РАЗВИТИЕ РУССКОГО КЛАССИЦИЗМА
И НАЧАЛО ЕГО КОРЕННЫХ ИЗМЕНЕНИЙ
ДРАМАТУРГИЯ 60-90-х ГОДОВ XVIII в.
Д. И. Фонвизин (1744/1745-1792)
Денис Иванович Фонвизин — автор
знаменитой комедии «Недоросль» (1782), которая не сходит со сцены до наших дней.
Ему принадлежит также комедия «Бригадир» (1769) и ряд других сатирических и
публицистических произведений. По своим убеждениям Фонвизин был близок к просветительскому
лагерю. Ведущая тема его драматургии — дворянское «злонравие». Его отношение
к «благородному» сословию далеко от взгляда стороннего человека. «Я видел, —
писал он, — от почтеннейших предков презрительных потомков... Я дворянин, и
вот что растерзало мое сердце».
[1] Фонвизину удалось создать яркую, поразительно верную картину
моральной и общественной деградации дворянства конца XVIII
в. Он резко осудил деспотическое правление Екатерины II и позорную Практику фаворитизма. Пушкин в романе «Евгений
Онегин» назвал Фонвизина «другом свободы». Произведения драматурга пользовались
популярностью у декабристов.
Сатирические стихотворения
Принадлежность Фонвизина к просветительскому
лагерю прослеживается в самых ранних его произведениях, как переводных, так
и оригинальных. В начале 60-х годов он перевел и издал басни датского писателя
Гольберга, антиклерикальную трагедию Вольтера «Альзира», дидактический роман
Террасона «Геройская добродетель, или Жизнь Сифа, царя Египетского» и ряд других
книг. К числу оригинальных опытов относится «Послание к слугам моим — Шумилову,
Ваньке и Петрушке». Автор вспоминал впоследствии, что за это сочинение он прослыл
у многих безбожником. В «Послании» сочетаются две темы: отрицание гармонического
устройства мироздания, на котором настаивали церковники, и, как подтверждение
этой мысли, — сатирическое изображение жизни Москвы и Петербурга. В стихотворении
выведены реальные слуги Фонвизина, имена которых упоминаются в его письмах.
Писатель обращается к ним с философским вопросом: «На что сей создан свет?»,
т. е. какую цель преследовал бог, создавая человека и человеческое общество.
Задача оказывается слишком сложной для неподготовленных собеседников, в чем
сразу же признается дядька Шумилов. Кучер Ванька, человек бывалый, может сказать
лишь одно: мир держится на корысти и обмане:
Попы стараются обманывать народ,
Слуги дворецкого, дворецкие господ,
Друг друга господа, а знатные бояре
Нередко обмануть хотят и государя. (Т.
1. С. 211).
Лакей Петрушка дополняет мысль Ваньки
сугубо практическим выводом. Если мир так порочен, то нужно извлечь из него
как можно больше выгоды, не брезгуя никакими средствами. Однако зачем создан
столь дурной свет, не знает и он. Поэтому все трое слуг обращаются за ответом
к барину. Но и он не в силах решить этот вопрос. Форма «Послания» приближается
к маленькой драматической сценке. Четко очерчены характеры каждого из собеседников:
степенный дядька Шумилов, бойкий, смышленый Ванька, повидавший большой свет
и составивший о нем свое нелестное мнение, и, наконец, Петрушка с его лакейским,
циничным взглядом на жизнь.
Басня «Лисица-казнодей» (т. е. Лисица-проповедник)
была написана около 1785 г. и опубликована анонимно в 1787 г. Сюжет ее заимствован
из прозаической басни немецкого просветителя Х.Ф.Д. Шубарта. На похоронах Льва
надгробную речь произносит Лисица, «с смиренной харею, в монашеском наряде».
Она перечисляет «заслуги» и «добродетели» покойного царя, что дает Фонвизину
возможность пародировать жанр похвального слова. Проблематика басни — осуждение
деспотизма и раболепия — характерная черта творчества Фонвизина, равно как и
тема «скотства» (Лев «был пресущий скот», «Он скотолюбие в душе своей питал»), широко представленная в его комедиях.
Комедии
Первым драматургическим опытом
Фонвизина была стихотворная комедия с любовным сюжетом — «Корион» (1764). Это
произведение написано по рецептам елагинского кружка, т. е. представляет собой
иностранную пьесу, «примененную» к русской действительности. Образцом для Фонвизина
послужила комедия французского писателя Грессе «Сидней». Иноземные имена автор
заменил хотя и редкими, но все-таки встречающимися в святцах русскими: Корион,
Зеновея, Менандр. Только слуга имеет широкоупотребительное имя Андрей. Действие
происходит в подмосковном имении Кориона. В репликах героев упоминаются Москва
и Петербург. Этим, в сущности, и ограничивается в пьесе «местный» колорит. В
комедии есть лишь один эпизод, отсутствующий в подлиннике и живо передающий
крепостнические порядки в России. Крестьянин, которого посылают в Москву с письмом,
жалуется на большие оброки и даже на физические истязания, которым подвергаются
его односельчане от «сборщиков-драгун». В целом же пьеса была еще далека от
русской действительности. Зато следующая комедия Фонвизина — «Бригадир» (1769)
совершила в русской драматургии подлинный переворот.
«Бригадир»
В комедии «Бригадир» представлена
широкая картина нравов русского дворянства. Автор глубоко озабочен падением
общественного престижа этого сословия, его невежеством, отсутствием гражданских,
патриотических чувств. Уже в перечне действующих лиц Фонвизин указывает на служебное
положение своих героев, давая тем самым понять, что перед нами лица, облеченные
общественными полномочиями. Таков прежде всего Советник, прослуживший большую
часть своей жизни в суде, беззастенчиво бравший взятки с правого и виноватого.
На вырученные таким образом деньги он купил имение, а после Сенатского указа
1762 г. о наказании взяточников заблаговременно вышел в отставку. За долгие
годы службы он прошел хорошую школу крючкотворства и научился, по его же собственным
словам, манеров на двадцать один указ толковать. Советник прекрасно понимает,
что он не исключение в чиновничьем мире. На этом основании у него сложилась
своеобразная жизненная философия, оправдывающая взяточничество как вполне нормальное
и даже естественное явление. «А я так всегда говорил, — признается он, — что
взятки и запрещать невозможно. Как решить дело даром, за одно свое жалованье?..
Это против натуры человеческой» (Т. 1. С. 81). Советник не только взяточник,
но и ханжа, прикрывающий свои грязные дела постоянными ссылками на Священное
писание. Религиозное ханжество и служебное лицемерие легко уживаются в его характере
и как бы дополняют друг друга.
Рядом с Советником выведен еще один
«служилый» дворянин — Бригадир, грубый, невежественный человек. Бригадирский
чин, следующий за полковничьим, достался ему нелегко. Будучи о себе высокого
мнения, Бригадир требует от окружающих беспрекословного повиновения. Жена хорошо
помнит его кулачные расправы, а сыну в минуту раздражения он угрожает «влепить»
«в спину сотни две русских палок» (Т. 1. С. 73). Легко догадаться, как ведет
себя Бригадир со своими подчиненными на службе.
Жена Бригадира — Бригадирша — задумана
Фонвизиным как более сложный образ. Доминирующей чертой ее характера драматург
сделал глупость. Она действительно очень ограниченна, не понимает самых простых
вещей, не относящихся к хозяйственной, домашней жизни. Она скупа. Нелегкая кочевая
жизнь с мужем, начавшим свою карьеру с низших чинов, приучила ее к бережливости,
доходящей до скопидомства. По словам сына, она готова за копейку вытерпеть «горячку
с пятнами». Это предшественница будущей гоголевской Коробочки, а ее муж — грибоедовского
Скалозуба. Но вместе с тем Бригадирша простодушна, незлобива, терпелива и только
изредка, когда ей приходится особенно трудно, жалуется на нелегкую жизнь с грубым,
вспыльчивым Бригадиром, срывающим на ней все свои служебные неприятности. В
ней есть что-то от простой русской женщины-крестьянки, обреченной на горькую
жизнь с деспотом-мужем.
Галерею отрицательных персонажей завершают
образы галломанов: Ивана, сына Бригадира и Бригадирши, и Советницы. Фонвизин
применяет здесь прием удвоения отрицательных персонажей, которым впоследствии
будет широко пользоваться в своих комедиях Гоголь. Пренебрежение ко всему русскому,
отечественному носит у Ивана откровенный и даже вызывающий характер. Он бравирует
своим французолюбием. «Тело мое, — заявляет он, — родилося в России... однако
дух мой принадлежал короне французской» (Т. 1. С. 72). Советница восхищается
Иваном, его рассказами о Франции. Она щеголиха и каждое утро по три часа проводит
у туалета за примериванием модных чепцов.
Злонравным противопоставлены положительные
герои: Софья, дочь Советника от первого брака, и ее «любовник» — Добролюбов.
Фамилия героя говорит сама за себя; что касается героини, то Софья, в переводе
с греческого языка, означает «мудрость». С легкой руки Фонвизина это имя надолго
закрепится за главными героинями русских комедий вплоть до «Горя от ума» Грибоедова.
Автор наделяет Софью и Добролюбова умом, правильными взглядами на жизнь, постоянством
в любви. Оба они хорошо видят недостатки окружающих их людей и часто делают
в их адрес иронические замечания.
Советник не хотел выдать Софью замуж
за Добролюбова по причине его бедности. Но отвергнутый жених сумел честным путем,
прибегнув к «вышнему правосудию», видимо, к помощи самой императрицы, выиграть
судебный процесс. После этого он сделался обладателем 2000 душ, чем сразу же
завоевал расположение Советника. Софья и Добролюбов явно не удались драматургу.
Мысли их правильны, чувства возвышенны, речь литературна, но им не хватает —
жизненно убедительных черт, правдоподобия. Это резонеры, необходимые автору
для непосредственного выражения своих идей.
Пьеса «Бригадир» имела большой успех
у современников, но подлинным триумфом Фонвизина стала следующая его комедия
— «Недоросль».
«Недоросль»
В сравнении с «Бригадиром» «Недоросль»
(1782) отличается большей социальной глубиной и более резкой сатирической направленностью.
В «Бригадире» речь шла об умственной ограниченности героев, об их галломании,
недобросовестном отношении к службе. В «Недоросле» на первое место вынесена
тема помещичьего произвола. Главным критерием в оценке героев становится их
отношение к крепостным крестьянам. Действие происходит в имении Простаковых.
Неограниченной хозяйкой в нем является госпожа Простакова. Любопытно отметить,
что в перечне действующих лиц только ей присвоено слово «госпожа», остальные
герои названы лишь по фамилии или по имени. Она действительно господствует в
подвластном ей мире, господствует нагло, деспотично, с полной уверенностью в
своей безнаказанности. Пользуясь сиротством Софьи, Простакова завладевает ее
имением. Не спросив согласия девушки, решает выдать ее замуж за своего брата.
Однако в полной мере нрав этой «фурии» раскрывается в обращении с крепостными
крестьянами. Простакова глубоко убеждена в своем праве оскорблять, обирать и
наказывать крестьян, на которых она смотрит как на существа другой, низшей породы.
Уже начало пьесы — знаменитое примеривание
кафтана — сразу же вводит нас в атмосферу дома Простаковых. Здесь и грубая брань
в адрес доморощенного портного Тришки, и голословное обвинение его в воровстве,
и привычное распоряжение наказать розгами ни в чем не повинного слугу. Благосостояние
Простаковой держится на беззастенчивом ограблении крепостных. «С тех пор, —
жалуется она Скотинину, — как все, что у крестьян ни было, мы отобрали, ничего
уже содрать не можем» (Т. 1. С. 111). Порядок в доме наводится бранью и побоями.
«С утра до вечера, — жалуется Простакова, — как за язык повешена, рук не покладаю:
то бранюсь, то дерусь» (Т. 1. С. 124). Еремеевна на вопрос, сколько ей полагается
жалованья, со слезами отвечает: «По пяти рублей на год, до пяти пощечин на день»
(Т. 1. С. 128). С языка Простаковой в разговоре со слугами не сходят грубые,
бранные слова: скот, харя, канальи, старая ведьма. Известие о болезни дворовой
девки Палашки приводит ее в бешенство: «Ах она бестия! Лежит. Как будто благородная!»
(Т. 1. С. 136).
Примитивная натура Простаковой особенно
явственно раскрывается в резких переходах от наглости к трусости, от самодовольства
к подобострастию. Она груба с Софьей, пока чувствует над ней свою власть, но
узнав о возвращении Стародума, мгновенно меняет свой тон и поведение. Когда
Правдин объявляет решение отдать Простакову под суд за бесчеловечное отношение
к крестьянам, она униженно валяется у него в ногах. Но вымолив прощение, тут
же спешит расправиться с нерасторопными слугами, упустившими Софью: «Простил!
Ах, батюшка! Ну! Теперь-то дам я зорю канальям своим людям. Теперь-то я всех
переберу поодиночке» (Т. 1. С. 171).
Указ о вольности дворянской, в котором
шла речь об освобождении дворян от обязательной службы, госпожа Простакова воспринимает
как «юридическое освящение неограниченной власти... над личностью и собственностью
крестьянина». [2]
«Дворянин, — возмущается она, — когда захочет, и слуги высечь не волен! Да на
что же дан нам указ-то о вольности дворянства?» (Т. 1. С. 172).
Брат Простаковой Скотинин родствен ей
не только по крови, но и по духу. Он в точности повторяет крепостническую практику
своей сестры. «Не будь я Тарас Скотинин, — заявляет он, — если у меня не всякая
вина виновата. У меня в этом, сестрица, один обычай с тобою... а всякий убыток...
сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду» (Т. 1. С. 109-111).
рисутствие в пьесе Скотинина подчеркивает
широкое распространение дворян, подобных Простаковой, придает ей характер типичности.
Недаром в конце пьесы Правдин советует предупредить других Скотининых о том,
что произошло в имении Простаковых. Живучесть, неистребимость рода Скотининых
точно подметил Пушкин, назвав среди гостей Лариных «Скотининых чету седую...
с детьми всех возрастов». [3]
С образом Митрофана связана другая проблема
— раздумье писателя о том наследии, которое готовят России Простаковы и Скотинины.
До Фонвизина слово «недоросль» не имело осудительного значения. Недорослями
назывались дворянские дети, не достигшие 15 лет, т. е. возраста, назначенного
Петром I для поступления на службу. У Фонвизина оно
получило насмешливый, иронический смысл.
Митрофан — недоросль прежде всего потому,
что он полный невежда, не знающий ни арифметики, ни географии, неспособный отличить
прилагательного от существительного. Но он недоросль и в моральном отношении,
так как не умеет уважать достоинство других людей. Он груб и нахален со слугами
и учителями. Он заискивает перед матерью до тех пор, пока чувствует ее силу.
Но стоило ей лишиться власти в доме, как Митрофан резко отталкивает от себя
и Простакову. И наконец, Митрофан — недоросль в гражданском смысле, поскольку
он не дорос до понимания своих обязанностей перед государством. «Мы видим, —
говорит о нем Стародум, — все несчастные следствия дурного воспитания. Ну что
для отечества может выйти из Митрофанушки?..» (Т. 1. С. 168).
Как и все знаменитые сатирики, Фонвизин
в своей критике исходит из определенных гражданских идеалов. Изображение этих
идеалов в сатирических произведениях не обязательно, но в дидактической литературе
XVIII в. сатира, как правило, дополнялась показом идеальных
героев. Не обошел этой традиции и Фонвизин, резко противопоставив миру Простаковых
и Скотининых — Стародума, Правдина, Милона и Софью. Тем самым злонравным противопоставлены
в пьесе идеальные дворяне. Стародум и Правдин безоговорочно осуждают помещичий
произвол, ограбление и насилие над крестьянами. «Угнетать рабством себе подобных
беззаконно», — заявляет Стародум (С. 167). Сразу же отметим, что речь идет не
об осуждении самого института крепостничества, а о злоупотреблении им. В отличие
от Простаковой, строящей свое благополучие на ограблении крестьян, Стародум
выбирает другой путь обогащения. Он отправляется в Сибирь, где, по его словам,
«требуют денег от самой земли» (Т. I. С. 134). Видимо,
речь идет о добыче золота, что вполне согласуется с мнением самого Фонвизина
о необходимости для России «торгующего дворянства».
Еще более решительную позицию по отношению
к произволу дворян занимает Правдин. Он служит чиновником в наместничестве.
Так назывались учреждения, созданные в 1775 г. Екатериной II
в каждой губернии для наблюдения над выполнением на местах правительственных
указов. Главной своей задачей не только по должности, но и «из собственного
подвига сердца» Правдин считает наблюдение над теми помещиками, которые, «имея
над людьми своими полную власть, употребляют ее во зло бесчеловечно» (Т. 1.
С. 117). Узнав о жестокостях и бесчинствах Простаковой, Правдин от имени правительства
берет в опеку ее имение, лишая помещицу права самовольно распоряжаться крестьянами.
В своих действиях Правдин опирается на указ Петра I 1722 г., направленный против помещиков-тиранов. В жизни этот
закон применялся крайне редко. Поэтому развязка комедии Фонвизина выглядела
как своего рода наставление правительству Екатерины II.
Не менее важным был для Фонвизина вопрос
об отношении дворян к службе. После указа о «вольности» эта проблема приобрела
особую остроту, поскольку многие из дворян уже на законном основании предпочитали
отсиживаться дома. У Фонвизина эта тема вынесена даже в название комедии и тем
самым специально акцентирована. Митрофан не рвется ни к учению, ни к службе
и предпочитает положение «недоросля». Настроения Митрофана всецело разделяет
его мать. «Пока Митрофанушка еще в недорослях, — рассуждает она, — пота его
и понежить, а там лет через десяток, как выйдет, избави боже, в службу, всего
натерпится» (Т. 1. С. 114),
Диаметрально противоположной точки зрения
придерживается Стародум. Имя этого героя указывает на то, что его идеалы принадлежат
Петровской эпохе, когда каждый дворянин службой должен был подтвердить свои
сословные права. О долге, или, как говорили в XVIII
в., о «должности», дворян Стародум вспоминает с особой горячностью. «Должность!..
Как это слово у всех на языке, и как мало его понимают!.. Это тот священный
обет, которым обязаны мы всем тем, с кем живем... Если б так должность исполняли,
как об ней твердят... Дворянин, например, считал бы за первое бесчестие не делать
ничего, когда есть ему столько дела: есть люди, которым помогать; есть отечество,
которому служить... Дворянин, недостойный быть дворянином! Подлее его ничего
на свете не знаю» (Т. 1. С. 153).
С возмущением указывает Стародум на
практику фаворитизма, получившую широкое распространение в царствование Екатерины
II, когда рядовые офицеры, без всяких заслуг, получали
высокие звания и награды. Об одном из таких выскочек — молодом графе, сыне такого
же «случайного», как говорили в то время, человека, вспоминает с глубоким презрением
Стародум в разговоре с Правдиным.
Антиподом Митрофанушки является в пьесе
Милон — образцовый офицер, который, несмотря на свою молодость, участвовал уже
в военных действиях и обнаружил при этом подлинную «неустрашимость».
Особое место занимают в пьесе размышления
Стародума о «должности» монарха и критические замечания в адрес екатерининского
двора. Как справедливо сказал известный литературовед К. В. Пигарев, сама приверженность
Стародума к петровской «старине» была «своеобразной формой неприятия екатерининской
„новизны”». [4]
Здесь имел место явный вызов императрице, которая выдавала себя за преемницу
и продолжательницу дел Петра I, на что она прозрачно намекнула в надписи на его памятнике:
Petro Primo
— Catarina Secunda — т. e.
Петру Первому — Екатерина Вторая. Правитель, по глубокому убеждению Стародума,
должен не только издавать полезные обществу законы, но и сам быть образцом их
исполнения и высокой нравственности. «Великий государь, — говорит он, — есть
государь премудрый. Его дело показать людям прямое их благо... Достойный престола
государь стремится возвысить души своих подданных» (Т. 1. С. 167 —168). Такой
монарх обязан окружить себя исполнительными, полезными обществу вельможами,
которые, в свою очередь, могли бы служить примером для подчиненных и для всего
дворянского сословия в целом. Но действительность оказалась разительно непохожей
на просветительскую программу Стародума. О нравах придворного общества Стародум
судит не понаслышке, а по собственному горькому опыту, так как после службы
в армии его «взяли ко двору». То, что он здесь увидел, привело его в ужас. Придворные
думали только о своей корысти, о своей карьере. «Тут себя любят отменно, — вспоминает
Стародум, — о себе одном пекутся, об одном настоящем часе суетятся» (Т. 1. С.
132). В борьбе за власть и чины применяются любые средства: «...один другого
сваливает и тот, кто на ногах, не поднимает уже никогда того, кто на земле»
(Т. 1. С. 132). Чувствуя свое полное бессилие изменить сложившиеся порядки,
Стародум оставил придворную службу. «Я отошел от двора, — замечает он, — без
деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою душу,
мою честь, мои правилы» (Т. 1. С. 133).
Творческий метод
Пьесы Фонвизина продолжают традиции
классицизма. «На всю жизнь, — указывал Г. А. Гуковский, — его художественное
мышление сохраняло явственный отпечаток этой школы».
[5] Но в отличие от комедий Сумарокова и Лукина, пьесы Фонвизина
— явление позднего, более зрелого русского классицизма, испытавшего сильное
влияние просветительской идеологии.
От классицизма идет прежде всего принцип
высшей оценки человека: служение государству, выполнение им своего гражданского
долга. В «Недоросле» — характерное для русского классицизма противопоставление
двух эпох: Петровской и той, к которой принадлежит автор. Первая выступает как
образец гражданского поведения, вторая — как отклонение от нее. Так оценивали
современность и Ломоносов и Сумароков. С классицизмом связана четкая, математически
продуманная система образов. В каждой пьесе два лагеря — злонравные и добродетельные
герои. Резко разграничено добро и зло, свет и тени. Положительные герои только
добродетельны, отрицательные — только порочны.
В комедии «Бригадир» герои образуют
своеобразные пары, объединенные супружескими или любовными отношениями: Бригадир
и Бригадирша, Советник и Советница, Иван и Советница, Добролюбов и Софья. По
принципу симметрии построены многие сцены: герои по очереди высказывают свое
мнение о том, что следует читать, о пользе грамматики и т. п. Фонвизинский «Бригадир»
больше связан с первым этапом русского классицизма. Даже выбор героев во многом
подсказан сатирами Кантемира и ранними комедиями Сумарокова: хитрый подьячий,
хвастливый воин, галломаны и щеголи. Средства характеристики действующих лиц
также восходят к художественным приемам сатиры. Персонажи раскрывают себя не
в сценическом действии. Они сами говорят о своих недостатках, выдавая их, по
простоте душевной, за добродетели: Советник хвастается ловкостью в судопроизводстве,
Бригадир — своей властью, Бригадирша — бережливостью, Иван и Советница — мнимой
образованностью и утонченностью. Так разоблачали себя герои сатир Кантемира
— ханжа Критон, скупец Сильван, щеголь Медор. Нередко герои Фонвизина дают друг
другу меткие оценки.
Но Фонвизин писал не сатиру, а комедию.
Для того чтобы объединить своих героев сценическим действием, он обращается
к испытанному средству — к любовной интриге, которую доводит в «Бригадире» до
слишком условных и неправдоподобных границ, втягивая в нее почти всех действующих
лиц. Советник волочится за Бригадиршей, Бригадир — за Советницей. Иван также
ухаживает за Советницей и тем самым становится соперником своего отца. Четвертую
«любовную» пару составляют Софья и Добролюбов. Это дает автору возможность еще
раз сопоставить отрицательных и положительных героев, по характеру их влюбленности.
Любовь «злонравных» персонажей, заявляет Добролюбов, «смешна, позорна и делает
им бесчестие. Наша же любовь основана на честном намерении и достойна того,
чтоб всякий пожелал нашего счастия» (Т. 1. С. 59 —60). Любовные объяснения каждого
из героев выдержаны в полном соответствии с их характером и манерой речи, что
является благодарным материалом для ряда комических сценок. Так, например, Советник
и здесь остается ханжой и лицемером, прикрывающим свои грешные помыслы морально-религиозными
рассуждениями. «Каждый человек, — уговаривает он Бригадиршу, — имеет дух и тело.
Дух, хотя бодр, да плоть немощна. К тому же несть греха, иже не может быти очищен
покаянием... Согрешим и покаемся» (Т. 1. С. 65). Бригадир в любовном объяснении
с Советницей сравнивает ее с «фортецией», «которая, как ни крепка, однако все
«брешу» в нее сделать можно». Глаза Советницы, по его словам, «страшнее всех
пуль, ядер и картечей» (Т. 1. С. 80).
В «Недоросле» система образов продумана
столь же строго. Здесь три группы персонажей, включающих в себя три мужских
и один женский образ: положительные герои — Стародум, Правдин, Милон и Софья;
злонравные — Простакова, Простаков, Скотинин и Митрофан; воспитатели Митрофана
— Цифиркин, Кутейкин, Вральман и Еремеевна, наделенные как положительными, так
и отрицательными качествами.
Сюжет «Недоросля» строится на традиционно-классицистической
основе — соперничество достойного и недостойного претендентов на руку героини.
Однако любовная интрига не раскрывает чрезвычайно важную для автора крепостническую
тему. В связи с этим драматург дополняет любовную интригу социальной коллизией,
выраженной в пьесе конфликтом между Правдиным и Простаковой. Интрига и коллизия
связаны между собой общим для них образом Простаковой. В последнем действии
обе линии сходятся и Простакова терпит двойное фиаско. Правдин хочет отдать
ее под суд за попытку похитить Софью. Простакова вымаливает у него прощение
и тут же намеревается расправиться с нерасторопными слугами. Тогда Правдин объявляет
свое решение о передаче ее имения в опеку. Тем самым комедия завершается двумя
развязками.
Таким образом, пьесы Фонвизина не только
опирались на традиции русской сатиры и комедии второй трети XVIII
в., но и свидетельствовали о новых достижениях русского классицизма. Если комедии
Сумарокова еще слишком зависели от иностранных образцов — от комедии дель-арте,
от французской драматургии XVII в., что выражалось в
фарсовых сценах, в нерусских именах героев, то Фонвизин освобождает свои пьесы
от примитивного фарсового комизма. Он наделяет героев подчеркнуто русскими именами.
В отличие от Сумарокова, он стремится окружить их привычной обстановкой, сохранить
на сцене русские обычаи. Все это не противоречит нормам классицизма, который
исследователи зачастую стремятся свести к сплошному логизированию, к вычленению
героев из характерной для них социальной среды. При этом забывает о том, что,
например, герои типичного классициста Мольера всегда окружены бытовой обстановкой,
соответствующей их социальной природе.
Первое действие «Бригадира» автор предваряет
пространной ремаркой, в которой указано, как выглядит дом Советника, где происходят
события пьесы, как одет каждый из героев, чем он занят. «Театр представляет
комнату, убранную по-деревенски. Бригадир, в сюртуке, ходит и курит табак. Сын
его, в дезабилье, кобеняся, пьет чай. Советник, в казакине, смотрит в календарь...
Советница, в дезабилье и корнете, жеманяся, чай разливает. Бригадирша сидит
одаль и чулок вяжет. Софья также сидит одаль и шьет в тамбуре» (Т. 1. С. 47).
По ходу действия герои пьют чай, играют в карты, в шахматы, загадывают на картах
— словом, ведут себя так, как было принято в дворянских провинциальных домах.
В «Недоросле» нет специальных авторских
ремарок, касающихся бытовой обстановки, но сами эти подробности во множестве
представлены в пьесе. Здесь и примеривание кафтана, и подготовка к «сговору»,
и учебные занятия Митрофана, и ряд других черт дворянской жизни XVIII
в.
В сравнении с классицизмом предшествующих
десятилетий в комедиях Фонвизина объектом осмеяния становится не частная жизнь
дворян, как это было у Сумарокова и Лукина, а их общественная, служебная деятельность
и крепостническая практика.
Не довольствуясь одним изображением
дворянского «злонравия», писатель стремится показать и его причины, чего опятьтаки
не наблюдалось в пьесах Сумарокова. В решении этого вопроса большую роль сыграло
просветительство, объяснявшее пороки людей их «невежеством» и неправильным воспитанием.
У Фонвизина вопрос о просвещенности
и невежестве, о хорошем и дурном воспитании занимает центральное место. «Всему
причиной воспитание» (Т. 1., С. 90), — заявляет Добролюбов в комедии «Бригадир».
Гуманность положительных героев Фонвизина проистекает из их просвещенных взглядов.
Сам образ мышления положительных героев не позволяет им вести себя грубо, жестоко
и беззаконно. «Воспитание, — указывает Стародум, — дано мне было отцом моим
по тому веку наилучшее» (Т. 1. С. 1. 29). И напротив, пороки отрицательных героев
автор объясняет их дремучим невежеством, представленным в пьесе в разных его
проявлениях. Так, Простакова, ее муж и ее брат не умеют даже читать. Более того,
они глубоко убеждены в бесполезности и ненужности знаний. «Без науки люди живут
и жили» (Т. 1. С. 129), — уверенно заявляет Простакова. Столь же дики и их общественные
представления. Высокие должности существуют, по их мнению, только для обогащения.
По словам Простаковой, ее отец «воеводою был пятнадцати лет... не умел грамоте,
а умел достаточек нажить» (Т. 1. С. 90). Преимущества «благородного» сословия
они видят в возможности оскорблять и обирать зависимых от них людей,
Причиной «злонравия» могут быть и дурные
наставники. Иван признается Советнице в том, что еще до отъезда в Париж он «был
на пансионе у французского кучера, которому должен за «..любовь к французам
и за холодность... к русским» (Т. 1. С 98). Обучение Митрофана поручено недоучившемуся
семинаристу Кутейнику, отставному солдату Цифиркину и бывшему кучеру, немцу
Вральману. Но дело не только в учителях. Характер и поведение Митрофана
— естественный результат тех живых примеров, которыми он окружен в доме родителей.
Самое же губительное влияние оказала на Митрофана Простакова. Ведь и имя его,
в переводе с греческого, означает «матерью данный», т. е. «являющий собой мать».
От Простаковой Митрофан перенял грубость, жадность, презрение к труду и знаниям.
С просветительским мировосприятием органически
связана тема «скотства» помещиков, многократно обыгранная Фонвизиным. Общество
создано для мыслящих, «просвещенных» людей, уважающих законы и помнящих о своем
долге. Но многие дворяне в умственном и гражданском развитии стоят столь низко,
что их можно уподобить только животным. Иван жалуется Советнице: «Вы знаете,
каково жить и с добрымиа я, черт меня возьми, я живу с животными» (Т. I.
С. 54). «Что ты ни скажешь, — говорит Бригадир Ивану, — так всё врешь, как лошадь»
(Т. 1. С. 73). Иван не остается в долгу и на требование отца относиться к нему
с почтением отвечает: «Когда щенок не обязан респектовать того пса, кто был
его отец, то должен ли я вам хотя малейшим респектом?» (Т. 1. С. 74). В «Недоросле»
госпожа Простакова все время сравнивается с собакой, Скотинин — с свиньями;
«Слыхано ли» чтоб сука щенят своих выдавала?» (Т. 1. С. 136) — спрашивает Простакова.
«Ах я, собачья дочь!» (Т. 1. С. 170) — заявляет она в другом месте. Низменный
духовный облик Скотинина раскрывается в его пристрастии к «свинкам». «Люблю
свиней... — признается он, — а у нас в околотке такие крупные свиньи, что нет
из них ни одной, котора, встав на задни ноги, не была бы выше каждого из нас
целой головою» (Т. 1. С. 112). «Нет, сестра, — заявляет он Простаковой, — я
и своих поросят завести хочу» (Т. 1. С. 121). И Митрофан, по словам матери,
«до свиней сызмала такой же охотник... Бывало, увидя свинку, задрожит от радости»
(Т. 1. С. 112). «Аз есмь скот, — читает Митрофан по часослову, — а не человек»
(Т. 1. С. 144).
Влияние на «Недоросль» просветительской литературы сказалось, и в жанровом
своеобразии этого произведения. «Недоросль», по словам Г. А. Гуковского,
«полукомедия, полудрама». [6] Действительно,
основа, костяк пьесы Фонвизина — классицистическая комедия, но она испы
тала воздействие западноевропейской «мещанской» драмы, образцы которой
дали Дидро, Седен и Мерсье. Это влияние сказывается в привнесении в
пьесу серьезных и даже трогательных сцен. К ним относятся разговор Правдина
со Стародумом в третьем и пятом действиях и трогательно-назидательные
беседы Стародума с Софьей, а затем с Милоном — в четвертом действии.
Слезной драмой подсказан образ благородного резонера в лице Стародума,
а также «страждущей добродетели» в лице Софьи. [7] С «мещанской» драмой связан и финал пьесы, в котором соединились
трогательное и глубоко моралистическое начала. Здесь госпожу Простакову
настигает страшное, абсолютно непредугаданное ею наказание. Ее отвергает,
грубо отталкивает Митрофан, которому она посвятила всю свою безграничную,
хотя и неразумную любовь. И это происходит в тот момент, когда Простакова
лишилась всех прав в своем имении: «Погибла я совсем! — восклицает она.
— Отнята у меня власть! От стыда никуда глаз показать нельзя! Нет у
меня сына!» (Т. 1. С. 177).
Чувство, которое испытывают к ней положительные
герои — Софья, Стародум и Правдин, — сложно, неоднозначно. В нем и жалость,
и осуждение. Сострадание вызывает не Простакова — она отвратительна даже в своем
отчаянии, — а попранное, искаженное в ее лице человеческое достоинство, человеческое
естество. Сильно звучит и заключительная реплика Стародума, обращенная к Простаковой:
«Вот злонравия достойные плоды» (Т. 1. С. 177) — т. е. справедливая расплата
за нарушение нравственных и общественных норм.
Комедии Фонвизина, в особенности «Недоросль»,
— чрезвычайно важная веха в истории нашей драматургии. С нее, в сущности, и
начинается русская общественная комедия. Следующие за ней — «Горе от ума» Грибоедова
и «Ревизор» Гоголя. «...Все побледнело, — писал Гоголь, — перед двумя яркими
произведениями: перед комедией Фонвизина «Недоросль» и Грибоедова «Горе от ума»
... В них уже не легкие насмешки над смешными сторонами общества, но раны и
болезни нашего общества... Обе комедии взяли две разные эпохи. Одна поразила
болезни от непросвещения, другая — от дурно понятого просвещения». [8]
Фонвизину удалось создать подлинно типические
образы, которые стали нарицательными и пережили свое время. «...Звание бригадира,
— указывал П. А. Вяземский, — обратилось в смешное нарицание, хотя сам бригадирский
чин не смешнее другого». [9]
О другом, внесценическом, персонаже из той же пьесы вспоминал в
60е годы XIX в. Ф. М. Достоевский: «Гвоздилов до сих пор еще гвоздит
свою капитаншу... Гвоздилов у нас до того живуч... что чуть не бессмертен». [10] В еще большей степени «бессмертными»
стали имена Митрофана, Скотинина, Простаковой.
Подлинный переворот совершил Фонвизин
в области комедийного языка. Конечно, черты предшествующей традиции еще живут
в его пьесах. Речь многих его героев заранее задана спецификой образа. Бригадир
всюду, даже в любовных объяснениях, пользуется военной терминологией, Иван сыплет
галлицизмами, Кутейкин церковнославянизмами, немец Вральман говорит с немецким
акцентом. Но гораздо важнее другое — обращение писателя к живому разговорному
языку, к просторечию, к вульгаризмам со всеми их отклонениями от «правильной»
литературной речи. «В „Бригадире”, — писал П. А. Вяземский, — в первый раз услышали
на сцене нашей язык натуральный, остроумный...» [11] Особенно это относится
к речи Бригадирши, что сразу же было замечено одним из слушателей пьесы, Никитой
Паниным: «Я удивляюсь Вашему искусству, — сказал он автору, — как Вы, заставя
говорить такую дурищу во все пять актов, сделали, однако, ее роль, столь интересною,
что все хочется ее слушать». [12]
В «Недоросле» особенно колоритны речи
Тришки, Простаковой, Скотинина, Еремеевны. Фонвизин сохраняет все неправильности
языка своих невежественных героев: «первоет» вместо первый-то, «робенка» — вместо
ребенка, «голоушка» — вместо головушка, «котора» — вместо которая. Удачно использованы
пословицы и поговорки типа «суженого конем не объедешь», «белены объелся», «пострел
их побери», «что ты бабушку путаешь». Грубую, распущенную натуру Простаковой
хорошо раскрывают употребляемые ею вульгаризмы: «А ты, бестия, остолбенела,
а ты не впилась братцу в харю, а ты не раздернула ему рыла по уши» (Т. 1. С.
127). Фонвизин дорожит редкими, но колоритными выражениями, подмеченными им
в народной речи: «индо пригнуло дядю к похвям потылицею» (Т. 1. С. 164) (т.
е. затылком к надхвостному ремню от седла). Еремеевна угрожает Скотинину: «Я
те бельмы то выцарапаю... У меня и свои зацепы востры!» (Т. 1. С. 123). Последнюю
фразу Фонвизин услышал на улице в перебранке двух баб.
Языковая практика Фонвизина ведет к
комедиям Гоголя и пьесам Островского. «Все лица у Фонвизина, —писал Чернышевский,
— говорят почти везде превосходным языком, который в большей части мест не потерял
еще и теперь своего эстетического достоинства, а историческую свою ценность
сохранит навсегда». [13]
Публицистика
Политические взгляды Фонвизина
наиболее четко сформулированы им в работе «Рассуждение о непременных государственных
законах». Это произведение, написанное в конце 70х годов XVIII
в., было задумано как вступление к проекту «Фундаментальных прав, непременяемых
на все времена никакою властью», составленному братьями Н. И. и П. И. Паниными.
Обе работы носят боевой, наступательный характер. Речь в них ждет о необходимости
ограничения самодержавной власти. Н. И. Панин был одним из воспитателей наследника
престола Павла Петровича, в котором он видел исполнителя своих идей.
По своим общественным взглядам Фонвизин
— монархист, но вместе с тем яростный противник бесконтрольной, самодержавной
власти. Он глубоко возмущен царящим в России деспотизмом. «...Где произвол одного,
— пишет он, — есть закон верховный, тамо прочная общая связь и существовать
не может; тамо есть государство, но нет отечества, есть подданные, но нет граждан...»
(Т. 2. С. 255). Страшным злом для России Фонвизин считал фаворитов, или, как
он их называет, «любимцев государевых», особенно усиливших свое влияние при
дворе русских императриц. «Тут подданные, — указывает он, — порабощены государю,
а государь обыкновенно своему недостойному любимцу... В таком развращенном положении
злоупотребление самовластия восходит до невероятности, и уже престает всякое
различие между государственным и государевым, между государевым и любимцевым»
(Т. 2. С. 256). Некоторые места «Рассуждения» метят непосредственно в Потемкина,
который, по словам Фонвизина, «в самых царских чертогах водрузил знамя беззакония
и нечестия...» (Т. 2. С. 257).
Душой государства, лучшим ее сословием
Фонвизин считал дворянство, «почтеннейшее из всех состояний, долженствующее
оборонять отечество купно с государем...» (Т. 2. С. 265). Но писатель прекрасно
знал, что подавляющая масса дворянства абсолютно не походит на созданный им
идеал, что она только существует и продается всякому подлецу, ограбившему государство»
(Т. 2. С. 265).
Не выступая против крепостного права,
Фонвизин вместе с тем с горечью говорит о бедственном положении крепостного
крестьянства, о его полном бесправии. Россия, замечает он, является таким государством,
«где люди составляют собственность людей, где человек одного состояния имеет
право быть вместе истцом и судьею над человеком другого состояния...» (Т. .2.
С. 265).
Не сочувствуя Пугачевскому восстанию,
Фонвизин в то же время понимает, что главными виновниками крестьянского возмущения
были правительство и дворяне. Поэтому он считает своим долгом напомнить о возможности
его повторения. «Мужик, — пишет он, — одним человеческим видом от скота отличающийся»
может привести государство «в несколько часов на самый край конечного разрушения
и гибели» (Т. 2. С. 265). Выход из бедственного положения, в котором находится
общество, Фонвизин видит в добровольном ограничении правительством своего и
дворянского произвола и в закреплении этого решения в соответствующих законах.
«Просвещенный и добродетельный монарх... — заявляет он, — начинает великое свое
служение немедленным ограждением общения безопасности посредством законов непреложных»
(Т. 2. С. 266). При жизни Фонвизина его проект не был напечатан, но он получил
распространение в рукописном виде и пользовался большой популярностью среда
декабристов, а в 1861 г. был опубликован Герценом в одном из его заграничных
изданий.
Журнальная сатира
В том же 1783 г., в котором появилась
первая публикация «Недоросля», Фонвизин печатает в журнале «Собеседник любителей
российского слова» ряд сатирических произведений в прозе. Чаще всего автор использует
в них форму пародии на высокие литературные жанры или же на официальные документы.
В «Челобитной российской Минерве от российских писателей» пародируется жанр
прошения. В «Поучении, говоренном в Духов день иереем Василием в селе П **»
— жанр церковной проповеди.
Интересен «Опыт российского сословника», т. е.
словарь синонимов, где в качестве пояснения близких по смыслу слов автор выбирает
примеры на злобу дня, почерпнутые из социальной и административной области.
Так, к словам обманывать, проманивать, проводить Фонвизин делает следующие
примечания: «Проманивать есть больших бояр искусство», «Стряпчие обыкновенно
проводят челобитчиков» (Т. 1. С. 224). О слове сумасброд сказано: «Сумасброд
весьма опасен, когда в силе» (Т. 1. С. 225). Синонимам низкий, подлый сопутствует
чисто просветительское размышление: «В низком состоянии можно иметь благородную
душу, равно как и весьма большой барин может быть весьма подлый человек» (Т.
1. С. 226). По поводу слова чин сказано: «Есть большие чины, в которых нет никакой
нужды иметь больших достоинств, а достигают до них иногда одной знатностью породы,
которая есть самое меньшее из человеческих достоинств» (Т. 1. С. 229-230).
В 1783 г. Фонвизин анонимно отправил
в журнал «Собеседник любителей российского слова» двадцать вопросов, фактически
адресованных Екатерине II, которая негласно возглавляла
это издание и печатала в нем фельетоны под названием «Были и небылицы». Вопросы
оказались настолько смелыми и вызывающими, что Екатерина вступила с автором
в полемику, поместив против каждого из «вопросов» свои «ответы». «Отчего, —
спрашивал Фонвизин, намекая на отстранение от службы братьев Паниных, — многих
добрых людей видим в отставке?». «Многие добрые люди, — отвечала Екатерина,
— вышли из службы, вероятно, для того, что нашли выгоду быть в отставке» (Т.
2. С. 272). Возражение императрицы было сделано не по существу, поскольку она
прекрасно понимала, что речь шла не о добровольной, а о вынужденной отставке.
Вопрос под номером 13 был задан в связи с моральной и общественной деградацией
дворянства: «Чем можно возвысить упадшие души дворянства? Каким образом выгнать
из сердец нечувственность к достоинству благородного звания?» (Т. 2. С. 272).
В вопросе 10 автор намекал на деспотический характер правления в России: «Отчего
в век законодательный никто в сей части не помышляет отличиться?» «Оттого, —
отвечала раздраженно императрица, — что сие не есть дело всякого» (Т. 2. С.
273). В одном из вопросов (18-м) автор намекал на неудавшийся Екатерине
фарс с созывом и преждевременным роспуском Комиссии по составлению нового Уложения.
«Отчего, — допытывался Фонвизин, — у нас начинаются дела с великим жаром и пылкостью,
потом же оставляются и совсем забываются?» Ответ Екатерины лишал фонвизинский
вопрос конкретного смысла и переводил его в план общечеловеческий: «По той же
причине, по которой человек старается» (Т. 2. С. 275). Вопрос 14-й метил в придворное
окружение императрицы и был особенно оскорбителен: «Отчего в прежние времена
шуты, шпыни и балагуры чинов не имели, а ныне имеют, и весьма большие?» Прозвище
«шпынь» носил обер-шталмейстер граф Л. А. Нарышкин, добровольно исполнявший
при дворе роль забавника и шута. Ответ Екатерины звучит как окрик разгневанной
правительницы. В нем слышится не только раздражение, но и прямая угроза: «Предки
наши не все грамоте умели. Сей вопрос родился от свободоязычия, которого
предки наши не имели: буде же бы имели, то начли бы на нынешнего одного десять
прежде бывших» (Т. 2. С. 274). На последний вопрос: «В чем состоит наш национальный
характер?» — следовал категорический ответ, требовавший беспрекословного повиновения
власти: «В остром и скором понятии всего, в образцовом послушании и в корени
всех добродетелей, от творца человеку данных» (Т. 2. С. 275).
Дискуссия Фонвизина с Екатериной II,
как мы видим, во многом напоминает полемику новиковского «Трутня» со «Всякой
всячиной», вплоть до ее печального финала. Фонвизин прекрасно уловил гнев своей
адресатки и вынужден был смягчить свои дерзкие выпады. В «Собеседнике любителей
российского слова» он помещает письмо «К г. сочинителю „Былей и небылиц” от
сочинителя „Вопросов”». Фонвизин делает комплименты литературным и даже административным
талантам Екатерины II. Одновременно он поясняет, что
его критические замечания в адрес некоторых дворян продиктованы «не желчью злобы»,
а искреннею озабоченностью их судьбой. Обвинение в «свободоязычии» заставило
Фонвизина отказаться от продолжения опасного диспута, о чем он и сообщает в
своем письме. «Признаюсь, — заявляет он, — что благоразумные ваши ответы убедили
меня внутренно... Сие внутреннее мое убеждение решило меня заготовленные еще
вопросы отменить... чтоб не подать повода другим к дерзкому свободоязычию, которого
всей душой ненавижу» (Т. 2. С. 278).
Популярность «Недоросля» вдохновила
Фонвизина на попытку издания журнала «Друг честных людей, или Стародум», которое
писатель намеревался начать в 1788 г. Но правительство запретило выпуск журнала,
и материалы, подготовленные к нему, были опубликованы впервые лишь в 1830 г.
«Друг честных людей...» не только названием, но и проблематикой был тесно связан
с комедией «Недоросль». Крепостническая тема представлена в нем «Письмом Тараса
Скотинина к родной его сестре госпоже Простаковой». Автор письма сообщает, что
после смерти любимой свиньи Аксиньи он вознамерился «исправить березой» нравы
своих крестьян, не ведая «ни пощады, ни жалости». Другое произведение — «Всеобщая
придворная грамматика» — отчетливо перекликается с впечатлениями Стародума от
его службы во дворце. Размышления Стародума о моральном падении дворянства находят
продолжение в «Разговоре у княгини Халдиной», высоко оцененном Пушкиным. «Изображение
Сорванцова, — писал Пушкин, — достойно кисти, нарисовавшей семью Простаковых.
Он записался в службу, чтоб ездить цугом. Он проводит ночи за картами и спит
в присутственном месте... Он продает крестьян в рекруты, и умно рассуждает о
просвещении. Он взяток не берет из тщеславия, и хладнокровно извиняет бедных
взяткодателей. Словом, он истинно русский барич прошлого века, каковым образовала
его природа и полупросвещение». [14]
Письма из Франции
В 1777-1778 гг. Фонвизин путешествовал
по Западной Европе. Письма, которые он посылал из Франции Н. И. Панину, не предназначались
для печати и были опубликованы только в XIX в. Но несмотря
на это, Фонвизин тщательно обрабатывал собранный им материал, который представляет
несомненную художественную ценность. Путевые записки Фонвизина были своеобразным
ответом на повальное увлечение русского дворянства всем французским, начиная
с языка и кончая одеждой. «Я оставил Францию, — признавался он в последнем из
своих писем. — Пребывание мое в сем государстве убавило сильно цену его в моем
мнении. Я нашел доброе гораздо в меньшей мере, нежели воображал, а худое
в такой большой степени, которой и вообразить не мог» (Т. 2. С. 480). Фонвизин
посетил Францию за десять лет до Французской революции, когда гнилость феодально
абсолютистского мира обозначилась с полной очевидностью. «...Вы чувствуете,
— писал В. Г. Белинский, — уже начало Французской революции в этой страшной
картине французского общества, так мастерски нарисованной нашим путешественником».
[15]
Много места в письмах отведено картинам
разорения и нравственной деградации французского дворянства, поскольку именно
это сословие Фонвизин привык считать пружиной политической жизни государства.
«Дворянство французское... — писал он, — в крайней бедности, и невежество его
ни с чем несравненно...» (Т. 2. С. 484). «Сколько кавалеров св. Людовика
тем только и живут, что, подлестясь к чужестранцу и заняв у него, сколько простосердечие
его взять позволяет, на другой же день скрываются вовсе и с деньгами от своего
заимодавца! Сколько промышляют своими супругами, сестрами, дочерьми!» (Т. 2.
С. 462).
С нескрываемым презрением пишет просветитель
Фонвизин о французском духовенстве, распущенном и невежественном: «...прелаты
публично имеют на содержании девок, и нет позорнее той жизни, которую ведут
французские аббаты» (Т. 2. С. 485). «Попы... — пишет он в другом месте, — вселяют,
с одной стороны, рабскую привязанность к химерам, выгодным для духовенства,
а с другой — сильное отвращение к здравому смыслу» (Т. 2. С. 459).
Глубоко возмущает писателя иерархия
деспотизма в абсолютистской Франции. Король, ничем не ограниченный в своей власти,
может спокойно попирать законы. Каждый из его министров — деспот в управляемом
им департаменте. Один из источников государственных доходов — продажа должностей,
вследствие чего на административных постах оказалось множество «подлых людей».
Дворянство, духовенство, судьи беззастенчиво
грабят … народ, и без того разоренный многочисленными налогами. Закономерное
следствие всех этих злоупотреблений — нищета и рост преступности. В провинции
Лангедок и Прованс карета путешественника «была всегда окружена нищими, которые
весьма часто, вместо денег... спрашивали, нет ли с нами куска хлеба» (Т. 2.
С. 466). «Строгость законов, — по словам Фонвизина, — не останавливает злодеяний,
рождающихся во Франции почти всегда от бедности» (Т. 2. С. 489).
Менее зорким оказался Фонвизин по отношению
к тем силам, которые вступали в борьбу с феодально-абсолютистским строем. В
письмах не нашлось места для характеристики третьего сословия.
Резко отрицательно отозвался Фонвизин
о французских просветителях. Их взгляды, особенно атеизм, он расценивает как
проявление нравственного нигилизма, охватившего всю Францию. «Д'Аламберты, Дидероты,
— пишет Фонвизин, — в своем роде такие же шарлатаны, каких видел я всякий день
на бульваре» (Т. 2. С. 481). «Но надлежит только взглянуть на самих господ нынешних
философов, чтоб увидеть, каков человек без религии, и потом заключить, как порочно
было бы без оной всё человеческое общество!» (Т. 2. С. 482). Сильно преувеличена
Фонвизиным степень зависимости просветителей от Екатерины II
«Расчет их ясно виден, — пишет он, — они... ласкались... достать подарки от
нашего двора» (Т. 2. С. 481). Фонвизин подробно описал триумфальный въезд Вольтера
в Париж, почести, оказанные ему в Академии и в театре, но сам остался абсолютно
равнодушным к этим торжествам…
Письма о Франции свидетельствуют о
высоком мастерстве Фонвизина в области публицистической прозы. Его характеристики
отличаются меткостью и остроумием, язык — красочностью и лаконизмом. Многие
фразы звучат как отточенные афоризмы: «Всякий порок ищет прикрыться наружностию
той добродетели, которая с ним граничит» (Т. 2. С. 462). Или — «Достойные люда,
какой бы нации ни были, составляют между собою одну нацию» (Т. 2. С. 480).
Мемуары
В последние годы жизни, по примеру
Жан-Жака Руссо, автора «Исповеди», Фонвизин начал писать мемуары, которым дал
название «Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях». Они должны были,
по словам писателя, состоять из четырех разделов, знаменующих историю его духовного
развития: «младенчество», «юношество», «совершенный возраст» и «приближающаяся
старость».
Содержание мемуаров оставляет двойственное
впечатление. С одной стороны, в нем звучит покаянная нота. Фонвизин с горечью
признается в юношеских «кощунствах» по отношению к религии, с сожалением вспоминает
об «острых словах», из-за которых он нажил множество врагов. Все это Фонвизин
расценивает как грехи молодости, как плоды неопытного, самонадеянного ума. Исповедальный
характер этих размышлений усиливается эпиграфами к каждой главе, взятыми из
Священного писания. Покаянные мысли Фонвизина были вызваны двумя причинами.
В 1785 г. его разбил паралич. Свою болезнь писатель склонен был расценивать
как божие наказание за юношеское вольнодумство. На настроение Фонвизина могли
повлиять также и правительственные репрессии, обрушившиеся на писателей в 1790
—1792 гг. в связи с революцией во Франции.
Но есть в воспоминаниях и другие страницы,
воскрешающие интересные, подчас забавные события из жизни писателя. К ним, например,
относится описание экзамена по латинскому языку в университетском пансионе.
Накануне этого дня учитель пришел в класс в кафтане, имевшем пять пуговиц, и
в камзоле с четырьмя пуговицами. Эти пуговицы, пояснил он ученикам, «суть стражи
вашей и моей чести: ибо на кафтане значат пять склонений, а на камзоле четыре
спряжения... Когда станут спрашивать... тогда примечайте, за которую пуговицу
я возьмусь... и никогда ошибки не сделаете» (Т. 2. С. 87—88).
С большим воодушевлением рассказывает
Фонвизин о встрече с Ломоносовым, о первом посещении петербургского театра,
который привел его, тогда еще мальчика, в неописуемый восторг, о знакомстве
с лучшими артистами того времени — Волковым, Шумским, Дмитревским. С нескрываемой
гордостью пишет Фонвизин об успехе первой своей комедии «Бригадир». Сначала
автор читал ее знакомым, читал, вживаясь в каждый характер пьесы. «Я... имел
дар, — указывает он, — принимать на себя лицо и говорить голосом весьма многих
людей» (Т. 2. С. 99). Слухи о комедии дошли до императорского двора, и Фонвизин
был приглашен во дворец, где читал ее сначала Екатерине II,
а затем — Павлу. Среди слушателей был и граф Н. И. Панин, сделавший ряд интересных
замечаний о языке и образах «Бригадира».
Смерть помешала Фонвизину довести свои
воспоминания до конца, но и в незавершенном виде они остаются одним из лучших
образцов мемуарной литературы XVIII в.
[1] Фонвизин Д. И. Собр. соч.: В 2 т. М.; Л., 1959. Т.
2. С. 276 —277. Далее все ссылки на это издание приводятся в тексте.
[2] Пигарев К. В. Творчество Фонвизина. М., 1954. С. 156.
[3] Пушкин Л. С. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 111.
[4] Пигарев К. В. Творчество Фонвизина. С. 180.
[5] Гуковский Г. А. Русская литература XVIII века. С. 339.
[6] Гуковский Г. А. Русская литература ХVIII века. С. 346.
[7] См.: Стенник Ю. В. Драматургия русского классицизма:
Комедия//История русской драматургии. XVII — первая
половина XIX века. Л., 1982. С. 141.
[8] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 14 т. М., 1952. Т.
8. С, 396.
[9] Вяземский П. А. Фонвизин. СПб., 1848. С. 209.
[10] Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1973.
Т. 5. С. 58.
[11] Вяземский П. А. Фонвизин. С. 207.
[12] Там же. С. 332.
[13] Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч.: В 15 т. М., 1949.
Т. 2. С. 796.
[14] Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 7. С. 106-107.
[15] Белинский В. Г. Полн. собр. соч. Т. С.119.
|