|
Смысловое целое героя
6. Житие. На этой форме мы не можем останавливаться
подробно, это выходит за пределы нашей темы. Житие совершается непосредственно в божием мире.
Каждый момент жития изображается как имеющий значимость именно в нем;
житие святого — в боге значительная жизнь.
Эта в боге значительная жизнь должна облачиться
в традиционные формы, пиетет автора не дает места индивидуальной инициативе, индивидуальному выбору
выражения: здесь автор отказывается от себя, от своей индивидуально ответственной активности; отсюда форма
становится традиционной и условной (положительно
условно то, что принципиально неадекватно предмету и, сознавая эту
неадекватность, отказывается от нее; но
этот заведомый отказ от адекватности очень далек от юродства, ибо юродство
индивидуально и ему присущ человекоборческий
момент; форма жития традиционно
условна, скреплена непререкаемым авторитетом и любовно принимает бытие
выражения, хоть и не адекватного,
а следовательно, и воспринимающего). Итак, единство
трансгредиентных моментов святого не есть индивидуальное единство автора, активно использующего свою вненаходимость; это вненаходимость смиренная,
отказывающаяся от инициативы —
ибо и нет существенно трансгредиентных
моментов для завершения,— и прибегающая
к традиционно освященным формам. Рассмотрение традиционных форм агиографии не входит, конечно, в нашу задачу;
мы позволим себе здесь лишь одно общее замечание: агиография, как и иконопись,
избегает ограничивающей и излишне конкретизующей
трансгредиентности, ибо эти моменты
всегда понижают авторитетность; должно быть исключено все типическое для данной эпохи, данной
национальности (например, национальная типичность
Христа в иконописи), данного социального положения, данного возраста,
все конкретное в облике, в жизни, детали
и подробности ее, точные указания времени и места действия — все то,
что усиливает определенность в бытии
данной личности (и типическое, и характерное,
и даже биографическая конкретность) и тем понижает ее авторитетность (житие
святого как бы с самого начала протекает в вечности). Нужно отметить, что
традиционность и условность трансгредиентных моментов
завершения в высшей степени содействуют понижению их ограничительного значения. Возможна и символическая традиция в трактовке жития. (Проблема
изображения чуда и высочайшего религиозного события;
здесь смиренный отказ от адекватности и индивидуальности и подчинение
строгой традиции особенно важны.) Там, где нужно изобразить и выразить значимое
обретение последнего смысла, смирение до традиционной условности необходимо (романтики или обрывали произведение, или кончали традиционными формами жития
или мистерии). Итак, отказ от существенности своей
позиции вненаходимости святому и смирение до чистой традиционности (в средние века — реализма) характерны
для автора жития (идея благообразия у Достоевского) .
Таковы формы
смыслового целого героя. Конечно, они не совпадают с конкретными формами произведений; мы формулировали
их здесь как отвлеченно-идеальные моменты, пределы, к которым стремятся конкретные моменты произведения. Трудно найти чистую биографию,
чистую лирику, чистый характер и чистый тип, обычно мы имеем соединение нескольких идеальных моментов,
действие нескольких пределов, из
которых преобладает то один, то
другой (конечно, между всеми формами возможно сращение). В этом смысле
мы можем сказать, что событие взаимоотношения
автора и героя внутри отдельного
конкретного произведения часто имеет несколько
актов: герой и автор борются между собой, то сближаются, то резко расходятся;
но полнота завершения произведения предполагает
резкое расхождение и победу автора.
|
