая актуализированная возможность. Определив границы своей формальной логики, Аристотель тем самым оставил место и для диалектической логики. Потенциально сущее диалектично, актуально сущее относительно недиалектично.
У Аристотеля можно найти и другие принципиальные ограничения сферы действия закона противоречия. Его действие не распространяется на будущее, но это связано все же с той же сферой возможности, поскольку будущее чревато многими возможностями, настоящее же бедно, поскольку актуализируется нечто одно, но оно потенциально богато. Прошлое же бедно в своей актуальности, исключающей потенциальность, ибо в прошлом нет уже никаких возможностей, кроме реализованной, происшедшей, не поддающейся изменению. В свете сказанного понятно замечание Энгельса, что "Аристотель... уже исследовал существеннейшие формы диалектического мышления" 1 /Маркс К, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 19./.
Обостренной формой закона [запрещения] противоречия является закон исключенного третьего, запрещающий не только то, что в отношении одного и того же не может быть одновременно истинно "b" и "не-b", но и то, что, более того, истинность "b" означает ложность "не-b", и наоборот. Этот закон в "Метафизике" выражен так: "Не может быть ничего посредине между двумя противоречащими [друг другу] суждениями, но об одном [субъекте] всякий отдельный предикат необходимо либо утверждать, либо отрицать" (IV, 7, с. 75). Во "Второй аналитике" сказано, что "о чем бы то ни было истинно или утверждение, или отрицание" (I, 1, с. 257) 2 /Аристотель. Соч., т. 2, кн. I, гл. 1, с. 257./.
Действие этих законов таково, что закон [запрещения] противоречия необязательно влечет за собой закон исключенного третьего, но закон исключенного третьего предполагает действие закона [запрещения] противоречия. Поэтому выше и было сказано, что закон исключенного третьего - более острая формаз акона противоречия.
Такая разница в сфере применения законов означает, что есть разные виды противоречия. Выше было различено собственно противоречие и его смягченная форма - противоположность. И то, и другое - два вида противолежащего. Позднее это стали называть контрарным и контрадикторным противоречиями. Обоими законами связано лишь контрадикторное противоречие. Пример контрадикторной противоположности: "Эта бумага белая" и "Эта бумага не-белая". Среднего здесь нет. Контрарная противоположность связана лишь законом запрещения противоречия. Пример: "Эта бумага белая" и "Эта бумага черная", ведь бумага может быть и серой. Контрарное противоречие (противоположность) допускает среднее, контрадикторное - нет. Члены контрарного противоречия могут быть оба ложными (когда истина между, - это третье значение), но сразу истинными они быть не могут, это запрещено законом противоречия. Члены контрадикторной противоположности не могут быть не только сразу истинными, но и сразу ложными, ложность одной стороны влечет за собой истинность другой. Правда, у Аристотеля мы такой точности не находим.
Категории. Выше была отмечена спорность принадлежности Аристотелю "Категорий" (в которых нет ссылок на другие работы Аристотеля), а также их отношения к "Метафизике". В контексте этой главы существенно напомнить, что первостепенное понятие первичной сущности в "Категориях" трактуется кaк отдельное, единичное, в то время как вид наряду с родом - "вторичные сущности" (чего в "Метафизике" вообще нет) . В "Категориях" говорится, что "если бы не существовало первых сущностей, не могло бы существовать и ничего другого" (V, с. 56) 1 /Аристотель. Соч., т.2, с. 56 ("Категории", гл. V)./, что "первые сущности, ввиду того что они подлежащие для всего другого, называются сущностями в самом основном смысле" (там же, с. 57). Быть подлежащим - значит ни о чем не сказываться, никогда нигде не быть предикатом суждения, а быть всегда его субьектом. Виды и роды как вторичные сущности - предикаты для первичных сущностей, они указывают "качество сушности" (с. 59), так что в "Категориях" они смыкаются с категорией качества. Поскольку слово "категориа" означает предикат, то первичные сущности не являются и категориями, тем не менее каждая из них - первая среди категорий. Первичная сущпость может принимать противоречивые качества, хотя и не сразу. Молодой человек по степенно становится старым.
