История русской литературы X — XVII вв. Учеб. под ред. Д. С. Лихачева

Глава 8. ЛИТЕРАТУРА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVII ВЕКА

2. «Повесть о Савве Грудцыне»

Жанровая система русской прозы переживала в XVII в. коренную ломку и перестройку. Смысл этой перестройки состоял в освобождении от деловых функций, от связей с обрядом, от средневекового этикета. Происходила беллетризация прозы, превращение ее в свободное сюжетное повествование. В жития, постепенно терявшие прежнее значение «религиозного эпоса», проникали черты светской биографии. Переводный рыцарский роман и переводная новелла резко увеличили удельный вес занимательных сюжетов. В прозе возникали сложные новые композиции, в которых использовалось несколько традиционных жанровых схем.

Такова «Повесть о Савве Грудцыне» [1], написанная в 60-х гг. как эпизод из недавнего прошлого. Повесть начинается с 1606 г. и охватывает осаду русскими войсками Смоленска в 1632-1634 гг. Но безымянный автор повести пишет не об истории России, а о частной жизни русского человека, купеческого сына Саввы Грудцына. Повесть разрабатывает на русском материале фаустовскую тему, тему продажи души дьяволу за мирские блага и наслаждения.

Савва Грудцын, отпрыск богатой купеческой семьи, посланный отцом по торговым делам из Казани в один из городов в области Соли Камской, соблазнен замужней женщиной. Он было нашел в себе силы воспротивиться ее домогательствам в день Вознесения Христова, но похотливая возлюбленная жестоко ему отомстила: сначала «присушила» Савву любовным зельем, а потом отвергла. Страдающий Савва готов на все, чтобы ее вернуть, — готов даже погубить душу. «Аз бы послужил диаволу», — думает он. Тут подле него и появляется «мнимый брат», бес, затем всюду его сопровождающий, которому Савве пришлось дать «рукописание»— договор о продаже души. Возлюбленная опять вернулась к Савве. Потом он вместе с бесом «гуляет» по Руси, записывается новобранцем в войско, из Москвы отправляется под Смоленск. Здесь (конечно, с помощью беса) он показывает чудеса храбрости, побеждает одного за другим трех исполинов и затем возвращается в столицу героем. Но приходит время расплаты. Савва смертельно болен, его охватывает ужас: ведь его душе уготована вечная мука. Он кается, дает обет стать монахом и вымаливает у богородицы прощение: в церкви, куда принесли больного Савву, роковое «богоотметное писание» падает сверху. Оно «заглажено», это чистая бумага. Значит, договор не действителен, и дьявол теряет власть над душой Саввы. Герой выздоравливает и постригается в Чудовом монастыре. Такова в кратком пересказе событийная канва этого произведения.

В «Повести о Савве Грудцыне» использована сюжетная схема «чуда», религиозной легенды. Этот жанр был одним из самых распространенных в средневековой письменности. Он широко представлен и в прозе XVII в. Всякая религиозная легенда ставит перед собой дидактическую цель: доказать какую-то христианскую аксиому, например действенность молитвы и покаяния, неотвратимость наказания грешника. В легендах, как правило, три сюжетных узла. Легенды начинаются с прегрешения, несчастья или болезни героя. Затем следует покаяние, молитва, обращение к богу, богоматери, святым за помощью. Третий узел — это отпущение греха, исцеление, спасение. Эта композиция была обязательной, но в ее разработке, в конкретном исполнении допускалась известная художественная свобода. Писатель мог по своему усмотрению выбирать главного героя или героиню, время и место действия, вводить произвольное число второстепенных персонажей.

Сюжетными источниками «Повести о Савве Грудцыне» были религиозные легенды о юноше, который согрешил, продав душу дьяволу, затем покаялся и был прощен [2]. В одной из таких легенд, «Слове и сказании о некоем купце» [3], действие протекало в Новгороде, герой был купеческим сыном, а бес изображался как слуга героя. По-видимому, именно «Слово и сказание о некоем купце» было непосредственным литературным источником «Повести о Савве Грудцыне». Крайне важно, что персонажи и «Слова», и «Повести» принадлежат к купеческой среде. Купечество было самым подвижным из древнерусских сословий. Купцам привычны были дальние странствия по Руси и за русские рубежи. Купцы знали языки, на своих и чужих рынках постоянно общались с иноземцами, покупали, читали и привозили домой иностранные книги. Купечество было менее косным и замкнутым, чем другие сословия древнерусского общества, более терпимым к чужой культуре, открытым разнообразным влияниям. Насколько широким был кругозор лучших людей этого сословия, показывает «Хожение за три моря» Афанасия Никитина с его поразительной терпимостью и уважением к чужим верованиям и традициям. Эта сословная «подвижность» отражается и в литературе — в произведениях, героями которых были купцы. Читатель находил здесь описания опасных путешествий с бурями и кораблекрушениями, рассказы об испытании верности жены во время отлучки мужа и другие приключенческие и романические мотивы. «Давление этикета» в произведениях о купцах гораздо слабее, нежели в произведениях об «официальных» героях, о церковных подвижниках, о князьях, царях и воеводах. Избрав героем своей повести купеческого сына, автор «Повести о Савве Грудцыне» мог опереться на эту традицию.

Еще один источник повести — волшебная сказка [4]. Сказкой навеяны сцены, в которых бес выступает как волшебный помощник, «даруя» Савве «премудрость» в военном деле, снабжая его деньгами и т. п. К сказке восходят поединки Саввы с тремя вражескими богатырями под Смоленском (троичная символика здесь явно фольклорного происхождения). С волшебной сказкой связано и такое сюжетное звено повести, как «царская тема». В сценах, подводящих читателя к развязке, постоянно подчеркивается, что царь «изливает свое милосердие» на Савву, заботится о нем, сочувствует ему. Когда герой страдал от «бесовского томления» и все боялись, что он наложит на себя руки, царь приставил к нему караульщиков и посылал «повседневную пищу». Царь приказал перенести страждущего в церковь. Царь расспрашивал Савву о его жизни и приключениях. Это царское покровительство с точки зрения сюжетной логики естественно: ведь дело происходит после ратной службы Саввы под Смоленском. Покровительство оказывается храбрецу, непобедимому воину. Монаршее внимание — не случайность и не прихоть, а награда за подвиги на поле брани.

Но автор повести говорит о связи Саввы с царем гораздо раньше, еще до смоленского похода, когда читатель еще не знает, что беспутный купеческий сын станет героем войны. «По некоему же случаю явственно учинися (стало известно) о нем и самому царю», — пишет автор о Савве, когда он с «мнимым братом» попал в Москву. Здесь на Савву обратил благосклонное внимание боярин Семен Лукьянович Стрешнев, государев шурин. Покровительство царского шурина почему-то приводит беса в ярость. «Бес же с яростию рече ему (Савве): «Почто убо хощеши презрети царскую милость и служити холопу его? Ты убо ныне и сам в том же порядке устроен, уже бо и самому царю знатен (известен) учинился еси». Что это значит? Почему бес говорит, что Савва «ныне и сам в том же порядке устроен», т. е. стал ровней царскому свойственнику и боярину? Ответ дает волшебная сказка.

Автор как бы уклоняется от объяснений, но это вовсе не означает, что читатель XVII в. не понимал, на что он намекает. Для человека Древней Руси волшебная сказка была с детства близким, «вечным спутником». И как раз волшебная сказка поясняет этот эпизод. Она, как правило, заканчивается женитьбой героя на царской дочери и последующим его воцарением. Воцаряется обычно зять, свойственник, а не сын или иной кровный родственник государя. Бес это и подразумевает: зачем кланяться царскому шурину, если Савва станет царским зятем? И дальше как бы продолжается подготовка к сказочному триумфу. Автор для того и переносит действие под Смоленск, чтобы дать Савве отличиться. Вот он уже герой, он выполнил нечто вроде сказочного испытания — победил трех «поединщиков». Но тут автор обрывает сказочное течение событий, возвращаясь к сюжетным узлам «чуда». Описывается болезнь (следствие прегрешения), затем покаяние и, наконец, исцеление и прощение (искупление греха). В художественном отношении эти переключения с одного сюжетного прототипа на другой, с религиозной легенды на сказку и потом снова на религиозную легенду чрезвычайно важны.

Это — своеобразный литературный «обман», ибо автор создает эффект обманутого ожидания. Такой прием не характерен для средневековья, когда в литературе господствовал этикет, когда знакомая сюжетная ситуация влекла за собою другую, столь же знакомую. Такой прием характерен для искусства нового времени, в котором ценится неожиданное, непривычное, новое. Автор «Повести о Савве Грудцыне» уже преодолел средневековый этикет, потому что он держит читателя в постоянном напряжении, переключаясь с одной сюжетной линии на другую.

Было бы неверно видеть в этом литературную игру или художественную непоследовательность. «Повесть о Савве Грудцыне» — не мозаика из плохо пригнанных, взятых из разных композиций фрагментов. Это продуманное, идеологически и художественно цельное произведение. Савве потому не суждено достичь сказочного счастья, что судит бог, а Савва продал душу сатане. Бес, так похожий на сказочного волшебного помощника, на деле — антагонист героя. Бес не всесилен, и тот, кто на него уповает, непременно потерпит крах. Зло рождает зло. Зло делает человека несчастным. Такова нравственная коллизия повести, и в этой коллизии первостепенную роль играет бес.

Бесовская тема в «Повести о Савве Грудцыне» — это трагическая тема двойничества. Бес — это «брат» героя, его «второе я». В православных представлениях каждому живущему на земле человеку сопутствует ангел-хранитель — также своего рода двойник, но двойник идеальный, небесный. Автор «Повести о Савве Грудцыне» дал негативное, «теневое» решение этой темы. Бес — тень героя, бес олицетворяет пороки Саввы, то темное, что в нем есть, — легкомыслие, слабую волю, тщеславие, любострастие. Силы зла бессильны в борьбе с праведником, но грешник становится их легкой добычей, потому что выбирает путь зла. Савва, конечно, жертва, однако он и сам повинен в своих несчастьях.

«Повесть о Савве Грудцыне» полна примет «бунташного века», когда ломались вековые устои древнерусской жизни. Автор стремится внушить читателю, что его произведение — не вымысел, что оно «истинно». Этой иллюзии жизнеподобия служит, в частности, реальность фамилии персонажа. В купеческом сословии XVII в. одно из видных мест занимала богатая семья Грудцыных-Усовых. Вполне возможно, что повесть отразила какие-то реальные беды, пережитые этой семьей. Вполне возможно, что какой-то беспутный недоросль из рода Грудцыных-Усовых соблазнил замужнюю купчиху (или что купчиха соблазнила недоросля). Возможно даже, что «присушить» купчиху недоросль пытался с помощью сатаны: по источникам XVIII в., как установлено Н. Н. Покровским, известны десятки попыток заключить «договор с дьяволом», причем самым частым побудительным мотивом были любовные неудачи. Такой неудачник писал на листе бумаги о своем согласии продать душу (подпись кровью не обязательна), обертывал бумагой камень (камень брался для тяжести) и бросал его в мельничный омут, где, как считалось, обитает нечистая сила (ср. поговорку «В тихом омуте черти водятся»). Если так поступали в XVIII в., то тем более так могли поступать столетием раньше. И все же введение в текст реальной семьи, реального имени, реального адреса — это прежде всего литературный прием. Не истинность описываемого происшествия, а «истинность» своего произведения, его авторитетность, весомость, значительность пытался таким способом утвердить автор.

В художественной концепции автора очень важна мысль о разнообразии, пестроте жизни. Ее изменчивость очаровывает молодого человека. Но совершенный христианин должен противиться этому наваждению, ибо для него земное существование — тлен, сон, суета сует. Эта мысль занимала автора так сильно, что он допустил непоследовательность в построении сюжета.

Савва Грудцын заключил договор с дьяволом для того, чтобы утолить греховную страсть к жене Бажена Второго. Дьявол, со своей стороны, выполнил обязательство: «Савва же паки прииде в дом Баженов и пребываше в прежнем своем скаредном деле». Но вот из Казани получается письмо, из которого видно, что Грудцын-старший узнал о беспутстве своего сына и хочет приехать за ним. И тут Савва вдруг забывает о своей демонической, всепоглощающей страсти, навсегда бросая любовницу. Герой о ней больше ни разу не вспомнит, а читатель ничего не узнает. Зачем в таком случае было продавать душу? Неужто Савва охладел потому, что испугался отца? Разве не мог всемогущий «мнимый брат» как-то уладить дело, задержать отца? Предоставим слово бесу: «Брате Савво, доколе зде во едином малом граде жити будем? Идем убо во иные грады и погуляем». «Добре, брате, глаголеши», — одобряет его Савва. Значит, Савва Грудцын продал душу не только за любовь, но и за то, чтобы «погулять» по русским городам, посмотреть мир, насладиться жизнью, познать ее изменчивость и многоликость. Таким образом, непоследовательность сюжета окупается цельностью характера главного героя.

По своим взглядам автор повести — консерватор. Его ужасает плотская страсть, как и всякая мысль о наслаждении жизнью: это грех и пагуба. Но сила любви-страсти, притягательность пестрой жизни уже захватили его современников, вошли в плоть и кровь нового поколения. Автор противится новым веяниям, осуждает их с позиций церковной морали. Но, как истинный художник, он признает, что эти веяния прочно укоренились в русском обществе.



	История русской литературы X — XVII вв. Под ред. Д. С. Лихачева Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов