Лирика
|
|
|||
| Лиус де Гонгора-и-Арготе Лирика |
|||
РОМАНСЫ
"Праздники, Марика!.."
"Веселую свадьбу..."
"Рыдала девица..."
"Ах, девушки, что ни делай..."
"Он Первый Знамёнщик мавров..."
Испанец в Оране
"Посреди коней быстроногих..."
"Белую вздымая пену..."
"Невольника злая доля..."
"Где башня Кордовы гордой..."
"Поет Алкиной - и плачет..."
"Кто ко мне стучится ночью?.."
"И плюхнулся глупый отрок..."
"Я про Фисбу и Пирама..."
"Здесь, в зеленых копьях осоки..."
"Не свою верность, пастушка..."
"Разочарованье..."
Анджелика и Медор
ЛЕТРИЛЬИ
"Был бы я обут, одет..."
"Коль сеньоры станут слушать..."
Фортуна
"Каждый хочет вас обчесть..."
"Мысль моя, дерзанья плод..."
"То еще не соловей..."
РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
"Голубка, ты умчалась..."
На несносные крики ласточки
Даме, которой поэт преподнес цветы
СОНЕТЫ
"Чистейшей чести ясный бастион..."
"Где кость слоновая, где белоснежный..."
"О влага светоносного ручья..."
"Как зерна хрусталя на лепестках..."
"Зовущих уст, которых слаще нет..."
"Пусть твоего не омрачит чела..."
Даме с ослепительно белой кожей, одетой в зеленое
"Я пал к рукам хрустальным; я склонился..."
"Взойди, о Солнце, вспыхни, расчерти..."
"Я выпил из твоих хрустальных рук..."
"Вы, сестры отрока, что презрел страх..."
"Нет ни в лесу, ни в небе, ни в волне..."
"Рои печальных вздохов, ливни слез..."
"Как трепетно, на тысячу ладов..."
"Едва зима войдет в свои права..."
"О дьявольское семя! Род напасти!.."
"Моя Селальба, мне примнился ад..."
"Фантазия, смешны твои услуги..."
"Пусть со скалою веры стройный бог..."
"Вы, о деревья, что над Фаэтоном..."
"О Кордова! Стобашенный чертог!.."
О Мадриде
"Вальядолид. Застава. Суматоха!.."
"Величественные слоны - вельможи..."
"Сеньора тетя! Мы стоим на страже..."
Почитателям Лопе де Веги
"Желая жажду утолить, едок..."
"Пока руно волос твоих течет..."
О скрытной быстротечности жизни
Напоминание о смерти и преисподней
Надпись на могилу Доменико Греко
"В Неаполь правит путь сеньор мой граф..."
Сонет, написанный по случаю тяжкого недуга
О старческом измождении...
Наисиятельнейшему графу-герцогу
ЭПИГРАММЫ
На нимфу Дантею
"Приор, в сутане прея, делал вид..."
______________________________________________________________
Источник: Поэзия испанского Возрождения: Пер. с исп. / Редколл.: Н. Балашов,
Ю. Виппер, М. Климова и др.; Сост. и коммент. В. Столбова;
Вступ. статья С. Пискуновой. - М.: Худож. лит., 1990.
РОМАНСЫ
* * *
Праздники, Марика!
Праздники, сестрица!
Значит, нам с тобою
Завтра не учиться.
Ты корсаж наденешь,
Будешь в тонкой токе,
Новенькая юбка,
Воротник высокий.
Я же покрасуюсь
В выходной рубашке,
В курточке из шерсти,
В башмаках на пряжке.
Будет вёдро, выйду
Я в суконной шапке -
Это мне подарок
От сеньоры бабки;
Образок подвешу
С алою тесьмою,
Дядей привезенный
Прошлою весною.
Если мессу в храме
Простоим мы тихо,
Даст нам полпесетки
Тетушка портниха.
И тайком мы купим
На те полпесеты
Бобов два кулечка
И по две конфеты.
Мы пойдем с тобою
Вечерком на угол,
Я - играть в корриду,
Ты - понятно, в кукол,
С сестрами - Хуаной
И малышкой Росой;
Выйдут и кузины:
Линда с длинноносой.
Мама кастаньеты
Даст, и ты немного,
Их красиво вскинув,
Спляшешь у порога,
И Андреа с бубном
Выйдет и споет нам:
"Я не верю, мама,
Зельям приворотным".
Мантию я ловко
Из бумаги склею
И покрасить соком
Тутовым сумею;
Смастерив, надену
Шлем в зубцах узорных
И его украшу
Парой перьев черных -
Их на огороде
Мне петух подарит:
Пост пройдет, беднягу
Все равно зажарят;
На высоком древке
Подниму я знамя
И шнурок крученый
С белыми кистями;
Из тисненой кожи
Голова гнедого,
Взял кусок веревки -
И узда готова;
А потом пройдем мы
Улицею в марше -
Все, кому тринадцать
Или чуть постарше,
И турнир устроим -
Пусть Барбола выйдет
И меня в сраженье
На коне увидит.
Эта Барболилья,
Пекарева дочка,
Жаренного в масле
Даст мне пирожочка,
И вчера давала:
Мне она соседка,
И мы с ней за дверью
Возимся нередко.
(Пер. М.Самаева)
* * *
Веселую свадьбу
Сыграли едва,
И вот уже, мама,
Я полувдова.
Горючие слезы
Могу ли сдержать,
Когда мой желанный
Уходит на рать!
Пустите меня: я к реке убегу
Печаль свою выплакать на берегу!
Зачем я, любимый,
Венчалась с тобой?
Короткое счастье
И вечная боль!
В каком тридевятом
Постылом краю
С собой похоронишь
Ты долю мою?
Пустите меня: я к реке убегу
Печаль свою выплакать на берегу!
Уходит на гибель
Мой милый, мой свет!
Теперь уже света
В очах моих нет.
На всем белом свете
Лишь черная мгла...
Сожгите же, слезы,
Мне очи дотла!
Пустите меня: я к реке убегу
Печаль свою выплакать на берегу!
Пустите, пустите!
Моя ли вина,
Что с горем отныне
Я обручена?
Держите, коль худа
Желаете мне:
Рыдать, не рыдая,
Больнее вдвойне.
Пустите меня: я к реке убегу
Печаль свою выплакать на берегу!
И кто не рыдал бы
На месте моем,
Будь сердце не сердцем,
А твердым кремнем?
И кто не оплакал бы
Долю мою?
Весне моей, мама,
Увясть на корню!
Пустите меня: я к реке убегу
Печаль свою выплакать на берегу.
Когда-то всю ночь
Не до сна было мне:
Светили мне очи
Его при луне.
Но сгинь и ослепни
Отныне, луна!
Постель моя вдовья,
Как снег, холодна.
Пустите меня: я к реке убегу
Печаль свою выплакать на берегу!
(Пер. С.Гончаренко)
* * *
Рыдала девица,
Стирая белье:
Ее ненаглядный
Оставил ее.
В ту пору ей было
Четырнадцать лет;
Но весны проходят,
А милого нет.
Сияет ли солнце,
Горит ли луна,
О горькой измене
Все плачет она.
И множит ей памяти
Едкая соль
На слезную муку
Сердечную боль.
Милая, плачь:
Вылечит плач.
Но мать ее просит:
"Дочурка моя,
Утешься, иначе
Не выдержу я".
А та отвечает:
"Ах, матушка, нет,
Мне горя не выплакать
За десять лет.
Не хватит очей мне,
Не хватит мне слез -
Такую обиду
Мне милый нанес.
Пусть слезы струятся
Соленым ручьем,
Смывая с души моей
Память о нем.
Я петь разучилась,
А если пою,
Зовут все рыданием
Песню мою.
Мой милый с собою
Мой голос унес,
Оставив молчание,
Полное слез".
Милая, плачь:
Вылечит плач.
(Пер. С.Гончаренко)
* * *
Ах, девушки, что ни делай -
А пасха-то пролетела!
Девчонки мои, землячки,
Глядите в оба, гордячки,
Обманет вас ваша гордость,
Накажет беспечных!
Вы молодостью прекрасной
Не обольщайтесь напрасно -
Гирлянды сплетает Время
Из роз недолговечных.
Ах, девушки, что ни делай -
А пасха-то пролетела!
Крылатые годы мимо
Проносятся неуловимо
И лучшую нашу радость,
Как гарпии, похищают.
Спросите у чудоцвета -
Он вам подтверждает это:
Ведь что ему дарит утро,
То ночь назад забирает.
Ах, девушки, что ни делай -
А пасха-то пролетела!
Нам вешние зорьки любы,
Но времени злые трубы
Не зорю уже играют,
Трубят нам сигнал к отбою;
А значит - погаснут глазки,
Поблекнут на щечках краски,
И юная ваша прелесть
Исчезнет сама собою.
Ах, девушки, что ни делай -
А пасха-то пролетела!
Я знаю одну старуху:
Когда-то она, по слуху,
Была белокурой, нежной,
Меж девушками блистала;
А нынче самой ей гадки
Былой красоты остатки,
Обвисли на щеках складки,
Как мантия кардинала.
Ах, девушки, что ни делай -
А пасха-то пролетела!
Знавал я еще старуху,
Угрюмую вековуху,
Единственный зуб имела -
Да в киселе утопила;
Она над ним причитала
И так его называла:
"Жемчужинка дорогая,
Прощай, мой дружочек милый!
Ах, девушки, что ни делай -
А пасха-то пролетела!
Так помните же, девчонки,
Упрямые головенки:
Все прахом пойдет под старость,
Что в молодости не растратишь.
Любите, пока вас любят,
Пока вас время голубит!
Опомнитесь вы, да поздно -
Судьбу за подол не схватишь.
Ах, девушки, что ни делай -
А пасха-то пролетела!
(Пер.Г.Кружкова)
* * *
Он Первый Знамёнщик мавров,
А в сечи - он смерч разящий.
И храбр он, и благороден,
Галантен он и изящен.
Его и чернь, и дворяне
За сто шагов замечают;
Ему подражает войско,
В нем дамы души не чают.
Любимец судьбы и славы,
Слуга эмиру и чести,
Трофеями боевыми
Украсил он все мечети.
И все заселил темницы
Плененными кабальеро,
И дважды, вооруженный
Одной отвагой и верой,
Отбил он свирепый натиск
Отборной испанской рати...
Не знал он, какою платой
За службу эмир заплатит.
Не ведал и не гадал он,
Что ждет его наказанье,
И вдруг по воле владыки
Он приговорен к изгнанью.
Так в чем же Абенсулема
Прославленный провинился?
Влюбился он в мавританку,
Которой эмир пленился.
Она цветы ему дарит,
Даря его нежным взглядом;
И дар этот сладок мавру,
Эмиру же - горше яда.
Примнилось ему, что витязь
Нарушил монарху верность.
Чернит он Абенсулему,
Свою обеляя ревность!
...Сегодня опальный рыцарь
Исполнит волю эмира.
С утра напоил коня он
Водой из Гвадалквивира.
Звеня марокканской сбруей,
Отделанной филигранью,
Скакун его горячится,
Копытами землю раня.
Танцует нетерпеливо,
Сердясь, головой поводит, -
Но властною дланью всадник
Натягивает поводья.
Весь в черном, а плащ - как пена!
И ветер сливает вместе
Цвет безутешного горя
И цвет безупречной чести.
Узором из сотен копий
Свою накидку украсил
И надпись "Вот мое войско"
Он выткал арабской вязью.
Но веря, что не оружье,
А доблесть - залог победы,
Он взял с собой только саблю,
Кованную в Толедо.
Над шлемом белые перья
Трепещут в жемчужной пряжке:
Они окрыляют сердце,
Когда на душе так тяжко.
На крыльях мечты вернется,
Быть может, он в край родимый -
С надеждой он неразлучен,
Хотя разлучен с любимой.
Он едет в кольце алькальдов
Архоны и Мармолехо,
И вслед ему город плачет
И вздохи разносит эхо.
Прощаются с ним дворяне,
Прощаются простолюдины,
И дамы глядят из окон,
Не пряча своей кручины.
Кропили душистой влагой
Они его, а сегодня
На рыцаря льются слезы, -
Увы, - а не благовонья.
...Невеста Абенсулемы,
О скорой узнав разлуке,
Рыдала в девичьей спальне
И в горе ломала руки.
Услышав крики, метнулась
Она к перилам балконным
И молча сказала взором,
Отчаянным и влюбленным:
"Ступай со спокойным сердцем,
Мой витязь, и знай: покуда
Живу я на белом свете,
Тебя я не позабуду!"
"Любимая, будь же твердой, -
Ответил ей рыцарь взглядом, -
Разлучник наш просчитался:
Мы даже в разлуке рядом!"
И с этим прощальным словом,
Невнятным чужому слуху,
Он выехал на дорогу,
Ведущую на Андухар.
(Пер. С.Гончаренко)
Испанец в Оране
Королю служил в Оране
Шпагою один испанец,
А душой служил и сердцем
Он прекрасной африканке,
Столь же гордой и прекрасной,
Сколь любимой и влюбленной.
Ночью на любовном ложе
Был он с ней, и вдруг: "Тревога!"
Приближенье берберийцев -
Вот что вызвало тревогу:
Их щиты сияньем лунным
Были выданы дозору.
Под луной щиты сверкнули
Искрой для костров сигнальных,
Молния огней тревожных
Породила гром набатный,
И в объятиях любимой
Был возлюбленный разбужен:
Он услышал гул набата,
Конский топот, лязг оружья.
Долг в него вонзает шпоры,
Страсть удерживает повод:
Не пойти в сраженье - трусость,
Женщину покинуть - подлость.
Только он за меч свой взялся,
Как к нему она метнулась,
Шею обвила руками,
Телом трепетным прильнула:
"Что ж, иди! В слезах бессильных
Утоплю я это ложе,
Без тебя оно, любимый,
Мне страшней, чем поле боя.
Одевайся, что ж ты медлишь?
Ждет тебя военачальник,
Ты его приказам внемлешь,
Глух к моим мольбам печальным.
Для чего тебе кираса?
Сердце ведь твое - из стали:
Скорбью мне его не тронуть,
Не смягчить его слезами!"
Но, в доспехи облачаясь,
Так испанец ей ответил:
"О любимая! И в страсти
Ты прекрасна и во гневе.
Движим долгом и любовью,
Ухожу и остаюсь я,
Плоть моя идет в сраженье,
Но душа с тобой пребудет.
О властительница сердца,
Не печалься и не сетуй:
В честь твою пойду на бой я,
В честь твою вернусь с победой".
(Пер. И. Чежеговой)
* * *
Посреди коней быстроногих,
У берберов в бою отбитых,
Что искали живую зелень
На равнинах, кровью залитых,
Выбирает коня оранец,
Предводитель испанской рати,
Выбирает за звонкое ржанье
И за крепость поджарой стати.
На коня испанец садится
И сажает с собою вместе
Предводителя сотни неверных,
Полоненного им по чести.
И летит скакун быстроногий,
Подгоняем двумя седоками,
И четыре звонкие шпоры
Четырьмя обернулись крылами.
Закручинился мавр полоненный,
Подавляет он вздох глубокий,
Низко голову он опускает,
Проливает он слез потоки.
И дается диву испанец,
Сострадательным глядя оком, -
Отчего безутешно плачет
Мавр, бесстрашный в бою жестоком?
И тогда он пленника просит,
Просит скромно и благородно,
О причине горя поведать,
Если только тому угодно.
И ему повинуется пленник,
Словно боль свою облегчает,
На участливые расспросы
Он испанцу так отвечает:
- Ты не только храбр, предводитель,
Но и столь же учтив, без сомненья,
Ныне ты полонил меня дважды -
И оружьем, и обхожденьем.
Ты желаешь знать, отчего я
Одержим тоской беспокойной,
И мой долг - открыть тебе правду
С прямотою, тебя достойной.
Я родился в Гельвах, когда вы
Потерпели там пораженье;
Я - сын турка и берберийки
Благородного происхожденья.
Рос я с матерью в Тременене -
Испытанье послала судьба нам:
Мы тогда отца потеряли,
У корсаров он был капитаном.
И жила по соседству с нами -
На погибель моей свободы -
Дева юная из Мелионы,
Мавританка знатного рода.
Всех красавиц она прекрасней,
Но тирана злейшего злее, -
И поистине дочь пустыни,
В чьих песках рождаются змеи.
(И была она столь прекрасна,
Что цветы ее уст румяных
Были ярче, душистей, свежее,
Чем гвоздики на вешних полянах.)
А чело у нее сияло -
Словно солнца двойник явился:
Каждый волос в тяжелых косах,
Словно яркий луч, золотился.
С ней росли мы друг подле друга,
И Амур, подшутив над нами,
Поразил сердца наши с детства,
Но различными остриями.
В моем сердце стрела золотая
Обожанья сковала звенья,
А свинцовая в ее сердце
Утвердила вражду и презренье.
(И она, смеясь над безумцем,
Повелела забыть о награде
И терпеть любую жестокость
Красоты ее дивной ради.)
Лишь недавно поколебалась
Непреклонность змеиного нрава;
Вдруг - я в плен к тебе попадаю!
Как же мне не казниться, право?
(Такова, господин, причина,
Омрачившая сердце и разум;
Сам суди, достойны ли горя
Столько зол и несчастий разом.) -
Потрясен рассказом испанец,
Осадил он коня лихого -
Если б так же ему покорились
Беды пленника молодого!
- Благородный мавр! - восклицает. -
Если дама тобой любима
Точно так, как ты мне поведал,
То страдаешь ты нестерпимо.
И, твои злоключенья видя,
Не дивиться нельзя - ужели
Ты хранишь столь неясную душу
В столь могучем и крепком теле?
Что ж! поскольку ты пленник Амура,
Возвращайся в его владенья:
Что считал я своей добычей,
То чужое, вижу, именье.
И от дамы твоей не приму я,
Как велит обычай старинный,
Ни цветных ковров драгоценных,
Ни ярчайших сортов кармина.
Так ступай - люби, и терзайся,
И живи, господь тебе в помощь!
А когда ты ее увидишь,
И меня тогда, верю, вспомнишь! -
И с коня предводитель сходит,
Тотчас мавр коня покидает,
Он испанцу падает в ноги
И губами к ним припадает.
- Сотню лет живи, - восклицает,
Рыцарь храбрый и благородный!
Пленный, дал бы тебе я выкуп,
Мою душу отдам - свободный!
Да пребудет аллах с тобою
И победу даст над врагами -
Чтобы множил ты свою славу
Столь же доблестными делами!
(Пер. М.Квятковской)
* * *
Белую вздымая пену,
Мчат алжирские галеры
За майоркским галеотом,
Словно гончие по следу.
В нем с женой - валенсианкой
Благородной и прекрасной -
От Испании к Майорке
Плыл счастливый новобрачный.
Он, любовью окрыленный,
На двойной стремился праздник:
Праздновать хотел он свадьбу
Вместе с празднованьем Пасхи.
Весело плескаясь, волны
К веслам ластились бесшумно,
К парусу с лобзаньем нежным
Ветерок прильнул попутный.
Но предательская бухта,
Давшая приют корсарам,
Выпустила вдруг на волю
Их - грозу морей испанских.
Галеот вперед рванулся,
Но четыре вражьих судна
Мчатся по волнам - о, горе! -
За добычей неотступно.
Их подстегивает алчность,
А преследуемых - ужас...
Жемчуг слез роняя в волны,
Молит юная супруга:
"О зефир, о вольный ветер,
Взысканный любовью Флоры,
В час опасности ужели
Не поможешь ты влюбленным?
Если только пожелаешь,
Ты в своем всесильном гневе
Дерзновенные галеры
Сможешь выбросить на берег.
Ведь не раз, могучий ветер,
Вняв моленьям беззащитных,
Утлые челны спасал ты
От флотилий горделивых.
Не отдай наш бедный парус
В руки извергов бездушных,
Из когтей их ястребиных
Вырви белую голубку! "
(Пер. И.Чежеговой)
* * *
Невольника злая доля,
И удачливость вражьего судна,
И немалое расстоянье,
А вернее, прихоть Фортуны,
Что дыханьем предателя-ветра
Отогнала крест христианский,
Чтоб уйти в свой порт от погони
Полумесяц мог оттоманский, -
Вот что пленника отлучило
От всего, чем владел он прежде, -
От родных парусов и башен,
От Испании, от надежды.
И следит он, как море грабит
Все добро его постепенно, -
Милый берег скрывает тучей,
Белый парус сменяет пеной.
И, когда утих ненадолго
Крик надсмотрщика за гребцами, -
С тяжким вздохом воскликнул пленник,
Обливая щеки слезами:
Кого же мне винить?
Я гибну поделом.
Я сам себя гублю услужливым веслом!
И мои злосчастные очи
Никогда не увидят снова,
Как оставлю я эти весла,
Как собьют с моих ног оковы.
Мне Фортуна открыла тайну,
И беда моя в том порукой:
Сколько в мире лет проживу я,
Столько лет не расстанусь с мукой.
Кого же мне винить?
Я гибну поделом.
Я сам себя гублю услужливым веслом!
Паруса собратьев по вере,
Возвращайтесь в свои владенья,
Вам меня не догнать, я знаю:
Неудачнику нет спасенья!
Враг уходит от вас с добычей,
Помогает ему погода -
Верно, ради моей неволи,
А не ради его свободы.
Кого же мне винить?
Я гибну поделом.
Я сам себя гублю услужливым веслом!
Так вернитесь в родную гавань,
Что на том берегу приветном,
И оплачьте мои несчастья,
И не спорьте напрасно с ветром,
А ты, мой вздох безнадежный,
Полети сквозь простор эфира,
Долети до жены моей милой
И вернись к берегам Алжира!
Кого же мне винить?
Я гибну поделом.
Я сам себя гублю услужливым веслом!
(Пер. М.Квятковской)
* * *
Где башня Кордовы гордой,
По пояс в реке и в небе,
Купает в Гвадалквивире
Короны гранитный гребень,
Там правит в стремнине синей
Челном Алкион влюбленный,
Пуская в пучину невод
И ввысь испуская стоны.
А нимфа с надменным взглядом
Терзаньям страдальца рада.
В пожаре любви и страсти
Сгорают жалкие стоны,
А тонкие сети с плеском
В бездонном затоне тонут.
Как весла взрезают воду,
Так душу стенанья режут,
И частые вздохи чаще
Тончайших рыбачьих мрежей.
А нимфа с надменным взглядом
Терзаньям страдальца рада.
Так близко глядят с утеса
Глаза ее злым укором,
Но так далека свобода,
Плененная этим взором.
Как весла с размаху рубят
Волны голубые грани,
Так светом очей прекрасных
Печальный гребец изранен.
А нимфа с надменным взглядом
Терзаньям страдальца рада.
И он, из сил выбиваясь,
Торопится к ней, как будто
Взметнулись над сердцем крылья
И парус над лодкой утлой.
А нимфа ничуть не дальше,
И нимфа ничуть не ближе...
В пяти шагах недоступна,
Она его песню слышит:
"Разверзнись, прими, пучина,
Меня и мою кручину.
Взвиваясь на крыльях ветра,
Взгляните, стенанья, сверху,
Как вами пронзает смертный
Небес голубую сферу.
Ступайте, милые сети,
На дно голубого плеса,
Где вас в тишине отыщут
Страдальца скупые слезы.
Разверзнись, прими, пучина,
Меня и мою кручину.
И тем отомсти жестокой,
К которой взывал я тщетно,
Хотя и служил всем сердцем
Ей верно и беззаветно.
У вас узелков так много,
Мои любимые сети,
И все же отныне больше
Причин у меня для смерти.
Разверзнись, прими, пучина,
Меня и мою кручину".
(Пер. С.Гончаренко)
* * *
Поет Алкиной - и плачет.
И плач потому так горек,
Что радости скоротечны,
Зато вековечно горе.
Поет Орфей Гвадианы;
Рокочут на цитре струны,
И в лад им вершины тают,
И стынет поток бурунный.
Как сладко он славит счастье!
Как горько клянет невзгоды!
И слушают завороженно
Вершины его и воды.
"И брезжит надежда,
Да время не ждет:
Добро за горами,
А смерть - у ворот..."
Добро - цветок-однодневка;
Распустится он под утро,
Да в полдень уже увянет,
Совсем и не цвел как будто.
А горе могучим дубом
Упрямо вздымает крону;
Его бороды зеленой
Века сединой не тронут.
Жизнь мчится, как лань-подранок,
А смерть ей под сердце метит...
Удача ползет улиткой, -
Успеть ли ей раньше смерти?
"И брезжит надежда,
Да время не ждет:
Добро за горами,
А смерть - у ворот..."
(Пер. С.Гончаренко)
* * *
- Кто ко мне стучится ночью?
Кто мне шепчет: "Отвори"?
- Я, сеньора, благородный
Рыцарь, дьявол побери!
Четырем громадным грандам
Я роднёю довожусь,
Да и сам почти что светлость:
Аж без света спать ложусь.
Щит мой - вот мое именье;
На щите том тридцать тыщ
Нарисованных дукатов -
Кто же скажет, что я нищ?
Моему гербу, пожалуй,
Позавидовал бы луг:
Девять лилий, плюс репейник,
Две ромашки и латук.
Лишь бы только конь мой верный,
Собираючись в поход,
Сослепу не унавозил
Этот чудо-огород.
Благородного я роду
И болтать не стану зря:
Все исколесил я страны,
Все избороздил моря.
Но не встретился с мошною;
Не обидно ль, рассуди:
Столько раз я маре види
И ни в жизнь - мараведи!
Кровь во мне урчит, клокочет;
Благородство так и прет...
Но манеры нас подводят,
Коль живот нам подведет.
Потому к моей недоле
Снисходили иногда
И участливо делились
Кошельками господа.
В час, когда все кошки серы,
С парой дюжих молодцов
Мы удили у дороги -
И случался знатный клев!
Выйду из лесу, бывало,
Хлопну дона по плечу,
Будто бы в Мальтийский орден
Посвятить его хочу.
И, почище Сан Мартина,
Он без звука отдавал
Мне свой плащ, а то и шпагу,
Ну а шпаги нет - кинжал.
Словом, что мне слава Сида,
Откровенно говоря?
Пусть он даже первый ратник,
Обиратник первый - я!
Мой тесак острей Тисоны,
А рубаха - та тверда,
Словно латы Сида, ибо
Не стиралась никогда.
От ее железной хватки,
Как от вражеской руки,
У меня не то чтоб шрамы -
Волдыри и синяки,
Потому как я, сеньора,
Нежно-голубых кровей.
Чтоб совсем не посинел я,
Отвори мне дверь скорей!
(Пер. С.Гончаренко)
* * *
И плюхнулся глупый отрок
С разбега в садок тунцовый,
Как будто пролив не шире
Лужи у дома отцова.
Вдали, на прибрежном камне,
Его штаны голубели -
Те, из-за коих десятки
Юниц абидосских млели.
Он не заметил даже,
Как отмахал полпролива,
Видя свечи далекой
Трепетные призывы, -
Но вдруг аркебузы неба
Открыли огонь трескучий,
И ночь совсем взбеленилась,
И стали мочиться тучи.
Ветры, узды не чуя,
Пустились наперегонки,
Выпущены из меха
Греком одной побасёнки.
Гордое море когда-то
Ксерксовых весел сносило
Удары - его, однако,
Дерзость юнца бесила.
Но правильный курс находит
Пловец, дерзновенья полный,
Глазами, когда всплывает,
Душой, уходя под волны.
Среди огонь охранявших
Не было нимф у Весты,
Чтобы равнялись рвеньем
С прекрасной дамой из Феста.
Стоя на башне, в страхе
Хочет спасти она пламя:
То заслоняет подолом,
То прикрывает руками.
Все бесполезно - бессильны
Руки ее и одежды:
Ветер, дохнув, кончает
И с пламенем, и с надеждой.
Тогда по тыще жемчужин
Излив из звезд своих, Геро
Жертвы и воскуренья
Сулит Амуру с Венерой.
Но голый Амур страшился
Ливней и был простужен,
Тогда как Венера с Марсом
Делили скоромный ужин.
Пловец, огонька не видя,
Слабел от каждого маха,
Все меньше в ударах сердца
Любви и все больше страха.
И вот он совсем слабеет,
Все чаще воду хлебает,
Вот смерть свою видит рядом,
Идет ко дну, погибает.
Когда почти не дышал он,
На мощных плечах подъемля,
Его носильщики-ветры
Вытряхивают на землю,
Близ вожделенной башни,
Где, изнуряя силы,
Геро одну за другою
Звезды кляла и винила.
И в свете громадных молний
Увидев мертвое тело,
Когда оно на мгновенье
Среди камней забелело,
К милому без раздумий
Телом она устремилась,
А нежной своей душою
Туда, где сера дымилась.
Едва, озаря вершины,
Солнце успело выйти,
Девушка бедной Геро
Пришла на место событья,
И, видя цветок достоинств
Раздробленный о каменья,
Она нарыдала слезок
Пригоршни две, не мене.
После взяла свой гребень
И грустно на камне белом
Его зубцом начертала,
Точно резцом неумелым:
"Лежат здесь Леандр и Геро.
Всегда мы, глупые, людям
Служить образцом высоким
Любви и верности будем.
Как два яйца, наши жизни
Расхлопал Амур в безлунье:
Одно - вареное всмятку,
Другое - как для глазуньи.
Родителей наших молим,
Чтоб траура не носили.
И пусть нас, погибших вместе,
Положат в одной могиле".
(Пер. М.Самаева)
* * *
Я про Фисбу и Пирама
С позволения гитары
Вам поведаю - про верность
И страданья юной пары.
Как и вам, мне не известно,
Кто их родичи, лишь знаю,
Как зовется их отчизна,
А засим я начинаю.
Серебра была светлее
Фисба, младости картина,
Отсвет хрусталя и злата,
Двух смарагдов и рубина.
Словно памятки златые -
В перстни свившиеся кудри.
Лоб ее - как жаркий полдень,
Отраженный в перламутре.
А глаза - само веселье,
Если не сполох надежды,
Чьи берет весна оттенки
В день триумфа на одежды.
Губы Фисбы - из кармина,
Зубы - белых перлов нити
(Ведь и вы в суконке - злато,
Жемчуг - в кумаче храните).
Так Венера с юрким сыном
С помощью трех юных граций
Примешала к нежным розам
Белых лепестков акаций.
Ни дитя, ни дева (зубки
Скажут вам о том же самом),
В туфлях, тесных с непривычки,
С пряжкою, на зависть дамам.
Был отец смиренный старец,
Матушка - точь-в-точь колода,
Милые простолюдины,
Мягче воска, слаще меда.
Что бы дочка ни спросила,
Старики всегда на страже:
Молоко лебяжье спросит -
Сливки ей несут лебяжьи.
Это ль диво, если в мире
Не сыскать прелестней чада?
Очи, милые двум душам,
Четырех очей услада,
Материнских рук сноровка
И забота рук отцовых;
Прежде - Зорька колыбели,
Нынче - День перин пуховых...
(Пер. П.Грушко)
* * *
Здесь, в зеленых копьях осоки
(Словно лебедь вод белоснежный,
Что прощается с жизнью счастливой
В пеленах гармонии нежной),
В пеленах погребального плача,
Распрощусь я с жизнью несчастной
И тогда разочтусь с тобою -
Столь холодной, сколь и прекрасной.
Дам покой я отныне луку,
Истомленному тетивою,
Им украшу древо Алкида,
Чтоб висел он веткой живою,
И у горлинки одинокой
На вершине старого клена
Украду тишину, о которой
Умоляет она монотонно.
О прекраснейшая из лучниц,
Ты дика, словно лань лесная,
За которой ты мчишься следом,
Мой тиран, моя мука злая!
Красота твоя и жестокость
Столь безмерны, что мир дивится,
Лес и поле в недоуменье:
Кто ты - нимфа или тигрица?
Ты возносишься тем надменней,
Чем покорней мое смиренье,
Все ловцы лишь о нас толкуют,
И выходит по их сужденью,
Что мы оба подобны дубу,
Уцелевшему под ураганом,
Оба мы себя показали:
Ты - устойчивой, я - постоянным
Только этим ты дубу подобна -
В остальном ты схожа с лозою,
Что трепещет от дуновенья
И сгибается под грозою.
С той поры, как ты меня гонишь,
У тебя уже нет желанья
Гнаться в поле за грозным вепрем,
Ни в лесу за быстрою ланью,
И в приюте твоем счастливом
Не висят на стенах непокрытых
Ни рога, ни шкуры животных,
Словно я, тобою убитых.
Не к ловитве ты охладела,
Но терзает тебя досада -
Вдруг тебя на охоте встречу,
Твоего удостоюсь взгляда.
По тебе любой истомится,
Кто увидит тебя однажды;
Если ты не пройдешь по лесу,
Даже лес иссохнет от жажды.
Вслед тебе расцветают розы,
Рассыпаются птичьи трели:
Для полян твои быстрые ноги -
Животворные два апреля.
Я хотел бы тебе в угоду -
Не того ль ты сама хотела? -
Отпустить истомленную душу,
Что еще живит мое тело,
И на этом закончим распрю,
Каждый честно дошел до края -
Ты до края вражды, ненавидя;
Я - до края любви, умирая.
О Сегура, всех рек царица,
Что, покинув горные страны,
Пробегаешь тучные земли,
Достигая вод океана,
Ты, приявшая в полное лоно
Столько слез из очей моих сирых,
Что отныне впадают в море
Два горючих Гвадалквивира, -
Сделай так, чтоб ее жестокость
И великой верности сила
Стали всем известны в том мире,
Где владычицей - мать Ахилла,
Чтоб не только лесные дебри,
Но и все водяное царство
Знали правду о верном Далисо
И о Нисе, полной коварства.
(Пер. М.Квятковской)
* * *
Не свою верность, пастушка,
Ты стадо беречь должна:
Ведь ранее, чем пастушкой,
Ты женщиной создана.
Пусть чистота горностая
Славой своей бела;
С нею ты, как с овчинкой:
Надела - потом сняла.
Твердость оставь гранитам
И поуступчивей стань:
Ведь даже в суровом камне
Гранило делает грань.
Ствол крепкостопой ивы
Ветры колеблют едва,
Зато покорна зефирам
Податливая листва.
Видишь - лоза упруго
Обвила красивый вяз,
А простодушной ветвью
С соседним лавром сплелась.
Жалобно горлица стонет,
Приманивая самца,
Но прячет второе ложе
В густой листве деревца.
Разве гвоздика раскрылась
Для одного шмеля?
Цветет она, среди многих
Гнет красоты деля.
Верная отраженью,
Ручья прозрачная гладь
Лишь образ того, кто рядом,
Будет волной ласкать.
Непостоянство дало
Сыну Венеры крыла
И перья, чтобы точнее
Разила его стрела.
И всякого интереса
Лишится его игра,
Если своею волей
Ты лишь с одним добра.
Так сбрось дорогие путы -
Не златом узда ценна -
Крепость шнура шерстяного
Обуздывает скакуна.
Знаю: злосчастной и трижды
Злосчастной ты родилась,
Если, подобно орлице,
С солнца не сводишь глаз
Или же, в простодушной
Прихоти естества,
Подобна голубкам пенно-
Рожденного божества.
А вспомни, как поплатилась
За неприступный свой нрав
Нимфа лесная, однажды
Голоса тенью став!
Но если хочешь, пастушка,
Чтоб огласился весь край
Твоею красой жестокой -
Слова мои презирай.
(Пер. М.Самаева)
* * *
Разочарованье,
Неба дар бесценный,
Ты открыло клетку,
Где сидел я, пленный!
Я твой храм украшу
В честь освобожденья
Тяжкими цепями
Злого наважденья,
И ярмом железным,
Что сорвал я с шеи,
Разрешая узы
С помощью твоею,
И разбитой лодкой,
Символом крушенья,
Что привел я в гавань,
Хоть не ждал спасенья, -
Пусть они украсят
Храм тебе во славу,
Злобного Амура
Устыдив по праву,
Пусть мальчишка-лучник
Пред тобой смирится,
Ты влачишь трофеи,
Стоя в колеснице:
Глупые надежды,
Тщетные мечтанья,
Вздорные поступки,
Пылкие желанья,
Жгучие тревоги,
Ревность горше яда,
Райские мученья
И блаженства ада.
Пусть тебя восславят
Песни, гимны, оды,
Ты слепцу - прозренье,
Узнику - свобода;
Пусть лампады теплят
Твоему кумиру
И пред ним в кадилах
Возжигают мирру!
Кто ж вернул мне разум,
Снял безумья бремя,
Чтоб сумел сказать я
Правду в наше время,
Если только шутки
Ныне в обиходе
И одни фигляры
Неизменно в моде?
Это ты, сеньора,
Что со мной свирепа,
Но желанна, словно
В пост великий - репа!
Приклони вниманье,
Слушай, недотрога,
Как мои безумства
Сам сужу я строго.
Сколько раз ночами
Мерз я и томился -
Пес твой, верно, думал,
В столб я обратился,
И, задравши ногу,
С наглой простотою
Башмаки страдальца
Серебрил росою!
Сколько раз ночами
Я в тоске безбрежной
Камешки с дороги
Подбирал прилежно,
Чтобы бросить в ставень,
Знак тебе давая!
Знать бы, что напрасно
Руки я мараю!
Сколько дней бродил я,
Облеченный сталью!
От нелегкой службы
Высох и устал я,
Погремку пустому
Я подобен ныне:
Скорлупа стальная,
Кости в середине!
Сколько лет я прожил -
Чахлый, жалкий, бледный -
Скорбным Амадисом
На Стремнине Бедной!
Сколько дней несчетных
Я вкушал при этом
Собственные ногти,
Мучась над сонетом!
Сколько глупых бредней -
Многие страницы!
Ты теперь смеешься -
Каюсь я сторицей.
Эту писанину
Мы считали вместе:
Я - великой правдой,
Ты - великой лестью.
Сколько раз о полночь
Пел я под гитару:
- Дай воды, сеньора,
Гибну от пожара! -
Ты не помогла мне,
Черствое созданье, -
Лишь сосед на помощь
Подоспел с лоханью...
Что ж - прощай, сеньора,
Ты добра со мною:
Обогреешь летом,
Снега дашь зимою,
А мою печенку
Наливаешь желчью -
Чтоб свое безумье
Сам решил пресечь я.
(Пер. М.Квятковской)
Анджелика и Медор
В той пастушеской лачуге,
Что войны свирепой сила
Не заметила в чащобе
Иль за бедность пощадила,
Там, где вместе с пастухами
Кроткий мир, надев овчины,
Гонит коз высоко в горы,
А овечек - с гор в долины,
Там нашел приют счастливец,
От погибели спасенный,
Благосклонностью Амура
До небес превознесенный.
...Он лежал на поле битвы,
Взор затмился соколиный,
А по полю проезжала
Дева - жизнь и смерть мужчины
Вмиг с коня она слетает -
Не затем, что знает мавра,
А затем, что слишком ярко
Расцветают кровью травы.
Кровь с ланит ему отерла -
И Амура ненароком
Зацепила: он таился
В розах, осужденных роком.
В бледных розах он укрылся
И надумал, своенравный,
Огранить Алмаз Китайский
Ради этой крови славной.
Он околдовал ей очи -
И непрошеная жалость
В сердце черствое вонзила
Нежных скорпионов жала.
Раненый кремень смягчился,
Гордость боле не сражалась,
Засверкали слезы-искры -
О, предательница-жалость!
Дева рвет лесные травы
И прикладывает к ране -
Но врачует не лекарство,
А целительные длани.
Дал Амур ей с глаз повязку,
Но, покров с кудрей срывая,
Грудь она бинтует мавру,
Блеском солнце затмевая.
Затянув последний узел,
Видит - небо, не иначе,
Шлет ей в помощь селянина,
Что верхом трусит на кляче.
Пастуха остановили
Девы жалобные крики,
Что деревья клонят долу
И смягчают камень дикий,
И, поскольку здесь ютится,
Глушь дворцам предпочитая,
Милосердье, - к ним на помощь
Он спешит, душа простая.
Спешивается крестьянин,
Уступив седло учтиво
Обескровленному телу,
Что двумя сердцами живо,
И ведет их в дом убогий;
Солнце между тем садится,
Но дымок над скрытой кровлей
Не дает с дороги сбиться.
Там встречает их хозяйка -
Эту тень, едва живую,
Но зато с двумя сердцами,
И - в заре двух солнц - слепую.
Не периной пуховою -
Им постель застлали сеном;
Быть ей вскоре брачным ложем,
Быть Медору здесь блаженным!
О божественные руки,
Чудодейственно и скоро
Новой силой и здоровьем
Одарили вы Медора!
Он от вас приемлет ныне
И любовь, и трон в придачу,
И двойную ревность Марса,
И Адониса удачу.
Над лачугой резвым роем
Вьются крошки-купидоны,
Словно над лесною бортью
Пчелы с ношей благовонной.
Как шипит, в узлы свиваясь,
Аспид ревности злосчастной,
Счет ведя любовным стонам
Голубков в истоме страстной!
Как его Амур нещадно
Хлещет плетью-тетивою -
Пусть Амура не позорит,
Место не сквернит святое!
Сарацин шелками блещет,
Дышит миррой ароматной,
Брошен полумесяц лука,
Позабыт и меч булатный;
Барабаны в его войске -
Рокот горлинок влюбленных,
Рой крылатых чад Венеры -
Верные его знамена.
И она, полунагая,
В буйных кудрях золотистых,
То подобранных жасмином,
То в венке гвоздик душистых,
Шествует в златых сандальях,
Дабы ножка отдыхала
И красу земного мира
Пыль земная не пятнала.
Все вокруг влюбленным служит:
Птичьи крылья - опахалом,
Легковейные зефиры
Сон несут очам усталым,
Им ковры дарит поляна,
А дубрава - балдахины,
А лесной родник - дремоту,
Песню - голос соловьиный,
Им дарят кору деревья,
Чтоб они на ней писали
Долговечней, чем на камне
Иль на бронзовой скрижали.
Здесь на каждом клене имя,
Вензель каждый тополь метит;
Лес окликнет: - Анджелика!
- Анджелика! - дол ответит.
Даже мрак пещер зловещих,
Где царит теней заклятье,
Святотатственно тревожат
Двух любовников объятья.
Сих свидетелей безмолвных
Ложе, дом, дубравы, логи -
От безумного Орландо
Да спасут благие боги!
(Пер. М.Квятковской)
Нет комментариев. Оставить комментарий: |
|
|