Другие категории. Итак, категории - наиболее общие роды высказываний, точнее говоря, имен. Любое слово, взятое обособленно, вне связи с другими словами, т. е. "человек", "бежит" (но не "человек бежит"), означает "или сущность", или "сколько", или "какое", или "по отношению к чему-то", или "где", или "когда", или "находиться в каком-то положении", или "обладать", или "действовать", или "претерпевать" (IV, с. 55). Столь полный перечень категорий встречается еще только в "Топике" (103, в 23). В других сочинениях, связываемых с именем Аристотеля, категорий меньше. Во "Второй аналитике" их только восемь (нет "положения" и "претерпевания") . Выше отмечалось, что в "Метафизике" шесть категорий: сущность, качество, количество, отношение, действие и страдание. Так или иначе, все категории, кроме первой, высказываются о первичной сущности, в силу чего се подпадает под ту или друrye из девяти категорий, находятся в подлежащем, каковым является первичная сущность, которая, строго говоря, и не должна быть категорией, ибо категории - предикаты, а первая сущность - всегда субъект.
Существует мнение, что различия между категориями, сам их состав Аристотель вывел из грамматических различий. В самом деле:
Сущность - сущсствительное (например, человек).
Количество - числительное (один, несколько).
Качество - прилагательпое (старый, малый).
Отношение - степени сравнения (раньше всех, выше других).
Место - наречие места (на улице, под горой).
Время - наречие времени (сегодня, позавчера).
Положение - нспереходный глагол (стоит, лежит).
Обладание - греческий перфскт страдательпого залога (разут).
Страдание - глагол страдательного залога (гонят, избивают).
Впрочем, возможно, здесь натяжка. Ведь у Аристотеля различены лишь имя существительное и глагол, о других частях речи он нигде не говорит. Кроме того, в категориях разделено то, что соединено грамматикой, и наоборот, качества и количества выражаются не только прилагательными и числительными, но и существительными, которые в этой категориально-грамматической таблице должны выражать только категорию сущности, точнее говоря то, что может быть подведено под категорию сущности.
Силлогизм. Силлогизм - открытие Аристотеля. Он дал определение силлогизму и различил его виды, он определил работающие и не работающие виды силлогизмов (модусы), устаногил три фигуры силлогизма. В "Первой аналитике", где как раз и излагается аристотелевская теория силлогизма, сказано, что "силлогизм есть речь, в которой, если нечто предположено, то с необходимостью вытекает нечто отличное от положенного в силу того, что положенное есть" (Первая аналитика I, 1, с. 120). Аристотелевский силлогизм состоит из трех суждений, два из них - посылки, а третье - заключение (в индийском силлогизме пять суждений). Посылки выражены у Аристотеля не так, как у нас, а в форме: "А присуще В" (у нас "В есть А" ), т. е. Аристотель ставит предикат суждения (сказуемое) на первое место. Посылки связаны общим для них (средним) термином. В роли такового могут выступать предикат одной посылки и субъект другой, предикаты обеих посылок, субъекты обеих посылок. В зависимости от этого различаются фигуры силлогизма. Самая ценная из них в познавательном отношении - самая совершенная - первая. Там с логической необходимостью из посылок следует заключение: "Если А сказывается о всяком В и В сказывается о всяком С, то А с необходимостью сказывается о всяком С". Силлогизмы третьей и второй фигур несовершенны - необходимы дополнительные операции, дабы достичь логической необходимости следования. В первой фигуре (при утвердительных посылках) средний термин выражает причину: Все млекопитающие - теплокровные. Лошади - млекопитающие. Лошади - теплокровные, т. е. лошади теплокровные, потому что они млекопитающие (средний термин). В других фигурах такой ясной онтологической картины нет, поэтому они несовершенны, искусственны. В понятии о совершенном и несовершенном силлогизме мы еще раз видим онтологический характер аристотелевской логики.
Итак, фигура силлогизма определяется местом среднего термина. Модусы определяются характером посылок, которые могут быть общеутвердительны и, общеотрицательными, частноутвердительными и частноотрицательными. Перебрав все варианты, Аристотель установил, что вывод получается только в четырех случаях; это происходит лишь тогда, когда сочетаются общеутвердительная посылка с общеутвердительной, общеотрицательная с общеутвердительной, общеутвердительная с частноутвердительной и общеотрицательная с частноутвердительной, т. е. одна из посылок должна быть общей и одна - утвердительной. Из двух частных посылок ничего не следует. Также ничего не следует из двух отрицательных посылок.
Доказательство. Доказательство рассматривается во "Второй аналитике". Доказать что-либо - значит связать необходимой связью то, что связано в самой действительности. Для этого надо, чтобы посылки были истинны и чтобы связь через средний термин была логически правильной. Для истины одной логической правильности мало. Требуется еще истинность посылок, в которых связь субъекта и предиката отражала бы связь, присущую самой действительности. При этом связь субъекта и предиката должна быть необходимой, т. е. выражать не случайные, а существенные связи.
В этом контексте необходимо остановиться на том, как Аристотель понимал истину и ложь вообще. Он отнюдь не считал, что все истинно или тем более, что все ложно. Одно истинно, а другое ложно. Истина и ложь не заключены в самой действительности, они не онтологичны. "Истинное и ложное есть сочетание мыслей" (О душе III, 8) 1 /Аристотель. Соч., т. 1, с. 449./.
Применительно к суждению это означает, что истина и ложь есть сочетание элементов мыслей, если под мыслью понимать суждение. В "Метафизике" Аристотель выдвинул материалистическое определение истинности и ложности суждений: "Прав тот, кто считает разделенное - разделенным и соединенное - соединенным, а в заблуждении тот, мнение которого противоположно действительным обстоятельствам" (IX, 10, с. 162). Истина в суждении - соответствие того, что соединено или разделено в мысли, тому, что соединено и разделено в вещах. Ложь в том, что в мысли соединяется то, что разделено, и разделяется то, что соединено. Если я говорю, что Иванов - студент, тогда как Иванов еще ходит в детский сад, то я высказываю ложное суждение (это не значит, что я лгу, ибо ложность состоит в несоответствии мысли вещам, а ложь - в несоответствии слов мыслям). В ложных суждениях проявляется относительное небытие. Это его третий смысл.
Если посылки истинны, а связь между ними формально правильная, то мы имеем научное доказательство (подразумевается, что связь в посылках необходимая, аподиктическая). Доказательством служит лишь аподиктический силлогизм, исходящий из таких посылок. Кроме того, силлогизм бывает диалектическийи и эристический.
Термин "диалектика" Аристотель употребляет не в нашем смысле слова. Диалектика у Аристотеля частично совпадает с логикой, ибо это доказательство, исходящее лишь из вероятностных, правдоподобных посылок. Название такого силлогизма связано с тем, что Платон называл свою философи о диалектикой. Аристотель же отказывал ей в научности, считая ее содержание лишь правдоподобным. Отсюда его перенос термина "диалектика" лишь на вероятные умозаключения, дающие соответствующие выводы. В противоположность диалектике аподиктика дает строго научное, дедуктивное знание, с необходимостью вытекаищее из истинных посылок, следующих из высших принципов. Очень труден вопрос о происхождении последних. Эристические умозаключения мнимы, это софистические умозаключения, создаваемые в интересах спора.
Индукция. Аристотель называл "эпагогэ" то, что на латинский язык было переведено впоследствии как "индукцио". Он определил индукцию как "восхождение От единичного к общему" (Топика I, 12, т. 2, с. Зб2) .
Не будем говорить здесь о логическом содержании индукции у Аристотеля. Как уже выше подчеркнуто, без нндукции у Аристотеля остается загадкой происхождение знания общего. Но имеется и ее логическая разгадка. В прошлой лекции мы привели слова В. И. Ленина о том, что у Аристотеля происходит скачок от общего в природе к душе. Там же сказано, что он происходит благодаря активному разуму. Требуется, однако, понять это более конкретно.
Как уже указано, разумно-созерцательная часть души (в отличие от рассудочно-практической, о чем ниже) имеет две стороны: активную, соответствующую форме, и пассивную, соответствующую материи (позднее эти части в латинском варианте стали обозначаться понятиями активного и пассивного интеллекта). Бог, мысля самого себя, является активным разумом, интеллектом. В человеке же отношение к самому себе опосредовано материальным миром, материализацией форм. Чтобы мыслить эти формы, активный разум нуждается в пассивном уме и в представлениях, которыми он обладает. Однако представления носят лишь частный характер, в них нет общего. Роль же активного разума состоит в том, что он обобщает, опираясь на пассивный. В этом процессе неполная индукция поднимается до полной (но лишь в том случае, если несколько или хотя бы лишь один пример соответствовал именно той форме бытия, которая имеется в пассивном разуме). Логическое содержание неполной индукции у Аристотеля невелико, ибо он, принципиально противопоставив индукцию дедукции, затем пытался подтянуть индукцию до дедукции, показаз ее как частный случай третьеи фигуры силлогизма. Но в плане философском, метафизическом неполная индукния очень важна, ибо именно она и объясняет тот скачок от общего в природе к общему в душе, который отметил В. И. Ленин.
TEMA 72. НАУКОУЧЕНИЕ У АРИСТОТЕЛЯ
Слова "наука" (от глагола "учить") у Аристотеля нет, хотя имеется его древнегречсский аналог. Речь в его трудах идет о знании ("эпистеме") и о размышлении ("дианойа"), а также о мудрости ("софиа"), которая заключает в себе оба эти момента. Но поскольку одним из главных признаков мудрости является способность научать - "более мудрый во всяком знании (эпистеме, которое переводчик А. В. Кубицкий трактует как "наука") - человек ...более способный научать" (Метаф. Ш, 2),- то аристотелевские "мудрость" и "знание" можно считать эквивалентами нашего слова "наука". ‚
 Знание вообще и знание научное. Однако у Аристотеля не всякое знание является научным, не всякое знание - "эпистеме". Чувственное знание у него принципиально ненаучно, ибо он ошибочно полагал, что невозможна никакая мудрость в чувственном восприятии. Такал ошибка естественна, если учесть фактическое отсутствие в античности сложнейшего экспериментального естествознания. Подчеркивая, что наука - это знание, выходящее за пределы обычных показаний чувств, Аристотель имел в виду, консчно, не эксперимент, а мышление, поскольку именно оно выходит за пределы чувств.
Итак, по Аристотелю, наука может быть лишь в сфере размышления, а не в сфере опыта, что, конечно, неверно. Кроме того, научное знание есть знание причин явлений. Именно поэтому научить способна только та наука, которая исследует причины (Метаф. I, 2, с. 21). Здесь как бы минимум научности по Аристотелю: "Всякое рассудочное познание, или такое, в котором рассудок играет [хоть] какую-нибудь роль, имеет своим предметом различные причины и начала, указываемые иногда с большею, иногда с меньшею точностью" (VI, 1, с. 107).
Однако существует и максимум науки, когда она познает не с большей или меньшей точностью, а с точностью абсолютной. Но это становится возможным, лишь когда предмет науки является необходимым, общим. Об этом четко сказано в "Этике", где различены две части разумной души: "эпистемикон" и "логистикон". Первая направлена на необходимое, вторая же, взвешивая и рассуждая, принадлежит сфере человеческой деятельности и творчества, где возможно иное (иначе не было бы места для выбора).
В первой книге "Метафизики" наука отличается от "искусства" ("технэ"). Однако никакого отличия, по существу, между ними нет: и наука ("эпистеме") и "искусство" ("технэ") познают общее через причины, но социальное различие между ними имеется. Оказывается, науки, по Аристотелю, не служат никакой пользе общества, а искусства служат. Искусства существуют ради какой-либо выгоды или пользы, наука же существует ради себя самой, знание ради знания: из наук большей мудростью обладает та, которая желательна ради нее самой, нежели та, которая желательна ради извлекаемой из нее пользы. В остальном "искусство" не отличается от науки: оно поднимается над обычными показаниями чувств, предполагает знание причин и общего, способно научить. Можно сказать, что искусство - это наука в ее практическом применении.
