Владимир Иванович Вернадский
Научная мысль как планетное явление

Отдел первый. Научная мысль и научная работа
как геологическая сила в биосфере
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Отдел второй. О научных истинах
Глава 4
 
      Глава 3 
 
      Движение  научной  мысли  ХХ  в.  и  его  значение в геологической истории
биосферы.  Основные  его  черты:  взрыв научного творчества, изменение понимания
основ реальности, вселенскость и действенное, социальное проявление науки.
 
 
      47.  То,  что происходит в научном движении теперь, может быть сравнено из
прошлого  науки  только  с  тем научным движением, которое связано с зарождением
греческой философии и науки в VI-V в. до Р.Х.
      К  сожалению,  мы  не  можем  ясно  представить себе пока ту сумму научных
знаний,  которые  достались древним эллинам, когда в их среде выявлялась научная
мысль и когда она впервые приняла научно-философскую структуру, вне религиозных,
космогонических  и  поэтических построений - когда впервые в эллинской городской
цивилизации   полиса   создалась  научная  методика  -  логика  и  теоретическая
математика  в приложении к жизни, и когда стало реальным искание научной истины,
как самоцель жизни личности в общественной среде.
      Обстоятельства  этого,  как  показала история, величайшего события в жизни
человечества  и  в  эволюции  биосферы,  во  многом загадочны и медленно, но все
глубже,  выясняются  историей научного знания. Ясна лишь в первых контурах сумма
научных знаний эллинской среды того времени, достижения творцов эллинской науки,
живших  в  то  время,  и  то,  что  они  получили от прежних поколений эллинской
цивилизации. Мы медленно начинаем в этом разбираться. Это с одной стороны.
      А  с  другой  -  сейчас  начинают  резко меняться представления о том, что
получили   эллины   от   науки   предшествовавших   им   великих  цивилизаций  -
малоазиатских, критской, халдейской (месопотамских), Древнего Египта, Индии.
      К  несчастью,  до  нас  дошла  только  ничтожная  часть  эллинской научной
литературы.  Крупнейшие исследователи не оставили никаких следов в нам доступной
литературе или дошли до нас лишь отрывочные данные об их научной работе.
      Правда,  до  нас  дошла  целиком  большая  часть  произведений  Платона  и
значительная  часть  научных работ Аристотеля, но для последнего утеряны многие,
основные  с  точки  зрения научного искания, сочинения. Особенно печальна с этой
точки  зрения потеря произведений крупнейших ученых, в работах которых выступала
научная  мысль  и  научная методика в эпоху расцвета и синтеза эллинской науки -
Алкмеона  (500  лет до Р.Х.), Левкиппа (430 лет до Р.Х.), Демокрита (420-370 лет
до  Р.Х.),  Гиппократа  Хиосского  (450-430 лет до Р.Х.), Филолая (V столетие до
Р.Х.) и многих других, от которых остались ничтожные отрывки или одни имена.
      Еще более может быть печальна потеря первых попыток истории научной работы
и  мысли, которые писались в столетиях, ближайших к векам ее выявления. В частью
искаженном  и  неполном  виде  эта  работа дошла к нам в виде безымянной основы,
иногда  освоенной и измененной в течение многих столетий после их опубликования.
Но  подлинники  истории  геометрии Ксенократа (397-314), история науки Эвдема из
Родоса  (около  320),  исторические книги Феофраста (372-288) и другие пропали в
историческом  ходе  эллинско-  римской  цивилизации  ко  времени  нашей  эры - в
ближайших к ней столетиях, почти тысячу лет назад.
      В  сущности,  основной  фонд  эллинской  науки - то, что я называю научным
аппаратом,[54]  -  дошел  до нас в ничтожных обрывках, и к тому же, через многие
столетия  в  остатках  естественно-исторических работ Аристотеля и Феофраста и в
сочинениях  греческих  математиков.  И  все  же,  он  оказал огромное влияние на
возрождение  - создание западноевропейской науки в XV-XVII столетиях. Новая наша
наука  создалась,  в  значительной  части  опираясь  и  исходя из их достижений,
развивая  изложенные  в  них идеи и знания. Прерванные столетиями, еще в Римской
империи, нити восстановились в XVII столетии.
      48.  В  последнее  время  ход  истории  науки  заставляет  нас менять наши
представления  о том доэллинском наследстве, на котором выросла эллинская наука,
как я указывал (§ 42).
      Эллины  всюду  указывали  на огромные знания, которые были получены ими от
Египта,  Халдеи, Востока. Мы должны теперь признать это правильным. До них наука
уже  существовала  -  наука  "халдеев",  уходящая за тысячелетия до Р.Х., только
теперь   перед   нами  вскрывается  -  в  обрывках,  доказывающих  с  бесспорной
достоверностью ее долго не подозревающуюся до нашего времени силу (§ 42).
      Теперь  становится  ясным,  что мы должны придавать гораздо более реальное
значение,  чем  это  недавно  делали,  многочисленным указаниям древних ученых и
писателей  на  то,  что  творцы эллинской науки и философии приняли во внимание,
исходили  в  своей  творческой  работе из достижений ученых и мыслителей Египта,
Халдеи, арийских и неарийских цивилизаций Востока.
      В  течение  нескольких  столетий  вавилонские  ученые работали совместно с
эллинскими.  В  это  время  - в ближайшие столетия к нашей эре был новый расцвет
вавилонской  астрономии. Постепенно, в течение нескольких поколений, они слились
с   эллинской  средой  и  одинаково  пострадали  от  неблагоприятной  для  науки
обстановки того времени (§ 40).
      Несомненно,  полученные  от  ученых  того времени знания были использованы
эллинами при этом общении.
      Несомненно,  ими  положенное  и  использованное было к этому времени очень
велико   -  особенно  если  мы  примем  во  внимание  многотысячелетний  опыт  и
многотысячелетнюю  традицию  мореплавания,  техники,  земледелия,  ирригационных
работ, военного дела, государственного строя и быта.
      Столетия греческая наука работала в непосредственном контакте с халдейской
и  египетской  наукой,  с  ними сливалась. Хотя возможно, что творческая мысль в
египетской  науке  в  это  время замерла - этого не было для науки халдейской (§
42).
       Эллинская   наука  в  эпоху  своего  зарождения  непосредственно  явилась
продолжением  усиленной творческой мысли доэллинской науки. Факт констатируется,
но еще историей науки не освоен.
      "Чудо"  эллинской  цивилизации - исторический процесс, результаты которого
ясны,  но  ход которого не может быть точно прослежен, был таким же историческим
процессом, как и другие. Он имел прочную основу в прошлом. Лишь результат его по
своим  следствиям  -  темп  его  достижения  -  оказался  единичным во времени и
исключительным по последствиям в ноосфере.
      49.  Ход  научной  мысли  нашего  времени,  ХХ  столетия  -  по вероятному
результату  -  может  привести  к еще более грандиозным следствиям, но по своему
ходу  он  явно  и  резко отличается от того, что происходило в маленькой области
Средиземноморья,  -  побережья  Малой  Азии,  островов  и  полуостровов  Греции,
Сицилии,  Южной  Италии  и  отдельных  городов Средиземного, Эгейского, Черного,
Азовского  морей,  куда  проникла эллинская культура, причем в это время научная
творческая мысль сосредоточивалась главным образом в Малой Азии, Месопотамии и в
Южной Италии, тогда греческой по культуре и языку.
      Резкое  отличие  научного движения ХХ в. от движения, создавшего эллинскую
науку, ее научную организацию, заключается, во-первых, в его темпе, во-вторых, в
площади,  им  захваченной  - оно охватило всю планету, - в глубине затронутых им
изменений,  в  представлениях о научно доступной реальности, наконец, в мощности
изменения наукой планеты и открывшихся при этом проспектах будущего.
      Эти отличия так велики, что позволяют предвидеть научное движение, размаха
которого в биосфере еще не было.
      Это  движение  оправдывает  ту геологическую грань, которую Ч. Шухерт и А.
Павлов отметили недавно в истории Земли с появлением в ней человеческого разума.
Ноосфера  выступит  в  ближайшее,  историческое по длительности, время еще более
резко.
      50.  Мы  можем  здесь  -  редкий случай в истории знания - отметить начало
современного  научного  движения  так  точно  и резко, как это не было возможным
восстановить нам в прошлом.
      По-видимому,  это  могли  в свое время делать сами древние эллины, когда в
V-IV  столетиях  до  Р.Х.  писались  не  дошедшие  до нас в подлинниках, в общем
потерянные,  истории  знания, находившиеся частично в руках исследователей еще в
первые века нашей эры.
      Мы  не  можем  поэтому  точно сравнивать с этой критической эпохой истории
Научной мысли нашу эпоху, для которой у нас имеются все документы. Нашу эпоху мы
можем  приурочить  к  самому  концу  ХIХ столетия, к 1895-1897 годам, когда были
открыты явления, связанные с атомом, с его бренностью (§ 55).
      Она  проявляется  колоссальным  накоплением  новых научных фактов, которые
можно  приравнять  к  взрыву  по его темпу. Создаются также быстро новые области
научного   знания,  многочисленные  новые  науки,  растет  научный  эмпирический
материал,  систематизируется  и  учитывается  в  научном  аппарате  все растущее
количество  фактов,  исчисляемых  миллионами, если не миллиардами. Улучшается их
систематизация,  в которой человек просто разбирается; это и есть так называемая
специализация   науки  -  необычайное  упрощение  в  возможности  разбираться  в
миллиардах  фактов  научного  аппарата.  Я  называю  научным  аппаратом комплекс
количественно  или  качественно  точно выраженных естественных тел или природных
явлений.  Он  создан  в XVIII, а главным образом в ХIХ и ХХ столетиях и является
основой  всего  нашего  научного  знания.  Он  систематизировался по определенно
поставленной,  вековой,  все  научно  углублявшейся  работе  -  пересматривается
критически  и  уточняется  в  каждом  поколении.  Научный  аппарат  из миллиарда
миллиардов   все   растущих   фактов,   постепенно   и  непрерывно  охватываемых
эмпирическими обобщениями, научными теориями и гипотезами, есть основа и главная
сила,  главное  орудие  роста  современной  научной  мысли.  Это  есть небывалое
создание новой науки.
       У   нас   очень  часто  относятся  к  специализации  отрицательно,  но  в
действительности  специализация,  взятая  по  отношению  к  отдельной  личности,
чрезвычайно  усиливает  возможности  ее  знаний,  расширяет  научную область, ей
доступную.
      Дело  в  том,  что  рост  научного знания ХХ в. быстро стирает грани между
отдельными науками. Мы все больше специализируемся не по наукам, а по проблемам.
Это позволяет, с одной стороны, чрезвычайно углубляться в изучаемое явление, а с
другой - расширять охват его со всех точек зрения.
      51.  Но  еще  более резкое изменение происходит сейчас в основной методике
науки.   Здесь   следствия   вновь  открытых  областей  научных  фактов  вызвали
одновременное   изменение   самых  основ  нашего  научного  познания,  понимания
окружающего,  частью  остававшихся  нетронутыми целые тысячелетия, а частью даже
совсем впервые выявившихся, совершенно неожиданно, только в наше время.
      Таким  совершенно  неожиданным  и новым основным следствием новых областей
научных   фактов   является   вскрывшаяся  перед  нами  неоднородность  Космоса,
реальность  и  ей  отвечающая  неоднородность нашего ее познания. Неоднородности
реальности   отвечает  неоднородность  научной  методики,  единиц,  эталонов,  с
которыми наука имеет дело.
      Мы  должны  сейчас различать три реальности: 1) реальность в области жизни
человека,  природные  явления  ноосферы  и  нашей  планеты, взятой как целое; 2)
микроскопическую    реальность    атомных   явлений,   которая   захватывает   и
микроскопическую  жизнь, и жизнь организмов, даже посредством приборов не видную
вооруженному  глазу  человека,  и 3) реальность космических просторов, в которых
Солнечная система и даже галаксия теряются, неощутимые в области ноосферического
разреза  мира. Это та область, которая отчасти охвачена теорией относительности,
выявилась   для   нас   как  следствие  ее  создания.  Научное  значение  теории
относительности  основывается  для нас не на ней самой, но в том новом опытном и
наблюдательном   материале,   который   связан   с  новыми  открытиями  звездной
астрономии.[55]
     Теория относительности проникнута экстраполяциями и упрощениями реальности,
допущениями,  проверка  которых  научным опытом и научным наблюдением, исходя из
ноосферы,  является,  сейчас,  по  крайней  мере, недоступной. Благодаря этому в
текущей   научной  работе  она  занимает  ничтожное  место,  она  гораздо  более
интересует философа, чем натуралиста, который учитывает ее только в тех случаях,
когда  он  подходит  к  космической  реальности.  В  биосфере  с ней он может не
считаться, ее проявления научно не наблюдает.
      Становится  сейчас  ясным,  что  здесь,  как  и  в  области  атомных наук,
вскрываются  перед  нами  научные  явления,  которые впервые охватываются мыслью
человека  и  принадлежат  по  существу  к  другим областям реальности, чем та, в
которой идет человеческая жизнь и создается научный аппарат.
      Ибо  область  человеческой  культуры и проявление человеческой мысли - вся
ноосфера  -  лежит  вне  космических  просторов, где она теряется как бесконечно
малое,  и  вне  области,  где  царят  силы  атомов  и  атомных  ядер  с миром их
составляющих частиц, где она отсутствует как бесконечно большое.
      Обе  эти  новые  области  знания  -  пространство-время  предельно малое и
пространство-время  неограниченно  большое  -  есть  то  новое  и по существу то
основное, что внесла научная мысль ХХ в. в историю и в мысль человечества.
      К  ранее известной области человеческой жизни (ноосферы), в которой до сих
пор  шло  развитие  науки,  прибавились  две новые, резко от нее отличные, - мир
просторов  Космоса  и  мир  атомов и их ядер, по отношению к которым приходится,
по-видимому,  коренным  образом  менять  основные  параметры научного мышления -
константы  физической  реальности,  с  которыми  мы количественно сравниваем все
содержание науки.
      Мы  не можем еще предвидеть всех выводов в методике работы, которые отсюда
вытекут.  В  общем  эта  сложность установлена только научно эмпирически. Она не
была  предвидена  ни  наукой,  ни  философской,  ни религиозной мыслью. Только в
некоторой  ее  части  -  не  в основной - мы видим нити ее зарождения, ведущие в
далекое  прошлое,  которые  стали  ясными  только  в начале XVII столетия, когда
Левенгук  вскрыл  невидимый  мир  организмов, и в конце XVIII столетия, когда В.
Гершель  своими  открытиями  вскрыл  мир,  лежащий  за пределами нашей Солнечной
системы. Но только сейчас становится ясным, когда научная теория охватила научно
установленные  факты,  что  дело  здесь  шло  не  о простом отличии величин, а о
совершенно  отличном  подходе  нашего  мыслительного  аппарата к реальности в ее
атомном и космическом аспектах.
      52.  Ближайшее  будущее,  вероятно, многое нам уяснит, но уже сейчас можно
утверждать,  что  основное представление, на котором построена всякая философия,
абсолютная   непреложность  разума  и  реальная  его  неизменность  не  отвечают
действительности.  Мы  столкнулись  реально в научной работе с несовершенством и
сложностью  научного  аппарата  Homo  sapiens.  Мы  могли  бы  это предвидеть из
эмпирического  обобщения,  из  эволюционного  процесса.  Homo  sapiens  не  есть
завершение  создания,  он  не  является  обладателем  совершенного мыслительного
аппарата.  Он  служит  промежуточным  звеном  в длительной цепи существ, которые
имеют   прошлое,  и,  несомненно,  будут  иметь  будущее,  которые  имели  менее
совершенный мыслительный аппарат, чем его, будут иметь более совершенный, чем он
имеет.
      В  тех  затруднениях понимания реальности, которые мы переживаем, мы имеем
дело  не  с кризисом науки, как думают некоторые, а с медленно и с затруднениями
идущим  улучшением  нашей  научной  основной  методики.  Идет  огромная  в  этом
направлении работа, раньше небывалая.
       Ярким   выражением   ее   является  резкое  и  быстрое  изменение  нашего
представления  о  времени.  Время  является  для  нас  не  только неотделимым от
пространства,  [а] как бы другим его выражением. Время заполнено событиями столь
же  реально,  как  пространство  заполнено  материей и энергией. Это две стороны
одного  явления.  Мы  изучаем  не  пространство  и  время, а пространство-время.
Впервые делаем это в науке сознательно.
       Наука   также  по-новому  и  глубоко  подходит  к  научному  исследованию
пространства.
     Впервые в начале ХIX в. Н.И. Лобачевским (1793-1856) был поставлен вопрос в
научно  решаемой  форме,  является  ли  для  нашей галаксии (вселенной) реальное
(физическое)  пространство  пространством  евклидовым,  или новым пространством,
которое   им  и  независимо  Я.  Больяем  (1802-1860)  установлено  как  могущее
геометрически существовать наравне с пространством евклидовой геометрии.
      Мы  увидим  в  дальнейшем,  какое  значение имеет в строении биосферы путь
исследования, указанный Лобачевским, если мы внесем в его рассуждение логическую
поправку, которая мне кажется неизбежной.
      Нет никаких данных отделять выводы геометрии и всей математики вообще с ее
числами  и  символами  от других данных естествознания. Мы знаем, что математика
исторически  создалась  из  эмпирического  научного  наблюдения  реальности,  ее
биосферы в частности.
      Конечно,  теоретические  построения всегда были абстрактнее, чем природные
объекты,  и  могут  вследствие  этого  не  иметь  места  в  естественных телах и
природных  явлениях  биосферы,  даже  если  они  логически правильно выведены из
эмпирического  знания.  Мы  это  на  каждом  шагу видим, так как все эмпирически
установленное  в  науке  по  существу  также  бесконечно  в  своих  теоретически
допустимых  проявлениях,  как бесконечна биосфера, в которой проявляется научная
мысль.
      Мы  знаем,  что  геометрия  Евклида  и Лобачевского - две из бесчисленного
множества  возможных.  Они  распадаются  на  три  типа  (Евклида, Лобачевского и
Римана)   и   в  настоящее  время  идет  разработка  общей  геометрии,  всех  их
охватывающей.  Во  время  Лобачевского  это  было  неизвестно,  и поэтому он мог
ставить вопрос о единой геометрии Космоса. С таким же правом мы можем говорить о
геометрической  разнородности реальности, об одновременном проявлении в Космосе,
в   реальности,   материально-энергетических,   главным   образом  материальных,
физических,  состояний  пространства,  отличающих  разные геометрии. Мы увидим в
дальнейшем,  что  эта  проблема  выявляется  сейчас  в разнородности биосферы, в
косных  и  живых  ее  естественных  телах.  Я  вернусь к этому позже.[56] Должны
наблюдаться  процессы,  нам пока неизвестные, перехода одного такого физического
состояния  пространства  с  одной  геометрической  структурой  в  пространство с
другой.
      53.  Одновременно  новое  появилось  и анализ углубился в древних областях
знания,  достигших,  подобно  математике,  высокого  совершенства  в логике. Она
сейчас  находится  в  перестройке.  Меньший  интерес  для нас представляет более
философская ее часть - теория познания.
      Логика Аристотеля есть логика понятий. Между тем как в науке мы имеем дело
с  естественными  телами  и  природными  явлениями,  понятие  о которых словесно
неподвижно,  но  в  историческом  ходе  научного знания в корне меняется в своем
понимании, отражает на себе чрезвычайно глубоко и резко состояние знаний данного
поколения.  Логика  Аристотеля, даже в ее новейших изменениях и дополнениях XVII
в.,  внесших  большие  поправки, является слишком грубым орудием и требует более
глубокого анализа. В отдельном экскурсе я вернусь к этому ниже.
      54.  Математика  и  логика суть только главные способы построения науки. С
XVII в., века создания новой западноевропейской науки и философии, выросла новая
область  научного  синтеза  и  анализа  -  методика  научной  работы.  Ею именно
создается,  проверяется и оценивается основное содержание науки - эмпирически ее
научный  аппарат. Я уже говорил (§ 50) об его огромном значении в истории науки,
все растущем и основном.
      Странным  образом  методика  научной  работы, имеющая большую литературу и
руководства   величайшего   разнообразия,  совершенно  не  охвачена  философским
анализом.  А  между  тем  существуют  отдельные  научные  дисциплины, как теория
ошибок,   некоторые   области   теории   вероятности,   математическая   физика,
аналитическая  химия, историческая критика, дипломатика и т.д., только благодаря
которым  научный  аппарат  получает ту мощь проникновения в неизвестное, которая
характеризует  ХХ  в.  и  открывает  перед  наукой  нашего  времени безграничные
возможности дальнейшего охвата природы.
      Методика  научной работы, как ясно из изложенного выше, не является частью
логики, а тем [более] - теории познания.
      В  последнее  время в этой области совершается какое-то крупное изменение,
вероятно,   величайшего   значения.   Создается   новая   своеобразная  методика
проникновения  в  неизвестное, которая оправдывается успехом, но которую образно
(моделью)  мы не можем себе представить. Это как бы выраженное в виде "символа",
создаваемого   интуицией,   т.е.   бессознательным   для  исследователя  охватом
бесчисленного  множества фактов, новое понятие, отвечающее реальности. Логически
ясно  понять  эти  символы  мы  пока не можем, но приложить к ним математический
анализ  и  открывать  этим  путем  новые  явления или создавать им теоретические
обобщения,  проверяемые  во  всех  логических выводах фактами, точно учитывая их
мерой и числом, мы можем.
     Этот способ исканий и открытий нашел себе широкое приложение, между прочим,
в физике атома[57] - области научного знания, всецело лежащей в микроскопическом
разрезе  мира.  Понятие  величины h, фотона, кванта являются ярким примером этой
новой,  вероятно,  огромного могущества силы научного проникновения и расширения
научной  методики.  Создаются  новые  научные  дисциплины, как новая механика, и
растут новые отделы математики, из них исходящие.
      В  корне  меняется  наш математический и логический аппарат по сравнению с
тем, который имел в своем распоряжении ученый 40-50 лет назад.
      Но  ясно, что это только начало. С трудом, но бесповоротно создаются новые
методы  проникновения  в  неизвестное,  связанные  с  исканием и созданием новых
областей   теоретической   физики,   в  которых  визуальный  образ  явлений  или
затушевывается, или совсем не может быть построен.
      Но  эта  новая методика приложима не только к таким новым областям знания,
как  физика атома. Конечно, требуется большая осторожность в ее использовании, и
в научной литературе наблюдается множество бесплодных и ошибочных ее применений,
но  это  неизбежно  в  условиях  всей  нашей научной работы, в которой мы делаем
множество лишней и ненужной работы. Мы работаем здесь, как работает природа, как
выявляется  организованность биосферы (§ 3). Чрезвычайно важно, что одновременно
с  новой методикой наблюдаются еще большие явления, может быть, ее вызывающие, -
создание новых областей знания - новых наук.
      Темп  их  создания  и область их захвата за последние сорок лет непрерывно
растут.
      55. Четырнадцать лет назад я сравнил эту черту научного знания со взрывом,
и это сравнение, мне кажется, правильно выражает действительность.
      Мы  можем  проследить  начало  этого  взрыва  с  исключительной точностью.
Правильно указал Э.Резерфорд,[58] что современное развитие физики, перевернувшее
наше  мировоззрение,  на  9/10  обязано  радиоактивности в проблемах современной
физикой выдвигаемых.
      Конечно,  можно  спорить  о  точности  такой  оценки, так как удивительным
образом  эксперимент подошел, почти одновременно, к открытию трех новых явлений,
по существу, однако, неотделимых от радиоактивности, в течение трех лет в разных
местах  -  X-лучей в Вюрцбурге В. Рентгеном в 1895 г.,[59] радиоактивности урана
А.  Беккерелем  в  Париже  в 1896 г.,[60] электрона в Кембридже Д. Д. Томсоном в
1897  г.[61] Их совпадение определило взрыв научного творчества. Но без открытия
основного явления радиоактивности - бренности атомов, - объяснившего и X-лучи, и
электроны, и их возникновение, современной физики не было бы.[62]
      Открытие радиоактивности так же, как X-лучей и электрона, можно проследить
с научной точностью, с какой далеко не всегда это можно сделать. 1 марта 1896 г.
А.  Беккерель  в  заседании  Парижской  академии  сделал доклад о лучеиспускании
ураном лучей, фотографирующих в темноте, аналогичных X-лучам, открытым Рентгеном
[несколько]  месяцев  назад.  Это  было открытие радиоактивности. Первые снимки,
присланные В. Рентгеном, были показаны в Парижской академии 20 января 1896 г., и
Беккерель  немедленно,  тогда  же,  исходя  из  предполагаемой  связи  X-лучей с
флюоресценцией   стекла   катодной   лампы,   начал   свои   опыты.   Он   пошел
экспериментальным   правильным  путем,  исходя  из,  по  существу,  неправильных
посылок.  Открытие  Рентгена  выявило  существование "темных" лучей, проникающих
материю   и  действующих  на  фотографическую  пластинку.  Беккерель  немедленно
применил,   исходя   из  флюоресценции,  с  которой  он  их  связал,  эти  новые
экспериментальные  представления  к урановым солям, открыв новые лучеиспускания,
доказал,  что они связаны с атомом урана, получив для него X-лучи и излучения. В
ближайшие   же  месяцы  силами  огромной  армии  физиков  всего  мира  учение  о
радиоактивности  было  создано, и началось бурное развитие нового миропонимания.
Затравкой взрыва явилось открытие радиоактивности.
      Мы  знаем  теперь, что в летописях науки [есть] многочисленные указания на
отдельные факты, наблюдения, соображения, сюда относящиеся.
      Сам  А. Беккерель считал, что он открыл радиоактивность только потому, что
был  подготовлен  к  этому всей своей жизнью и жизнью своих предков. Он говорил:
"Открытие  радиоактивности  должно было быть сделано в лаборатории музея (Museum
d'Histoire  Naturelle  в Париже, старый Jardins des Plantes), и если бы мой отец
был жив в 1896 г., он бы явился его автором.[63]
      Действительно,  физическая лаборатория Музея естественной истории в Париже
есть  совершенно  исключительное  явление в истории науки. Непрерывно с 1815 г.,
т.е.  в  течение  уже  123  лет, директорами ее являются члены семьи Беккерелей:
прадед,   дед,   отец  и  сын  -  А.С.  Беккерель  (1788-1878),  А.Э.  Беккерель
(1820-1891),  А.А.  Беккерель  (1852-1908),  Ж.  Беккерель  (1878-1953).  В  ней
производятся  работы,  которые  идут последовательно, поколениями, с детских лет
связанные  с теми вопросами, с которыми имеют место, и в форме своего открытия и
по существу, явления радиоактивности.
      А.  Беккерель  был  прав:  неизбежно, по сути дела - это совершенно новое,
никем   не   предполагавшееся   явление   -   радиоактивный  распад,  бренность,
определенное  время  существования  атома,  должно  было  быть  открыто  в семье
Беккерелей  сейчас  же  после  открытия X-лучей. Ибо только в этой семье научное
внимание  нескольких  поколений  физиков  было  направлено  на явления свечения,
электричества, действия света (фотографии). Уже А.С. Беккерель, физик с широкими
интересами,  экспериментально  работавший  главным  образом  над электричеством,
изучал  явление фосфоресценции, систематически, вместе с Био и своим сыном, А.Э.
Беккерелем,  в  1839  г. Отчасти в связи с этими работами Стокс в 1852 г. открыл
названную  им  флюоресценцией  фосфоресценцию  урана,  которая  явилась  основой
многочисленных  позднейших  работ  А.Э.  Беккереля  (1859 и следующие), сперва с
отцом, потом с сыном, позже открывшим в уране радиевые лучеиспускания. Уже тогда
выявились  особенности этой фосфоресценции, не выясненные, мне кажется, до конца
до  сих пор.[64] Беккерели занимались ураном к 1896 году - беспрерывно больше 40
лет.
     56. Неудивительно поэтому, что в 1896 г. соли урана явились первым объектом
исследования  и  сейчас  же  привели к открытию радиоактивности. Огромный опыт и
знакомство  с  этими явлениями было в распоряжении семьи Беккерелей, накопленное
тремя  поколениями, когда X-лучи Рентгена открыли новые y-излучения, связанные и
с явлениями свечения, Беккерелями изучавшимися.
      Я остановился на этой истории несколько более подробно, потому что мы едва
ли можем спокойно и без сомнений сводить ее к простому случаю и к совпадению. А.
Беккерель, его сделавший, ясно, как я указывал, сознавал это.
      Невольно  мысль  останавливается перед такого рода совпадениями и ищет для
них научного объяснения.
     История человеческой научной мысли есть научная дисциплина, т.е. она должна
стремиться научно связывать научно точно установленные факты, искать обобщений и
распределять  их в систему и в порядок. Открытие радиоактивности А. Беккерелем и
подготовка  его  изучением  световых  свойств  урана,  длившихся  в течение трех
поколений  в  семье  физиков  Беккерелей, есть научный факт, с которым мы должны
считаться.
      Мы не можем перед ним не остановиться. Если сколько-нибудь был прав Лаплас
и  математической  формулой  ("формула  Лапласа")  можно  охватить темп мирового
движения,  мировой  "жизни",  мы  должны были бы ждать как раз проявлений такого
рода   в   научных   открытиях   масштаба   пережитого   нами  открытия  явлений
радиоактивности.
      Уже  по одному этому мы не можем оставить без внимания это реальное бывшее
совпадение  работ,  шедших  над  ураном  в  течение  ряда поколений, с быстротой
открытия  радиоактивности в нужный момент. В науке нет случая и такие совпадения
в  ее  истории  не  так  редки.[65]  Успехи  анализа после Лапласа, мне кажется,
дозволяют  допустить,  что  Лаплас  в своем образе мог быть не неправ в каких-то
пределах. Но в каких?
       57.   Захвачена  была  последствиями  из  открытия  Беккереля  вся  жизнь
человечества, вся философская его мысль, все его научное мировоззрение.
     Ту же картину представляют последствия и теории относительности, выдвинутой
А.  Эйнштейном  через  10 лет после А. Беккереля, шедшей уже в научной атмосфере
ломки  старых представлений радиоактивностью, в атмосфере победы атомистического
миропредставления,  его  победного  шествия.  Теория  относительности  вышла  из
научно-теоретической  и  математической мысли. История ее гораздо лучше изучена,
чем история радиоактивности.
      Но  и здесь характерно скромное начало[66] и непрерывающийся, все растущий
в интенсивности и в многообразии научный эмпирический материал научных фактов, с
теорией  относительности  генетически  и  логически  связанный.  Для натуралиста
только  эта  сторона  точных фактов, а не математических и философских концепций
должна иметь основное значение.
      58.  Еще  одна  характерная  черта  научного знания должна быть принята во
внимание, так как она играет основную роль в происходящем процессе.
      Как  мы  увидим  (§  46),  наука  в  социальной  жизни резко отличается от
философии  и религии тем, что она по существу едина и одинакова для всех времен,
социальных сред и государственных образований.
      Правда,  что  к  этому человечество приходит тяжелым опытом истории, ибо и
религия,   и   государственные   социальные   образования  на  протяжении  целых
тысячелетий  пытались  и  пытаются создать единство и силой включить всех в одно
целое  единое  понимание  смысла  и  цели  жизни.  Такого  единого  понимания  в
многотысячелетней  истории  человечества никогда не было. Все время существовали
одновременно   враждующие   или   уживающиеся   различные  их  понимания.  Такое
стремление,  которое  сейчас как будто для всех становится ясной иллюзией, после
бесплодной  борьбы  и  потерянных  сил начинает уходить в прошлое. Бывали такого
рода попытки и в истории философии, также кончившиеся полным крушением.
      Можно  оставить в стороне социально государственные объединения, так как с
ноосферической   точки   зрения   они   никогда   не  охватывали  сколько-нибудь
значительных  ее  частей.  Так  называемые  всемирные  империи всегда занимали в
сущности  отдельные  участки  суши и всегда являлись одновременно существующими,
приходили  -  силой  или  бытом  -  в  равновесие  друг с другом. Идея об едином
государственном  объединении  всего человечества становится реальностью только в
наше  время,  и  то,  очевидно,  становится  пока  только  реальным  идеалом,  в
возможности которого нельзя сомневаться. Ясно, что создание такого единства есть
необходимое  условие  организованности ноосферы, и к нему человечество неизбежно
придет.
      В  истории  религий,  в каких бы формах они ни проявлялись - теистических,
пантеистических   или  атеистических  -  реальное  стремление  к  единству  было
неизбежным, так как все они основаны на вере и на преодолении рационалистических
сомнений  в  их  правильности.  Жизнь  неизбежно  разбивала  это  стремление, но
верующие,  несмотря  на  горький  опыт  поколений,  верят  в осуществление этого
идеала.  С  ростом науки реальное значение этой веры во всемирной истории быстро
падает.  Для  западно-христианской церкви, для католичества, реально возможность
такого  объединения  кончилась  с созданием протестантских церквей, поддержанных
государственной  силой и с таким же обоснованием мусульманских религиозных сект.
Глубокий кризис религии, ныне переживаемый, сводит их с реальной почвы истории в
этом  отношении.  Мало  вероятно, чтобы атеистические представления, по существу
тоже  предмет  веры, основанные на философских заключениях, могли бы стать столь
сильны,  чтобы  дать  человечеству  единое  представление.  По существу это тоже
религиозные концепции, основанные на вере.
     59. Еще менее может создать единство - вселенскость понимания - философская
мысль.  В  основе  ее  всегда  лежит  сомнение  и рационалистическое обоснование
существующего.  Никогда  не  существовало  времени,  когда  бы одна какая-нибудь
философия признавалась истинной. Философия всегда основана на разуме и теснейшим
образом  связана  с  личностью.  Типы  личности  всегда  отвечают  разным  типам
философий.  Личность  неотделима  от  философского размышления, а разум не может
дать  для  нее  мерку, вполне охватить всю личность. Философия никогда не решает
загадки  мира.  Она  их  ищет.  Она  пытается охватить жизнь разумом, но никогда
достигнуть  этого  не  может.  Философская  истина всегда может быть подвергнута
сомнению    свободной,   ищущей   личностью.   Тысячелетним   процессом   своего
существования  философия  создала  могучий  человеческий  разум,  она  подвергла
глубокому  анализу  разумом  человеческую  речь, выработанную в течение десятков
тысяч  лет  в  гуще  социальной  жизни,  выработала отвлеченные понятия, создала
отрасли  знания, такие как логика и математика, - основы нашего научного знания.
В  независимую  от  нее  научную  область начинает превращаться и психология, ею
создавшаяся, в которой огромную роль играет внутренний опыт, размышление о самом
себе.  Эта  область  явлений  столь  же  безбрежна  и  бесконечна,  глубока, как
окружающая нас реальность.
     Наука выросла из философии тысячелетия тому назад. Чрезвычайно характерно и
исторически  важно,  что  мы  имеем  три  или четыре независимых центра создания
философии,  которые только в течение немногих - двух-трех - поколений находились
между   собой  в  общении,  а  столетия  и  тысячелетия  оставались  друг  другу
неизвестными.  Работа  мысли  - социальной, религиозной, философской и научной -
шла  в них независимо многими столетиями, если не тысячелетиями. Это были центры
средиземноморские,  индийские  и  китайские.  Может быть, сюда надо присоединить
центр  тихоокеанско-американский,  который  сильно  отстал  от  первых  трех и о
котором  мы  мало  знаем.  Он  исчез  и  погиб  в  исторической катастрофе в XVI
столетии.  По-видимому,  в  течение  поколений,  близких  к Пифагору, Конфуцию и
Шакья-Муни,  философско-религиозные  центры  Старого  Света находились некоторое
значительное время в культурном обмене.
      Новый  обмен,  сравнимый  с  этим  первым,  начался в века, к нам близкие.
Философская  мысль долгие столетия шла в этих центрах независимо, наиболее мощно
в Индии и в эллинско-семитском. Любопытно, что в ходе истории философии мы видим
чрезвычайную аналогию исторического процесса в выработке как философских систем,
так   и   логических   структур.  По-видимому,  индийская  логика  пошла  глубже
Аристотелевской,  а  ход философской индийской мысли почти тысячу лет тому назад
(с точностью нескольких столетий плюс или минус - хронология индийской философии
все еще чрезвычайно несовершенна) достиг уровня философии Запада конца XVIII в.,
т.  е.  наша  философия  только  в XVIII в. догнала индийскую философскую мысль.
Долгие века традиция философской мысли и живое ее переживание не прерывались, но
в  политическом  упадке  индийской  культуры  творческая философская мысль Индии
замирала  и,  вероятно,  в XI-XII вв. крупный творчески мыслящий философ Рамануя
(1050-1137)  был  последним  за  многие  столетия  крупным ее представителем. Но
философская  культура  и  философские  интересы  не прерывались, и от времени до
времени  возникала  самостоятельная мысль вплоть до XVII столетия и позже. В XIX
в.  под  влиянием  европейской  науки после живой философской традиции в течение
больше  трех  тысяч  лет  началось  возрождение самостоятельной мысли в Индии на
почве вселенскости научного знания.
      Индийская  философская мысль больше тысячелетия оказывала глубокое влияние
на тибетские, китайские, корейские, японские государства.
       Это   влияние   проявлялось  с  большими  перерывами  многие  столетия  и
встретилось,  особенно  в  китайских государствах, в этом самостоятельном центре
человеческой  культуры,  с  самостоятельно  возникшими  философскими  исканиями,
имевшими  глубокую  и  долгую  историю,  которая  только что перед нами начинает
открываться.  В  эпоху  упадка индийской творческой философской мысли сношения с
этими   связанными   с  ней  проявлениями  философских  исканий  прекратились  и
возобновились  только  в  наше  время. Как раз в то время, когда произошел охват
этих древних цивилизаций мощной силой нашей науки.
      60. XIX столетие и особенно сильно ХХ-ое, после варварской войны 1914-1918
гг.,  коренным  образом  изменили  религиозную  и  философскую  структуру  всего
человечества и создали прочную почву для единой вселенской науки, охватившей все
человечество, дав ему научное единство.
     Движение началось в середине XVIII в. в Северной Америке, где англичанами и
французами  положено  начало  северо-американской научной работе. Еще раньше оно
началось  в  XVI  столетии  в  Южной  Америке,  в  испанской  и португальской ее
культурной  среде,  но  здесь  оно  быстро  замерло и не создало до XIX столетия
прочной научной среды.
      Совершенно  другое было с Северной Америкой, где постепенным и непрерывным
ростом  создался мощный научный центр англо-саксонской научной работы, явившийся
сейчас  самой  мощной  научной  организацией  человечества.  В Канаде сохранился
англо-французский центр работы, слившийся с англо-саксонским.
      В начале ХVIII в. основы научных исканий были перенесены в Московскую Русь
и  при государственной поддержке быстро охватили Азиатский континент, перейдя на
север  Америки.  Здесь,  благодаря экспансии великорусского народа, была внесена
научная мысль и работа в чуждую Западу, иную по традициям жизнь.
     Мощное развитие колониальной силы Великобритании и своеобразный характер ее
политики,  приведший  в  конце XIX, в XX в. к созданию Британской империи, можно
сказать  охватившей в единое культурное целое всю планету, оказал могущественное
влияние  на охват единой наукой огромных ее территорий. Создались мощные научные
центры  самостоятельной  научной  работы  в  Северной  Америке, Австралии, Новой
Зеландии,  Южной  Африке,  где в XIX в. создался голландский африканский научный
центр.  Не  менее  важным  было  то,  что  под влиянием английской научной мысли
вовлечена  и охвачена научной мыслью и научной работой древняя цивилизация Индии
и  Бирмы.  Здесь  создались центры научной работы и началось научное возрождение
Индии,  основанное  на единой науке и своей философии и религии. Через индийскую
мысль  в  научную  среду  все  больше  вливаются и получают значение люди другой
философской культуры, чем христианская.
      Медленно  шло  проникновение  творческой современной научной мысли в среду
мусульманского  Востока,  севера  Африки,  в Малой Азии и Персии, в этой области
культуры,  которая  стояла  во  главе  научной  мысли человечества с VIII по XII
столетие,  но  где  под  влиянием религиозных и политических событий происходило
медленное угасание научной работы, прекратившееся только в нашем столетии.
      В середине XIX столетия, после многосотлетнего перерыва Япония связалась с
западноевропейской   культурой  и  подобно  России,  на  полтораста  лет  раньше
государственными  мерами  создала у себя мощные центры научной культуры и прочно
связалась с мировой наукой.
     Наконец, после крушения Маньчжурской династии, Китай быстро вошел в научную
работу человечества. Любопытно, что в эпоху Петра Китай представлялся европейцам
и  русским  в  том  числе передовой страной по своему научному значению, и можно
было тогда думать - для Московского царства, в какую сторону ему надо обратиться
- на Запад или на Восток для того, чтобы приобщиться к мировой науке. Ибо только
в  петровское  время, благодаря успехам точного знания конца XVII - начала XVIII
в. всецело сказалась на глазах современников потенциальная мощность новой науки.
Китай  в  XVII  столетии охватывался через иезуитов и другие католические миссии
новой  наукой  в  ее  государственном приложении, и только в начале XVIII в. эта
больше  чем столетняя работа потерпела крушение, и Китай только после ослабления
маньчжурских  династий  создал  у себя прочные центры научной работы. В 1693 г.,
когда  китайский  богдыхан  Кангси  дал  широкую  веротерпимость, и когда первое
приложение  точного  знания в форме астрономических наблюдений в их прикладном и
научном значении были введены в государственную систему Китая, Китай не отставал
в  своей  технике  и  в  ее  научных  основах от положения дел в современной ему
Западной  Европе, и он был более мощен научно-технически, чем Московское царство
того времени. В 1723 г., когда умер Кангси, за несколько лет перед смертью из-за
религиозных  соображений прекративший связь с научной мыслью Запада, Китай сразу
оказался отсталым, так как победа ньютоновского миропредставления и новые методы
математики  к  середине  века  необычайно  подняли реальную государственную силу
научного  знания.  Китай  жестоко  заплатил  за  ошибку  Кангси,  когда в XIX в.
оказался  беспомощным  перед  захватом  американцев  и  европейцев. Начавшееся в
середине  XVIII  в.  возрождение,  медленно развертывающееся, привело китайцев к
прочному  сознанию  необходимости овладеть мощью единой науки. Они теперь прочно
стоят на этом пути.
     61. Так в ХХ в. одна единая научная мысль охватила всю поверхность планеты,
все  на  ней  находящиеся  государства.  Всюду  создались  многочисленные центры
научной мысли и научного искания.
      Это  -  первая  основная предпосылка перехода биосферы в ноосферу. На этом
общем и столь разнообразном фоне развертывается взрыв научного творчества ХХ в.,
не  считающийся  с  пределами и разграничениями государств. Всякий научный факт,
всякое  научное  наблюдение, где бы и кем бы они не были бы сделаны, поступают в
единый  научный  аппарат,  в  нем  классифицируются и приводятся к единой форме,
сразу становятся общим достоянием для критики, размышлений и научной работы.
      Но  научная  работа не определяется только такой организацией. Она требует
благоприятной  среды  для  развития, и это достигается широчайшей популяризацией
научного  знания,  преобладаниям  его  в  школьном  образовании,  полной свободы
научного  искания,  освобождения  его от всякой рутины, религиозных, философский
или социальных пут.
      ХХ  век  -  век  значения  народных  масс.  Мы  одновременно  видим  в нем
энергичное,  широкое  развитие самых разнообразных форм народного образования. И
ходя  далеко  не  везде  сняты  путы,  на  которые  указывалось,  они  неизбежно
разлетятся  с  дальнейшим  ходом  времени.  Огромно  значение  демократических и
социальных   организаций   трудящихся,   интернациональных   их  объединений,  и
стремление  к  получению максимального научного знания не может остановиться. До
сих  пор эта сторона организации трудящихся и их интернационалов по своему темпу
и  глубине не отвечала духу времени и не обращала на себя достаточного внимания.
Эта  работа  идет  на  всей  планете вне рамок государств и национальностей. Это
столь же необходимая предпосылка ноосферы, как и творческая научная работа.
      62.  Этот мощный рост научного знания, все увеличивающейся интенсивности и
расширяющегося  охвата,  совпадает  с  глубоким  творческим  застоем  в  смежных
областях, тесно связанных с наукой, - в философии и в религиозном мышлении.
      В  философии  Запада,  несмотря  на  большую,  даже  растущую  литературу,
наблюдается  в  нашем  веке  слабость  новой творческой работы, недостаточная ее
глубина.  Философская  работа  после великого расцвета в эпоху XVII в. до начала
XIX в. уже целое столетие не создает ничего равного научному творчеству XIX и XX
столетий.  Она  разбивается в частностях, не захватывает широких вопросов жизни,
повторяет  старое,  теряет  значение  для  научно работающего мыслителя. Старые,
давно  уже умершие представления пытаются существовать, не меняясь по существу в
новой  обстановке, создаваемой наукой, ими не понимаемой. Лишь за последние годы
эти  старые  течения  уступают,  начинается  новое движение, но оно идет уже под
прямым   влиянием   новой  научной  мысли  и  создаваемого  ею  нового  научного
мировоззрения.  Наблюдаемое  и  важное  для  ученого,  работающего  в  областях,
связанных  с  изучением  жизни,  в  частности  и  для  биогеохимии, начинающееся
движение  связано  также с влиянием на него новой научной мысли. Наука, вскрывая
новое, ломает старые философские представления, указывает путь.
      Дело  в  том, что в истории философии наблюдается явление, невозможное для
научной  мысли  в  наше  время: наука одна для всего человечества, философий, по
существу,  несколько,  развитие  которых  шло  независимо в течение тысячелетия,
долгих веков и долгих поколений.
      Наряду  с европейско-американской философией, существуют философии Индии и
Китая.  И  если  китайская  философия  находится  в  многовековой  дремоте, и ее
философия природы резко противоречит науке нашего времени - философия Индии явно
и резко пробуждается сейчас после многовекового творчески латентного состояния.
      Мне кажется, для новых областей науки - и в частности для наук о природе -
представляют  сейчас  большой  интерес  философские  концепции  Индии. Они после
многовекового застоя только начинают возрождаться под влиянием расцвета мирового
научного  знания  и  охвата  им духовной жизни этой части человечества, сумевшей
сохранить  поколениями  тысячелетние достижения философского творчества предков.
Но значение этих более широких и, может быть, глубоких, мне кажется, философских
концепций  Индии  для  науки  выразится  в будущем. Сейчас и здесь новая научная
мысль идет впереди.
      63.  Религиозное  сознание  всего  человечества переживает сейчас глубокий
кризис,  отчасти,  но едва ли в основном, связанный с ростом научного знания и с
несогласованностью его с научными достижениями, попытками с ним бороться.
      Впервые ярко выражается в государственных представлениях отрицание религии
как  одной из норм культуры человечества. В действительности в ряде государств и
больших  культур,  например  Китае, были эпохи, когда идеология государственного
строя  являлась  проявлением  религиозного понимания окружающего. Неизбежно и до
известной   степени   бессознательно  та  же  социальная  структура,  как  форма
религиозного проявления жизни, обязательной социально-государственной структуры,
в  которой нельзя сомневаться, выявляется и сейчас в отрицающих религию течениях
современной  мысли.  Фактически это, как было в Китае, социально-государственная
религия.
      Человечество  живет  в глубоком кризисе религиозного сознания и, вероятно,
находится  на грани нового религиозного творчества. Старые религиозные концепции
должны  углубляться  и  перестраиваться  прежде всего под влиянием роста научной
мысли.
       Такое   пассивное   состояние  в  смысле  вековых  ведущих  больших  идей
философского  мышления  и  религиозного  сознания  реальности, понимания жизни в
частности,  при  взрыве  научного  творчества,  сила которого все увеличивается,
создает  небывалое  в прошлом человечества значение науки, и открывающиеся перед
ней новые научные проблемы получают в этом аспекте новое значение и освещение.
     64. Другое новое явление резко меняет все условия роста научного творчества
именно  в  нашем  ХХ  в. и придает им особый характер и особое, небывалое раньше
значение.
     Наше время по существу иное и небывалое в этом отношении, ибо, по-видимому,
впервые  в  истории  человечества  мы находимся в условиях единого исторического
процесса,  охватившего всю биосферу планеты. Как раз закончились сложные, частью
в  течение  ряда  поколений  независимо и замкнуто шедшие исторические процессы,
которые  в конце концов в нашем ХХ столетии создали единое, неразрывно связанное
целое. Событие, совершившееся в глуби Индии или Австралии, может резко и глубоко
отразиться  в  Европе  или  Америке и произвести там следствия неисчислимого для
человеческой  истории  значения.  И, может быть, главное - материальная, реально
непрерывная   связанность  человечества,  его  культуры  -  неуклонно  и  быстро
углубляется  и усиливается. Общение становится все интенсивнее и разнообразнее и
постояннее.
      История  прошлого  умственной  культуры  человечества  нам сейчас так мало
известна, что мы не можем ясно представить себе те этапы былого, которые привели
к  современной вселенскости жизни людей, ею - ее единством - охваченных, в каком
бы  уголке биосферы они ни жили. Сейчас никуда от нее укрыться они не могут - ни
в  области  духовной жизни, ни в области быта. И темп упрочения вселенскости так
велик,  что  осознание его для сейчас живых поколений вполне реально, спорить об
этом не приходится.
      Увеличение  вселенскости,  спаянности всех человеческих обществ непрерывно
растет и становится заметным в немногие годы чуть не ежегодно.
     Научная мысль - единая для всех, и та же научная методика, единая для всех,
сейчас  охватили все человечество, распространились во всей биосфере, превращают
ее в ноосферу.
      Это  новое  явление,  которое  придает особое значение наблюдаемому сейчас
росту науки, взрыву научного творчества.
      65. Необходимо при этом еще отметить, что новое в самой сущности своей для
науки  положение,  которое  начало  медленно  развиваться  в XVII-XIX столетиях,
усилилось  в  конце  XIX  в. В ХХ в. оно под влиянием интенсивного роста научной
мысли выдвинуло на первое место прикладное значение науки как в общежитии, так и
на каждом шагу: в частной, в личной и в коллективной жизни.
      Государственная жизнь во всем ее проявлении охватывается научным мышлением
в небывалой раньше степени. Наука ее захватывает все больше и больше.
      Значение  науки  в  жизни,  связанное  тесно,  как мы увидим, с изменением
биосферы  и ее структуры, с переходом в ноосферу увеличивается с тем же, если не
с большим, темпом, как и рост новых областей научного знания.
      И  вместе  с  этим ростом приложения научного знания к жизни, к технике, к
медицине,  к  государственной  работе создаются в еще большем числе, чем в новых
областях   науки,  новые  прикладные  науки,  появляется  новая  методика  и  до
чрезвычайности  [быстро] создаются новые приложения и выдвигаются новые проблемы
и  задания  техники  в широком ее понимании, тратятся государственные средства в
небывалых раньше размерах, на прикладную хотя, но научную по существу работу.
      Значение  науки  и ее проблем растет в жизни в этом аспекте, еще с большей
скоростью,  чем растут новые области знания. К тому же как раз эти новые области
научного  знания чрезвычайно расширяют и углубляют прикладное значение науки, ее
значение в ноосфере.

	Примечания

[54]  См.:  В.И.  Вернадский.  Проблемы биогеохимии, вып. II. М., 1939, с. 9-10.
[Или:   В.И.   Вернадский.   Проблемы   биогеохимии.  -  Труды  Биогеохимической
лаборатории, т. 16, М., 1980, с. 55-84 - Ред.]. [вернуться]
[55]  В.И.  Вернадский.  Проблема  времени в современной науке. - Известия АН. 7
серия  ОМЕН,  1932,  4,  с. 511-541; на франц. яз.: Le probleme du temps dans la
science contemporaine. Suite. - Revue generale des sciences pures et appliquees.
Paris,  v.  46, 7, p. 208-213, 10, p.308-312. [Или: В.И. Вернадский. Философские
мысли натуралиста, М., 1988, с. 228-273 - Ред.]. [вернуться]
[56] См. отдел четвертый, § 128. - Ред. [вернуться]
[57]  Это  название, употребленное Леруа и другими, представляется мало удачным,
так  как  аналогично этой области научно-познаваемого меняется не только физика,
но  и  биология или химия. Правильно сохранить название "атомистика", учитывая и
явления ядра атомов. [вернуться]
[58]  E.  Rutherford.  Zusammenfassende Vortage zum Haupthema: "Radioactivitat";
Lord  Rutherford  of  Nelson  -  Cambridge;  Erinnerungen  an  die  Fruhzeit der
Radioactivitat (Remeniscences of Early Days in Radioactivity). - Zeitschrift fur
Electrochemie  und  Angewandte  Physikalische  Chemie. 1932, Bd. 38, 8a, S. 476.
[вернуться]
[59] Об истории открытия Рентгена, которое не могло быть понято в своей сущности
без  открытия  Беккереля  и  его  последствий,  см.:  M.  V. Laue. Ansprache bei
Eroffnung  der  Physikertagung in Wurzburg. - Physikalische Zeitschrift, Bd. 34.
Leipzig, 1933, S. 889-890; O. Glasser. Wilhelm Conrad Rontgen und die Geschichte
der  Rontgenstrahlen.  - Berlin, 1931, S. 162. Ср. новую литературу, связанную с
политикой  против  свободомыслящего  Рентгена:  J.  Stark.  Zur  Geschichte  der
Entdeckung  der Rontgenstrahlen. - Physikalishe Zeitschrift, 1935, Bd. 36; А. Ф.
Иоффе.  Вильгельм Конрад Рентген. - Успехи физических наук, 1924, т. IV, вып. 1,
стр.  1-18;  M.  Wein.  Zur  Geschichte  der  Entdeckung  der Rontgenstrahlen. -
Physikalische  Zeitschrift,  1935,  Bd.  36, S. 536; Г. Гариг. Юбилей Рентгена в
"третьей империи". - Архив истории науки и техники. М.-Л., 1936, вып. VIII, стр.
301-308.  Проф.  Гудсопид (Goodspeed) имел рентгенограммы раньше Рентгена, но не
возбудил  вопроса о приоритете, так как он, как и многие другие раньше Рентгена,
прошел мимо открытия. [вернуться]
[60]  H.  Becquerel.  "Comptes rendus hebdomadaires des seances de l'Acadmie des
sciences. Paris, t. 122, 1896, p. 501-503, 559-564, 688-694, 762-767, 1086-1088.
[вернуться]
[61]  Д.  Д.  Томсон.  Кембридж.  Работа  об открытии электрона [The Corpuscular
Theory  of  Matter.  London.  1907.  - Ред.]. (См.: блестящий исторический очерк
открытия   электрона:   Compton.  The  Electron,  its  Intellectual  and  Social
Significance,  -  Nature,  1937,  v.  39,  N  3510,  p.  231). Крукс прошел мимо
наблюдавшегося им электрона, близок к нему был О. Ричардсон, но Томсон работал в
атмосфере [идей] радиоактивности. [вернуться]
[62]  Мне  кажется, что само такое допущение случайности этого совпадения сейчас
научно  неправильно.  Мы вышли уже из того времени, когда это было возможно. Оно
связано  с представлениями о случайности научных открытий. Но наука, в том числе
и физика, есть проявление организованности ноосферы, ход ее развития есть научно
выражаемый  природный  процесс.  "Случайности"  в  нем быть не может, пока мы не
выходим из рамок научного мышления. [вернуться]
[63]   Очень   любопытна   история   семьи   Беккерелей.   Поколения  занимались
фосфоресценцией,  явлениями  свечения  и электризации. Сам Беккерель считал, что
если  бы  он  не  взял изучение солей урана, в семье наследственное, то открытие
радиоактивности  произошло бы, может быть, намного позже. Но практически к этому
подходили.  (В.  И. Вернадский. Задача дня в области радия. - Известия АН, серия
6, СПб., 1911, 1, стр. 61-72). [Или: Избр. соч. в 5-ти тт., Т. 1, - М.-Л., 1954,
стр.  620-628;  Начало  и  вечность  жизни.  М.,  1989,  стр.  196-220. - Ред.].
[вернуться]
[64] H. Becquerel. Op. cit. [вернуться]
[65]  Еще  во  введении  к  курсу  истории естествознания, читаемом в Московском
университете  в  1902  г.,  я  пытался  подчеркнуть основное значение этой черты
научного знания, отсутствующей в других проявлениях духовной жизни человечества.
Я  в  общем  остаюсь  в  этом  вопросе  на  той же точке зрения, которую я тогда
высказал. [Имеется в виду лекция "О научном мировоззрении". - Ред.]. [вернуться]
[66]  Роль Пуанкаре. Первая работа Эйнштейна. См. об Эйнштейне: D. Reichinstein.
Albert   Einstein,  sein  Lebensbild  und  seine  Weltanschauung.  Praga,  1935.
[вернуться]
 
Главная страница | Далее


Нет комментариев.



Оставить комментарий:
Ваше Имя:
Email:
Антибот: *  
Ваш комментарий: