РАЗВИТИЕ РУССКОГО КЛАССИЦИЗМА
И НАЧАЛО ЕГО КОРЕННЫХ ИЗМЕНЕНИЙ
ДРАМАТУРГИЯ 60-90-х ГОДОВ XVIII в.
Последние четыре десятилетия XVIII в. отличаются подлинным расцветом
русской драматургии. Обращает на себя внимание резко увеличившееся число
драматических произведений. Так, если в предшествующий период Сумароковым,
Ломоносовым и Тредиаковским было написано немногим более десятка пьес,
то по данным «Драматического словаря» 1787 г. их число возросло до 334.
Примерно половина из них была написана в жанре комедии. Расширяется
круг писателей-комедиографов: Д. И. Фонвизин, В. И. Лукин, Б. Е. Ельчанинов,
И, П. Елагин, П. А. Кропотов, А. Д. Копиев, Я. Б. Княжнин, В. В. Капнист
и ряд других авторов.
На раннем этапе драматурги, группировавшиеся вокруг Елагина — Лукин,
Ельчанинов, молодой Фонвизин, — переделывали иноземные пьесы, приспосабливая
их к русским нравам и обычаям. Но за этим недолгим периодом наступило
время вполне оригинальных русских комедий, таких, как «Бригадир» и «Недоросль»
Фонвизина, «Фомушка, бабушкин внучек» Кропотова, «Хвастун» Княжнина,
«Ябеда» Капниста.
Углубляются содержание и образы комедийных произведений. Если в пьесах
Сумарокова обличалось преимущественно нравственное уродство героев:
зависть, скупость, ханжество, стяжательство, то в комедиях Фонвизина,
Княжнина, Капниста объектом сатирического осмеяния становятся общественные
явления: крепостнический произвол, фаворитизм, неправосудие. В отличие
от небольших пьес Сумарокова создаются классицистические пятиактные
комедии с четкой композицией, хорошо продуманным сюжетом. Наряду с прозаическими
появляются стихотворные комедии, особенно ценимые классицистами («Хвастун»
Княжнина, «Ябеда» Капниста).
Не меньшей популярностью пользуется в это время и «классическая» трагедия,
первые образцы которой дал Сумароков. Его деятельность продолжают ученики
и последователи: А. А. Ржевский, В. И. Майков, М. М. Херасков, Н. П.
Николев, Я. Б. Княжнин. Воздействие на трагедию просветительской идеологии
сказывается прежде всего в том, что в ней усиливаются тираноборческие
мотивы. В монологах героев появляются афористические реплики, защищающие
права человека на свободу, независимость убеждений. В ряде пьес ощущается
непосредственное влияние трагедий Вольтеру и его учеников Сорена, Лемьера.
Лучшей и наиболее смелой из трагедий этого времени была пьеса Княжнина
«Вадим Новгородский», в которой автор осмелился прославить героя-республиканца.
Но классицистические комедия и трагедия далеко не исчерпывают жанровый
состав драматургии второй половины XVIII в. В нее начинают проникать
произведения, не предусмотренные поэтикой классицизма, свидетельствующие
о назревшей потребности в расширении границ и демократизации содержания
театрального репертуара. Среди этих новинок прежде всего оказалась так
называемая слезная комедия, т. е. пьеса, сочетающая в себе трогательное
и комическое начала. Появление на сцене этого жанра вызвало резкий протест
со стороны классициста Сумарокова. Он обращается за поддержкой к Вольтеру,
который в ответном письме полностью согласился с ним. Свое мнение о
слезной комедии, с приложением письма Вольтера, Сумароков помещает в
предисловии к трагедии «Дмитрий Самозванец». Он выдвигает против этого
«нового и пакостного», по его словам, жанра и художественные, и моральные
доводы. Соединение в слезной комедии смешного и трогательного кажется
ему верхом безвкусицы. В таком случае, иронизирует он, скоро будут «щи
с сахаром кушать... чай пить с солью, кофе с чесноком». [1] Сумароков возмущен не только разрушением привычных жанровых
форм, но и сложностью, противоречивостью характеров в новых пьесах,
герои которых соединяют в себе и добродетели и слабости. В этом смешении
он видит опасность для нравственности зрителей. Сумароков сетовал на
Москву как на проводницу «слезных» пьес. Однако увлечение новым жанром
проникло и в Петербург. Автор одной из них — «Мот, любовию исправленный»
— петербургский чиновник Владимир Игнатьевич Лукин (1737-1794).
Несмотря на небольшой литературный талант, Лукин оказался восприимчивым
к новым веяниям в драматургии. В 1765 г. он опубликовал книгу «Сочинения
и переводы Владимира Лукина». Книга эта замечательна тем, что к каждой
из помещенных в ней пьес Лукин предпосылает пространные предисловия,
в которых излагает свои взгляды на современную ему драматургию. Особенно
сетует он на отсутствие в России пьес с национальным русским содержанием.
В качестве примера неудачной русской комедии он приводит пьесу Сумарокова
«Тресотиниус». «Кажется, что в зрителе, прямое понятие имеющем, к произведению
скуки и сего довольно, если он однажды услышит, что русский подьячий,
пришед в какой ни есть дом, будет спрашивать: „Здесь ли имеется квартира
господина Оронта?” — „Здесь, — скажут ему, — да чего же ты от него хочешь?”
— „Свадебный написать контрак”, — скажет в ответ подьячий. Сие вскружит
у знающего зрителя голову». [2]
Однако собственная литературная программа Лукина половинчата. Он предлагает
заимствовать сюжеты из иностранных произведений и всевозможно «склонять»
их «на наши обычаи». В соответствии с этой программой все пьесы Лукина
восходят к тому или иному западному образцу. Из них относительно самостоятельной
можно считать слезную комедию «Мот, любовию исправленный», сюжет которой
лишь отдаленно перекликается с комедией французского драматурга Детуша
«Мот, или Добродетельная обманщица».
Герой пьесы Лукина Добросердов — игрок в карты, т. е. согласно «Эпистоле
о стихотворстве» Сумарокова — комедийный персонаж. Его совращает ложный
друг Злорадов. Добросердов запутался в долгах, ему грозит тюрьма. Но
от природы он добр и способен к раскаянию. Нравственному возрождению
героя помогает его невеста Клеопатра и слуга Василий, бескорыстно преданный
своему барину. Самым патетическим моментом в судьбе Василия автор считает
отказ от «вольной», предложенной ему Добросердовым. В ней проявилась
ограниченность демократизма Лукина, который восхищается крестьянином,
но не осуждает крепостнических отношений.
Вторым значительным произведением Лукина была комедия «Щепетильник»
— переделка французской пьесы «Boutique de bijoutier», восходящая в
свою очередь к английскому оригиналу. Старинным русским словом «щепетильник»
автор называет главного героя своей пьесы, продавца галантерейных товаров.
Этот купец критически настроен к своим клиентам из высшего общества.
За каждую безделушку он берет со своих покупателей тройную цену и тут
же подвергает их осмеянию. Перед зрителями проходят «вертопрашки» Нимфодора
и Маремьяна, бывший придворный Притворов, судья Сбиралов, светские щеголи
Вздоролюбов и Верьхоглядов, поэт Самохвалов, в котором угадываются черты
А. П. Сумарокова. «Порочным» персонажем автор противопоставляет майора
Чистосердова, который решил показать своему племяннику нравы столичного
дворянства и предостеречь от «всех сетей, в которые молодой человек...
часто попадается». [3] С этой целью
он ведет его в маскарад, где расположен «прилавочек» Щепетильника. Лукину
удалось поставить ряд злободневных задач перед русской драматургией,
но подлинный переворот в русской комедии XVIII в. совершил его современник
Д. И. Фонвизин.
Стремление к освоению национальной русской действительности наблюдалось
также и в комической опере. Так назывались в XVIII в. драматические
произведения с включенным в них стихотворным текстом, предназначенным
для пения. Комическую оперу называли также «драмой с голосами». Главными
героями в ней были представители демократических слоев: крестьяне, ремесленники,
ямщики, торговцы, солдаты, матросы. Одним из законов этого жанра была
обязательная благополучная развязка. В создании комической оперы принимали
участие не только писатели, но и композиторы: В. А. Пашкевич, Е. И.
Фомин, М. А. Матинский, Д. С. Бортнянский и ряд других. Появление комической
оперы в России было обусловлено возросшим интересом к жизни простого
народа, к его устному творчеству, особенно к песне.
Первая в России комическая опера «Анюта» (1772) принадлежала Михаилу
Ивановичу Попову (1742-1790), выходцу из купеческой семьи. Он составил
также песенник «Российская Эрата, или Выбор наилучших новейших российских
песен» (1792) и издал «Описание древнего славенского языческого баснословия»
(1768) — один из ранних опытов изучения славянской мифологии. Действие
пьесы «Анюта» происходит в доме крестьянина Мирона, что дает автору
возможность изобразить повседневную жизнь сельских жителей. В ремарках
к первому явлению указано: «Феатр представляет поле и деревню, окруженную
лесом... Мирон один, рубит дрова... Бросает топор и несколько отдыхает». [4] Тяжелую жизнь крестьян Попов ставит в прямую
зависимость от крепостнических отношений. Об этом поет Мирон:
Боярская забота:
Пить, есь, гулять и спать;
И вся их в том робота,
Штоб деньги обирать.
Мужик сушись, крушиса,
Потей и роботай,
А после хош взбесиса,
А денешки давай... [5]
Социальная проблематика находит отражение и в любовной интриге пьесы.
Словесный поединок между претендентами на руку и сердце Анюты, дочери
Мирона, работником Филатом и дворянином Виктором заканчивается дерзкими
словами Филата:
Да петь и помни то, што такжо и хресьяне
Умеют за себя стоять, как и дворяне. [6]
Однако демократизм Попова непоследователен. Сочувствуя крестьянам,
он вместе с тем рисует их грубыми и примитивными существами. Любовь
дворянина Виктора к Анюте отличается рыцарским благородством. Совсем
по-другому ведет себя Филат. Обиженный насмешками Анюты, он обещает
«выломать» ей ребра «дубиной». Почти дословно повторяет эту угрозу и
Мирон. Когда Виктор дает Мирону и Филату деньги за то, что они лишились
Анюты, оба крестьянина униженно его благодарят. Острота социального
конфликта снимается тем, что Анюта оказывается дочерью полковника Цветкова,
отдавшего ее в трудную минуту на воспитание Мирону. Социальный барьер,
разделявший Анюту и Виктора, устранен, и они могут спокойно пожениться.
Недовольство крестьян своим положением, выраженное в начале пьесы в
репликах Мирона и Филата, нейтрализуется в финале пьесы примирительным
выводом;
Всех счастливей в свете тот,
Кто своей доволен частью! [7]
С легкой руки Попова имя Анюта закрепилось за героинями-крестьянками
в других произведениях, вплоть до радищевского «Путешествия». Столь
же популярным оказался и мотив барышни-крестьянки, последним отголоском
которого была одна из повестей Пушкина.
Еще большим успехом, чем «Анюта», пользовалась комическая опера Александра
Анисимовича Аблесимова (1742-1783) «Мельник-колдун, обманщик и сват»
(1779). Опера Аблесимова не лишена черт социального антагонизма. Однако
конфликт между крестьянином Анкудином и его женой — обедневшей дворянкой
Фетиньей происходит в узких рамках семейных отношений, причем автор
придает ему комический характер, а в конце пьесы приводит спорящих к
примирению. Необычен образ однодворца Филимона, жениха героини пьесы
— Анюты. Однодворцами в XVIII в. назывались люди, занимавшие промежуточное
положение между крестьянами и помещиками. Будучи лично свободными, они
сами обрабатывали свое поле:
Сам помещик, сам крестьянин,
Сам холоп и сам боярин,
Сам и пашет, сам орет,
И с крестьян оброк берет. [8]
Шумный успех пьесы объяснялся, во-первых, тем, что в ней изображалась
не условная пастушеская идиллия, а настоящая русская деревня, трудовая
деятельность крестьянина, его повседневные заботы. Мельник на сцене
строгал доску для починки мельницы, переносил жернова. Крестьянские
девушки сидели с веретенами в руках. Филимон разыскивал лошадь. Образ
плутоватого мельника Фадея, колдуна и гадальщика, вводил зрителя в мир
народных суеверий.
Сильное впечатление произвело и музыкальное оформление «Мельника».
Примечательно, что сам Аблесимов указывал в авторской ремарке, по образцу
какой народной песни должна исполняться та или иная «ария». «Мельник»
Аблесимова принадлежит к тем немногим драматическим произведениям XVIII
в., которые пережили свою эпоху. Его с удовольствием ставили в XIX в.
и продолжают исполнять и в наше время.
Социально-обличительные мотивы особенно резко представлены в комической
опере Михаила Алексеевича Матинского (1750-1820е годы) «Санктпетербургский
гостиный двор» (1781). Сын крепостного крестьянина, получивший вольную,
Матинский известен как писатель и как талантливый композитор. В его
опере изображается купеческий быт и купеческие нравы. В пьесе органически
слились две традиции: обличительно-сатирическая и устно-поэтическая.
Исследователями установлено, что для своей оперы Матинский специально
изучал и записывал народный свадебный обряд. Опера Матинского считается
предшественницей пьес А. Н. Островского.
Процесс демократизации русской драматургии и вместе с тем освобождения
ее от западного влияния и классицистических норм продолжается в конце
XVIII в. в творчестве актера и писателя Петра Алексеевича Плавильщикова
(1760-1812). Свои взгляды на драматургию он изложил в теоретических
статьях «Театр», «Трагедия», «Комедия», опубликованных в журнале Крылова
«Зритель». Требование Лукина «склонять» иноземные пьесы на русские нравы
кажется Плавильщикову недостаточным. В его глазах это одна из разновидностей
все того же подражания. Он требует создания собственных оригинальных
пьес.
Более независимо ведет себя Плавильщиков и в отношении классицистических
правил. Он не отказывается от них полностью, но считает, что в тех случаях,
где они стесняют замысел автора, ими следует пренебречь. Герои пьес,
по словам Плавильщикова, должны воплощать в себе не классицистические
«страсти», а «состояние», т. е. черты общественной прослойки, к которой
они принадлежат.
Лучшими произведениями Плавильщикова были «комедии», как он их называл,
а точнее драмы «Бобыль» (1790) и «Сиделец» (1803). Действие первой из
них происходит в деревне. Главным ее героем автор сделал «бобыля», т.
е. одинокого крестьянина-батрака. Во второй пьесе изображается купеческая
среда. Сюжет «Сидельца» во многом предвосхищает комедию А. Н. Островского
«Бедность не порок». Пьесы Плавильщикова, по справедливому замечанию
Л. И. Кулаковой, [9] близки к сентиментальным
мещанским драмам, с которыми их роднит обилие трогательных сцен, герои-резонеры,
приходящие на помощь оскорбленной добродетели, и обязательная благополучная
развязка.
[1] Сумароков А. П. Полн. собр.
всех сочинений. М., 1781. Ч. 4. С. 62.
[2] Лукин В. И. Соч. и переводы.
Спб., 1868. С. 11.
[3] Лукин В. И. Сочинения и переводы.
С. 193.
[4] Русская литература XVIII
в. Л., 1970. С. 209.
[5] Там же. С. 209.
[6] Там же. С. 214.
[7] Русская литература XVIII
в. С. 217.
[8] Русская литература последней четверти
XVIII в.: Хрестоматия / Сост. В. А. Западов. М., 1985.
С. 61.
[9] См.: Кулакова Л. И. П. А.
Плавильщиков. М.; Л., 1952. С.55.
|