Однако вместе с тем нужно учитывать присущую учению Аристотеля пропасть между теорией и практикой, неизбежную для рабовладельческого обшсства современной ему Греции. В отрыве науки от ее практического применения Аристотель отразил и презрение к физическому труду, и аристократический идеал созерцательной жизни. Сфера материального производства третируется Аристотелем. Она ниже не только науки, но и "искусства", ибо это сфера опыта. Ремесленники сравниваются философом с неодушевленными предметами, ведь те действуют по своей природе (огонь жжет), а ремесленники - по привычке, не зная, почему они делают так, а не иначе. Поэтому они не в состоянии и научить, будучи способными передавать только навыки, а не знание.
Итак, наука отличается от искусств не гносеологически, а социально. Будучи направлена на всеобщее и необходимое, наука связана с доказательным знанием. Опираясь на познание причин, она сочетает единство знания со степенями его подчинения. Каждая наука имеет свой предмет, она образует некоторое единство, в котором есть более общее и менее общее, и последнее подчинено первому. Однако науки несводимы друг к другу, нет какой-то единой, общей науки, науки как таковой, всегда имеются лишь многие науки. Следовательно, наука представляет у Аристотеля сложную систему. Она выражена в том, что можно назвать классификацией наук Аристотеля,
Три рода наук. Принято считать, что Аристотель различает три рода наук: теоретические, практические и творческие. Действительно, в шестой книге "Метафизики" сказано: "Всякое мышление направлено либо на деятельность, либо на творчество, либо носит теоретический характер" (VI, 1, с. 107). Но здесь возникают принципиальные вопросы об отличии теории от деятельности и творчества, о различии между последними, ибо творчество невозможно без деятельности, и другие.
Выше отмечалось, что, согласно "Этике", та часть разумной души, которая взвешивает "за" и "против" какого-либо поступка, направлена не на необходимое, а на деятельность, не связанную обязательно с необходимым. Наука же всегда имеет дело с необходимым. Если Аристотель отделил науку от искусства как главного проявления человеческой творческой деятельности, то то, что принято называть у Аристотеля практическими и творческими науками, в его понимании не составляет науки. В искусстве ведь нет аподиктического знания, а только "диалектическое". Поэтому, говоря о различении Аристотелем теоретическими, практических и творческих наук, следует понимать это различение не только в отношении предметов, но и как различение в отношении ценности с точки зрения наличности. Итак, размышление, направленное на творчество и на деятельиость, не является научным в такой мере, как теоретическое размышление, направленное на необходимое.
Различие творчества и деятельности связано с тем, что Аристотель понимает деятельность узко.
Нашему слову "делать" в древнегреческом языке соответствуют по крайней мере два слова: "праттейн" и "пойейн". Первое "делание" связано со свободным выбором, тогда как второе напраьлено на выполнение художественного или технического замысла. Отсюда различие между "пойэсис" как творчеством и "праксис" как деятельностью в узком смысле слова, как лишь такой деятельности, которая связана со свободным выбором. Аристотель подчеркивает, что "творчество и деятельность - не одно и то жe" (Никомахова этика VI, 4, с. 110). Вместе с тем и в случае "праксис", и в случае "пойэсис" субъектом действия и творчества является человек. Об этом говорится в "Метафизике", где отмечено также различие между творчеством и деятельностью: "Творческое начало находится в творящем, будь то ум, искусство или некоторая способность, а деятельное начало - в деятеле как его решение, ибо сделанное и решенное - не одно и то же" (VI, 1, с. 117). Отсюда понятно, что то, что называют практическимп науками у Аристотеля,- главным образом этика и тесно связанная с ней политика. "Праксис" же означает у великого философа вовсе не практику в нашем ее понимании, а только этико-политическую деятельность (производственную практику Аристотель совершенно третирует, приравнивая, как было отмечено, ремесленника предмету неодушевленной природы). Из всего сказанного должно быть ясно, чем отличаются друг от друга деятельность и творчество и почему творчество не деятельность.
Деятельности и творчеству Аристотель противопоставляет теорию. Это древнегреческое слово означало прежде всего "созерцание". У Аристотеля, как уже отмечалось, теория и практика разорваны. Эта разорванность сказывается уже в самом термине, означающем вовсе не то, что мы понимаем под теорией (обобщение, наука, направляющие практику как материальную деятельность), а именно созерцание, умозрение. Поэтому теоретические науки у Аристотеля - науки созерцательные, что было возможно в силу их резко преобладающей умозрительности, оторванности от опыта и от производственной практики людей.
Однако надо отметить, что в случае теоретических наук Аристотель различает познающий субъект и познаваемый ооъект, в случае же творчества и деятельности науки о них нечетко отделены от творчества и деятельности как своих предметов. Это неудивительно, учитывая, что связь между субъектом и объектом в этих областях значительно более тесная и интимная, чем в случае наук о природе и сущем вообще, на что и направлены в первую очередь теоретические науки. В случае же творческих и "практических" наук субъект не занял еще позицию созерцателя самого себя. Это весьма трудно, порой же и невозможно. Аристотель бессознательно чувствует, что в этих областях уже вмешиваются интересы - национальные, классовые, партийные, а потому невозможны ни безвольное созерцание, ни однозначное понимание самого предмета. Здесь субъект значительно больше деформирует свой предмет, чем в случае познания природы и сущего, которое более безразлично субъекту, чем он сам.
Теоретические науки. Напомним, что это - "первая философия", или метафизика, "вторая философия", или физика, и математика. Приведем подытоживающую формулировку из "Метафизики": "Физика занимается предметами, существующими самостоятельно, но предметы эти не лишены движения; у математики некоторые отрасли имеют дело с объектами неподвижными, но такими, пожалуй, которые не существуют отдельно, а даются в материи; что же касается первой философии, то она рассматривает и обособленные предметы, и неподвижные" (VI, 1, с. 108) . В. И. Ленин ценил аристотелевскую классификацию теоретических наук, подчеркивая, что Аристотель разрешает возникшие здесь трудности "превосходно, отчетливо, ясно, материалистически (математика и другие науки абстрагируют одну из сторон тела, явления, жизни)" 1 /Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 330./. Но В. И. Ленин отмечает здесь, что Аристотель "не выдерживпет последовательно этой точки зрения" 2 /Там же/. Это значит, что Аристотель не распространяет объективный критерий классификации наук (науки различаются прежде всего их предметами) за пределы теоретических наук, а внутри самих теоретических наук действует еще ценностный критерий, так что первая фплософия ценнее физики, ведь "наиболее ценное знание должно иметь своим предметом наиболее ценный род сущего" (Метаф. VI, 1, с. 108). Сравнивая "первую философшо" с другими науками, в том числе и теоретическими, Аристотель утверждает, что "все другие науки более необходимы, нежели она, но лучше нет ни одной" (Метаф. I, 2, с. 22), так что ценностный и утилитарный аспекты науки у него пришли в противоречие. Для этого имелись социальные основания: Аристотель сравнивает философию со свободпым человеком, а другие науки - с рабами: "Как свободным называем такого человека, который живет ради самого себя, а не для другого, точно так же и эта наука единственно свободная, ибо она существует ради самой себя" (Метаф. I, 2, с. 22). Перед нами пример давления идеологии на философио Аристотеля, пример того, как социальная действительность отразилась в таком, казалось бы, сугубо объективном деле, как классификация наук, получив в свою очередь свое высшее оправдание.
Происхождение науки и философии. Все эти представления о науке и философии сказались и в трактовке их генезиса. Сначала были изобретены "искусства", удовлетворяющие насущные потребности, затем потребности в удовольствиях, а лишь потом, когда появился досуг,- науки как способ наилучшего времяпрепровождения. Философия начинается с удивления и завершается открытием причин, снимающим состояние удивленпя. Она возникает из мифологии, но, будучи наукой, испытывает влияние и других наук, ведь математика как искусство возникает ранее ее в Египте.
 
Главная страница | Далее




Нет комментариев.



Оставить комментарий:
Ваше Имя:
Email:
Антибот: *  
Ваш комментарий: