С. Г. Лазутин. Поэтика русского фольклора. Учебное пособие

РИТМ, МЕТРИКА, РИФМА

Ритм, метрика и рифма пословиц

Собиратели и исследователи фольклора уже давно обратили внимание на «складность» русских пословиц.

Специально рассмотрению стихотворной формы пословиц и близких к ним жанров посвящено исследование И. И. Вознесенского «О складе или ритме и метре кратких изречений русского народа: пословиц, поговорок, загадок, присказок и др.» (Кострома, 1908), которое не утратило своего значения и до нашего времени.

Вместе с тем следует признать, что в дореволюционной фольклористике и советской науке первых двух десятилетий вопросы стихотворной организации русских пословиц не стали объектом всестороннего рассмотрения. Ю. М. Соколов в связи с этим в середине 30-х годов совершенно справедливо писал: «Если пословица до сих пор еще совершенно недостаточно изучена в социально-историческом плане, то русская фольклористика не может похвастаться также и сколько-нибудь подробным изучением художественной стороны ее. Исследователи обычно подчеркивают, что «пословица большею частью является в мерном или складном виде» или что «форма пословицы — более или менее краткое изречение, часто выраженное складной, мерной речью, нередко метафорическим /поэтическим/ языком», но по вопросу, в чем точно заключается «склад и мера», обстоятельных исследований до сих пор не имеется» [1].

Многие вопросы стихотворной формы русских пословиц не получили глубокого изучения и до сих пор. Специально этой теме посвящена статья известного специалиста по народному стихосложению М. П. Штокмара, опубликованная в 1965 г. в журнале «Звезда Востока» [2], представляющая большой научный интерес. Однако в ней не все вопросы рассмотрены с одинаковой полнотой. Наиболее обстоятельно исследована пословичная рифма. Некоторые утверждения автора представляются спорными.

Глава о пословицах данной книги, конечно, ни в коей мере не претендует на исчерпывающее освещение рассматриваемой темы. Здесь, стремясь дать общую характеристику особенностей стихотворной формы пословиц, автор преимущественно останавливается на менее изученных вопросах, высказывает свои суждения по ряду спорных положений.

В чем же конкретно выражаются и как обнаруживаются признаки стихотворной речи в пословицах? Какова специфика пословичного стихотворства?

Признаки стихотворной речи обнаруживаются прежде всего в интонации пословиц. Л. И. Тимофеев, характеризуя интонацию стихотворной речи, отмечает, что она имеет не только метрический, но и эмоционально-экспрессивный характер. Темп стихотворной, эмоционально окрашенной речи, как правило, несколько медленнее темпа прозаической речи. В стихотворной речи много всевозможных пауз. Интонационно-смысловая самостоятельность частей предложения и даже отдельных слов при этом значительно повышается [3].

Все эти признаки в той или иной мере можно обнаружить и в значительной части пословиц, которые, как правило, из речевого потока выделяются паузами, произносятся значительно медленнее, чем остальная речь. Известную смысловую и интонационную самостоятельность в пословицах приобретают не только их части, но даже отдельные слова, которые по своей смысловой выразительности нередко приближаются к фразе. Вот примеры таких пословиц: «Стерпится-слюбится»; «Сказано-сделано», «Было — и сплыло» [4].

Как известно, стихотворная, эмоционально окрашенная речь изобилует повторениями. Всевозможные повторения мы находим и в пословицах. Это относится прежде всего к их синтаксису. В синтаксическом отношении пословицы, как правило, делятся на части, которые представляют собой интонационно повторяющиеся, относительно замкнутые компоненты связной речи, т. е. синтагмы.

Как уже не раз отмечалось в нашей литературе, большинство пословичных предложений состоит из двух синтагм. Однако исчерпывающего объяснения этот факт не получил, поэтому остановимся на этом вопросе более подробно.

Главное назначение пословиц — давать народную оценку объективных явлений действительности, выражая тем самым мировоззрение. И, надо сказать, с этой задачей пословицы справляются весьма успешно. Их тематика поистине безгранична. Они охватывают решительно все стороны жизни, самые различные взаимосвязи между самыми разными явлениями действительности. Так, к примеру, они отражают отношения пространственные, временные, причинно-следственные («Где дым, там и огонь». — Д., с. 181). В пословицах дается диалектическая взаимосвязь формы и содержания («Молодец красив, да на душу крив». — Д., с. 693), начала и конца («Где не было начала, не будет и конца». — Д., с. 495), говорится о старом и новом, об отживающем и развивающемся («Старое стареется, а молодое растет». — Д., с. 295) и т. д.

В пословицах глубоко раскрываются семейные взаимоотношения, взаимосвязь между человеком и обществом, между отдельными сословиями и классами. Вот лишь некоторые примеры таких пословиц: «Свекор — гроза, а свекровь выест глаза» (Д., с. 391), «Богатый бедному не брат» (Д., с. 81), «Спина-то каша, а воля-то ваша» (Д., с. 218), «Возьмешь лычко, а отдашь ремешок» (Д., с. 536).

Итак, в пословицах находят отражение самые разнообразные взаимосвязи жизненных явлений, имеющие нередко глубокий философский смысл. При этом пословицы стремятся выразить их наиболее наглядно, как отношения между двумя конкретными предметами или явлениями. В большинстве пословиц совершенно отчетливо выступают два объекта суждения. Именно поэтому, на наш взгляд, двучленная форма в пословицах является самой естественной и самой употребительной.

Однако подобная форма обусловлена не только особенностями, так сказать, их двухобъектного содержания, но и спецификой их художественной формы. Стремясь к наиболее яркой выразительности, пословицы довольно часто прибегают к сопоставлению двух предметов или явлений (параллелизм, сравнение, отождествление, противопоставление), что также требует двучленной формы выражения. Вот примеры параллелизмов: «После грозы вёдро, после горя радость» (Д., с. 149); «Без топора не плотник, без иглы не портной» (Д., с. 520); сравнения: «Красна девка в хороводе: что маков цвет в огороде» (Д., с. 746); «Наше счастье — вода в бредне» (Д., с. 59); тавтологии или синонимов: «Истина хороша, да и правда не худа» (Д., с. 179); «В одном кармане пусто, в другом нет ничего» (Д., с. 9); антитезы: «Сеяли рожь, а косили лебеду» (Д., с. 15); «Ваши играют, а наши рыдают» (Д., с. 63); «Богатый и в будни пирует, бедный и в праздник горюет» (Д., с. 97).

И, наконец, следует отметить (а это для нашей темы особенно важно), что двучленность пословиц обусловлена также их стремлением к определенной интонационно-ритмической организации речи. Еще И. И. Вознесенский обратил внимание на то, что пословицы паузами довольно отчетливо делятся, как правило, на две части [5].

Как показывают наблюдения, обе части пословицы, отделенные друг от друга паузой, нередко произносятся с аналогичной или близкой интонацией. И вот эта интонационная повторяемость частей создает здесь, конечно, определенную ритмичность. Например: «День государев, а ночь наша» (Д., с. 251); «В суд пойдешь — правды не найдешь» (Д., с. 173); «На бога надейся, а сам не плошай» (Д., с. 475).

Само собой разумеется, что эта ритмичность еще более повышается в многочленных пословицах, т. е. в пословицах, состоящих из трех, четырех и более частей. Вот примеры таких пословиц. Трехчленная: «Земля любит навоз, лошадь — овес, а воевода — принос» (Д., с. 174); четырехчленная: «Свекор драчлив, свекровь ворчлива, деверья журливы, невестки мутливы» (Д., с. 392). Правда, не часто, но все же можно встретить пословицы пятичленные: «В земле черви, в воде черти, в лесу сучки, в суде крючки, — куда уйти?», а также шестичленные: «Дьячок не служит, все по девушке тужит; пономарь не звонит, на нее глядит; поп не венчает, за сына чает» (Д., с. 748).

Многие двучленные и многочленные пословицы суть не что иное, как стихи-фразовики. Для наглядности разобьем приводимые ниже пословицы на стихотворные строчки.

Когда деньги говорят,

Тогда и правда молчит.

(Д., с. 83)

Козла спереди бойся,

Коня — сзади,

А злого человека со всех сторон.

(Д., с. 148)

Портной без кафтана,

Сапожник без сапог,

А плотник без дверей.

(Д., с. 522)

«В основе строения фразовика, — пишет А. П. Квятковский, — лежит свободное членение поэтической речи на стиховые строки, где граница интонационной волны, отмечаемая концевой конструктивной паузой, является определяющим признаком членения» [6].

Фразовик со смежными рифмами называется «раешным стихом» или «раешником». В пословицах чаще всего встречается именно он. Приведу лишь некоторые примеры раешника:

Житье нам, житье:

Как подумаешь, так и за вытье.

(Д., с. 106)

На мужике кафтан хоть сер,

Да ум у него не черт съел.

(Д., с. 717)

В раешном стихе ритмичность достигается тем, что в нем речь паузами и рифмами делится на стиховые строки, являющиеся аналогичными в интонационном отношении. Однако отдельные члены пословицы могут быть аналогичными не только по их интонации, но и по характеру имеющихся в них ударений. Ритмичность в таком случае достигается не только повторением аналогичных интонаций, но и одинаковым количеством ударений. Следовательно, перед нами типично тонический стих.

К сожалению, фольклористы не только основательно не исследовали, но даже не отмечали наличия в пословицах фразовиков и раешников, а также наличия тонического стиха, тогда как наблюдения показывают, что большинство их имеет именно тонический стих. Чаще всего встречаются пословицы, состоящие из одноударных тонических стихов. Каждый член этих пословиц имеет лишь одно ударение.

Одноударные стихи мы встречаем в пословицах двучленных: «Кто в море не бывал, тот и горя не видал» (Д., с. 151); в трехчленных: «Мы и там служить будем на бар: они будут в котле кипеть, а мы станем дрова подкладывать» (Д., с. 714); в четырехчленных: «Один женился — свет увидал, другой женился — с головой пропал» (Д., с. 367); в пятичленных: «В земле черви, в воде черти, в лесу сучки, в суде крючки, — куда уйти?» (Д., с. 148); в шестичленных: «Дерет коза лозу, а волк козу, а мужик волка, а поп мужика, а попа приказный, а приказного чёрт» (Д., с. 709).

Одноударный тонический стих наиболее употребительный, но не единственный в пословицах. Нередко встречаются случаи, когда члены пословиц имеют не одно ударение, а два. Например: «Горе в лохмотьях, беда нагишом» (Д., с. 143); «Горе -что море: не переплыть, не вылакать» (Д., с. 147); «Судья — что плотник: что захочет, то и вырубит» (Д., с. 172). Ударений в членах пословиц может быть и три: «Лошадь с волком тягалась — хвост да грива остались» (Д., с. 714); «Лихо жить в нуже, а в горе и того хуже» (Д., с. 140); и четыре: «Не кидается девица на цветное платье, а кидается девица на ясного сокола» (Д., с. 700) и более.

В тонических пословицах наблюдается тенденция к уравниванию времени, необходимого на произнесение их отдельных частей (членов). В связи с этим хочется обратить внимание на следующее явление. В двучленных пословицах мы иногда наблюдаем выпадение из второй части подлежащего, сказуемого или других членов предложения, легко подразумеваемых из контекста речи. И весьма показательно, что в таких случаях утраченное слово, а вместе с ним и ударение компенсируются дополнительной паузой. Например: «Моль одежду ест, а печаль — (пауза) сердце» (Д., с. 141); «Злой плачет от зависти, добрый — (пауза) от радости» (Д., с. 140); «Видна печаль по ясным очам, кручина — (пауза) по белу лицу» (Д., 141).

В литературе справедливо отмечалось, что в большинстве двучленных и многочленных пословиц ударения стоят на словах, находящихся в конце их частей. После этих слов идут более или менее значительные паузы, которые еще более подчеркивают членение пословицы на части и таким образом усиливают ее ритмичность.

Однако следует отметить, что можно встретиться и с другим расположением ударений в пословицах, с иным их ритмическим рисунком. Нередко, например, в двучленных пословицах ударения падают на первое слово первой части и последнее слово второй части. И в таком случае мы имеем своеобразное «ритмическое кольцо». Например: «Красна ягодка, да на вкус горька» (Д., с. 697). «Беда и богатого мужика бездомит». Такое расположение ударений придает пословице четкую ритмическую законченность и интонационно подчеркнуто выделяет ее из речевого потока.

Иногда по принципу «ритмического кольца» строится не вся пословица, а лишь отдельные части ее. И в таком случае довольно сильно подчеркивается деление пословицы на составляющие ее части. Например: «Зять любит взять, тесть любит честь, а шурин глаза щурит» (Д., с. 396). Все три части приведенной пословицы по расположению в них ударений являются симметричными: во всех частях ударения падают на первое и последнее слова.

Надо сказать, что симметричное расположение ударений в отдельных частях пословиц — явление нередкое. И в данном случае, на наш взгляд, можно говорить об особом пословичном симметричном стихе. Вот лишь некоторые примеры такого симметричного стиха:

Не будь складен, да будь ладен. (Д., с. 699)

Бородка Минина, а совесть глиняна. (Д., с. 698)

Сокол хоть на кол, да гол, что мосол. (Д., с. 412)

Голосиста пташка, да черна рубашка. (Д., с. 700)

Обнаруженный нами в пословицах своеобразный стих, который мы условно назвали симметричным стихом, расширяет наши представления о многообразии стихотворных видов и форм пословиц. Впоследствии такой стих был отмечен исследователями и в советских пословицах [7].

Силлабо-тонический стих в пословицах, на наш взгляд, можно считать разновидностью или дальнейшим развитием так называемого симметричного стиха. Если в симметричном стихе по расположению ударных и безударных соизмеримы (повторяются) отдельные члены пословиц, то в силлабо-тоническом стихе на основе этих признаков соизмеряются группы слогов, т. е. повторяются определенные стопы. Поэтому неудивительно, что в пословицах можно встретить хорей: «Много шуму — мало толку» (Д., с. 517), «Тише едешь, дальше будешь» (Д., с. 284), ямб: «Горячее едят подьячие, голодные едят холодное» (Д., с. 709), «Мели, Емеля, твоя неделя» (Д., с. 613); дактиль: «Жгуча крапива родится, да в щи пригодится» (Ан., с. 152); амфибрахий: «У горькой беды нет сладкой еды» (Д., с. 141); анапест: «Без коня не казак» (Д., с. 711) [8].

Выдержанные силлабо-тонические размеры в пословицах встречаются не часто, но для нас важно подчеркнуть, что они все же наблюдаются и являются для пословиц совершенно закономерными, органически входят в их метрическую структуру. Правда, в пословицах мы часто обнаруживаем самые различные отклонения от схемы ударных и безударных того или иного силлабо-тонического размера. Так, например, в пословице «Мужик пляшет, шапкой машет, приседает — меру знает; солдат выпьет на отвагу — скачет, пляшет до упаду» (Д., с. 713) следующие отклонения от хореического размера: недостает ударений на 1-м и 18-м слогах. Но подобные отклонения от ритмической схемы мы находим и почти во всех литературных силлабо-тонических стихах.

Своеобразие стихотворной формы пословиц — не в отклонении от схем силлабо-тонических размеров, а в специфическом применении этих размеров.

Во-первых, пословица вполне мирится с тем, когда по определенной силлабо-тонической схеме строится не вся пословица, а лишь ее отдельные части. Так, в пословице «Кто ленив с сохой, тому весь год плохой» (Д., с. 525) из метрической схемы ямба выпадает первое слово «кто». А в пословице «Ловцы рыбные — люди гиблые» (Д., с. 524) строго выдерживают дактиль только последние слова рифмующихся частей: «рыбные» и «гиблые». Такие ритмические «комплексы» вполне отвечают эстетике пословицы, которая употребляется в живой разговорной речи. Для пословицы чаще всего бывает вполне достаточно, чтобы соблюдался единый размер в конечных рифмующихся словах ее частей. Например: «Служат соборно, а едят подворно» (Д., с. 707).

Во-вторых, отдельные части пословицы могут иметь свою особую ритмическую организацию, использовать тот или иной силлабо-тонический размер. Так, например, в пословице «Часом с квасом, а порою с водою» (Д., с. 74) первая часть имеет хореический размер, а вторая — анапестический.

В-третьих, пословица наряду с частями силлабо-тонического размера может иметь и части так называемого симметрического стиха. Например, в пословице «С мужем — нужа; без мужа — и того хуже; а вдовой да сиротой — хоть волком вой» (Д., с. 369), в первой части хорей, вторая и третья друг другу симметричны, а в четвертой ямб.

В. И. Даль тонко почувствовал, что «складность» пословиц достигается самыми разнообразными путями. Например: «Рано встала, да мило напряла»; по долгому с коротким на концах, а две средние стопы — долгий с двумя короткими» [9]. Ритмическое своеобразие этой пословицы в том, что здесь две дактилические стопы как бы зажаты в кольцо двумя (начальной и конечной) хореическими стопами.

Как показывают наблюдения, в подлинно художественных пословицах различные отклонения от определенного стихотворного размера мотивированы соображениями содержания, продиктованы стремлением к наибольшей выразительности. Разъясним это на примере трехчастной пословицы «Брат братом, сват сватом, а денежки не родня». В этой пословице ритмом подчеркнута контрастность содержания ее частей. Первой и второй частям, говорящим о ладе в отношениях и построенным складно, как две симметричные части (//È + //È), противопоставляется и по своему содержанию и по прозаическому ритму (È/ÈÈÈÈ/) третья часть.

Большую ритмико-смысловую роль в пословицах играет рифма. Как уже отмечалось, она обстоятельно рассмотрена исследователями [10]. Остановимся лишь на вопросе ее преднамеренности. Известно, что в ряде традиционных жанров русского фольклора (например, в былинах и песнях) рифма чаще всего бывает непреднамеренной, обусловленной особенностями синтаксиса. Что же в этом отношении представляют собой пословичные рифмы?

Как показывают наблюдения, рифмы в пословицах являются не случайными, а совершенно преднамеренными, специально созданными. Они обычно падают на наиболее значительные слова. Например: «Жить было тихо, да от людей лихо»; «Стой, не шатайся; ходи, не спотыкайся; говори, не заикайся; ври, не завирайся» (Д., с. 710).

Положение о том, что в пословицах рифмуются наиболее значимые слова, можно особенно ярко проиллюстрировать сопоставлением их отдельных вариантов. Возьмем, к примеру, пословицу «Метил в цель, а попал в пень» (Д., с. 68). Здесь слово «пень» рифмуется со словом «цель». Позднее слово «пень» было заменено словом «окошко». В связи с этим пришлось заменить и слово «цель», так как оно не рифмовалось с новым словом. И получился такой вариант пословицы: «Метил в лукошко, а попал в окошко» (Д., с. 68). Но варьирование пословицы, а вместе с тем и изменение ее рифмы идет и дальше. На этой же странице в сборнике Даля мы находим пословицы: «Метил в ворону, а попал в корову»; «Стрелял в сыча, а попал в усача»; «Стрелял в воробья, а попал в журавля» (Д., с. 68).

С особой наглядностью преднамеренность рифмовки определенных слов видна в пословицах, включавших в себя имена собственные. Все эти пословицы убеждают нас в том, что то или иное имя вводится в них в зависимости от конкретного содержания пословицы, в прямой обусловленности тем, с каким словом это имя должно рифмоваться. Приведем для пояснения мысли несколько примеров: «В людях Илья, а дома свинья», «В людях Ананья, дома каналья» (Д., с. 591); «Пришли на Настю беды и напасти» (Д., с. 147); «У всякого Федорки свои отговорки»; «Наш Филат не бывает виноват» (Д., с. 183); «Дружка на дружку, а все на Петрушку» (там же); «Каков Пахом, такова и шапка на нем»; «Каков Мартын, таков у него и алтын» (там же); «По Ивашке рубашка» (там же).

О преднамеренной рифмовке свидетельствуют также внутренние рифмы, которые иногда встречаются в пословицах. Например: «Есть рожь в амбаре — есть грош в кармане» (Д., с. 146); «Сало было, стало мыло» (Д., с. 134); «Житье, житье: наготьё да босотьё» (Д., с. 88); «Распоп не поп, а поповичи распоповичи» (Д., с. 707).

Рифмы в двучленных пословицах выполняют важную функцию. Они подчеркивают, усиливают ритмичность пословиц, выделяют наиболее значительные в смысловом отношении слова. Например: «Солдат-горемыка хуже лапотного лыка» (Д., с. 711). О солдате же: «Сыт крупицей, пьян водицей» (Д., с. 712); «Морских топит море, а сухопутных крушит горе» (Д., с. 713). Однако особенно ощутима ритмообразующая роль рифм не в двучленных, а в многочленных пословицах. Например: «Хоромы кривые, сени лубяные, слуги босые, собаки борзые» (Д., с. 716).

Говоря о ритмообразующей роли рифм, следует подчеркнуть, что эту роль они выполняют во взаимодействии с другими ранее рассмотренными нами средствами стихотворной речи. Приведем такую пословицу: «Часом с квасом, а порою с водою» (Д., с. 74). Разделение этой пословицы на две части достигнуто тем, что в каждой из них своя рифма и особые размеры: в первой — хорей, а во второй — анапест.

Возьмем пословицу более сложную:

Лихо не лежит тихо:

Либо катится, либо валится,

Либо по плечам рассыпается.

(Д., с. 149)

В каждой из частей этой пословицы своя ритмическая организация, свое взаимодействие рифмы с другими приемами стихотворной речи. Первая часть пословицы замкнута кольцом хореической рифмы (лихо — тихо). «Складность» второй достигается полнейшей музыкально-ритмической аналогией ее составных (симметричный стих схемы /ÈÈ/ÈÈ/ÈÈ/ÈÈ/, дактилическая рифма). Третья часть произносится значительно медленнее двух первых, является в пословице своеобразным приемом, ритмически объединяющим все части в единое целое.

Итак, совершенно несомненно, что при создании пословиц придается большое значение их звуковой организации. В подавляющем большинстве случаев рифмы являются совершенно преднамеренными и вместе с другими средствами стихотворной речи выполняют важные идейно-выразительные художественные функции.

Вместе с тем не следует и преувеличивать «звуковую инструментовку» пословиц. Не следует в любом случайном совпадении звуков видеть преднамеренный прием «звуковой инструментовки», например: «Все на свете крыто корытом», «Холоп на боярина не послух». «Горе только одного рака красит», «Был бы бык, а мясо будет» [11] или «Садила баба бобы, а уродилися клопы», «За мужем жена — всегда госпожа», «Не годы, а горе старит» [12]. В приведенных пословицах некоторые гласные и согласные повторяются совершенно случайно и не выполняют никаких определенных, преднамеренных идейно-художественных функций.

Для раскрытия особенностей стихотворной формы пословиц большое значение имеет решение вопроса об их генетических истоках, их связях с другими жанрами фольклора. В литературе по этому вопросу существуют противоположные мнения. Так, А. П. Квятковский считает, что пословицы самым непосредственным образом генетически связаны с традиционными стихотворно-песенными жанрами фольклора, возникли в результате трансформации (распада на отдельные строки-стихи каких-то ранее известных произведений). Перечислив признаки стихотворной речи в пословицах, он отмечает: «Эти признаки поэтического стиля позволяют думать, что пословица является фрагментом, стихом, строкой из забытого произведения и удержалась она в народной памяти благодаря острой мысли, выраженной в особо удачной лаконичной форме» [13].

Напротив, М. П. Штокмар заявляет, что «ни одна пословица своими истоками не восходит к традиционным песням. А то, что вышло из песен, — то не пословицы» [14].

Эти мнения ученых являются крайними выражениями двух точек зрения. Несомненно, некоторые из пословиц генетическими истоками восходят к традиционным песням. В качестве примера можно привести ряд пословиц на тему замужества: «Цвели цветики, да поблекли», «Любил молодец красну девицу, да покинул» (Д., с. 744); «Не заламывай рябинку не вызревшу, не сватай (не бери) девку не вызнавши» (Д., с. 757); «Не на ту пору мать родила, не собрав разума, в люди пустила» (Д., с. 61); «Не ровно замуж выйдется, не ровен чорт навяжется» (Д., с. 65); «В добром житье сами кудри вьются, в худом — секутся» (Д., с. 102); «Носи платье, не складывай; терпи горе, не сказывай» (Д., с. 142).

Однако и полагать, что почти все или очень многие пословицы возникли в результате забвения каких-то теперь неизвестных песен, нет никаких оснований. Во всяком случае ясно одно — вопрос о связи пословиц с традиционными, в том числе и песенными, жанрами фольклора нуждается в специальном всестороннем исследовании.

Пословицы употребляются в живой разговорной речи. И многие из них представляют собой образцы именно разговорной прозы. Что же касается стихотворных пословиц, то и они несут на себе печать прозаического контекста, в котором они употребляются. В пословицах мы находим все элементы стихотворной речи. Но их стихотворность как бы размывается под влиянием прозаического контекста. Поэтому одни пословицы имеют все признаки стихотворной речи, другие — только некоторые из этих признаков: соблюдается, например, размер, но нет в пословице рифмы, и наоборот, одна часть пословицы может быть организована стихотворно, а другая — прозаически. Рифма в пословицах может быть и может не быть. Все это создает условия, при которых пословицы совершенно органически используются в разговорной речи: и выделяются из нее, и в то же время не выглядят в ней каким-то инородным телом.

Представляется, что живая прозаическая речь была и основным очагом исторического возникновения пословиц.

Л. И. Тимофеев считает, что рифме принадлежит первостепенное место в первичной ритмической организации прозы. «На первых порах развития речевого стиха, когда он почти не отделился еще от первичного фразового ритма, и в силу этого ритм его осуществляется чередованием законченных синтаксических речевых отрезков, почти лишенных соизмеримости (и по числу слогов и по расстановке ударений), — пишет исследователь,— рифма имеет особое значение, ибо она резко подчеркивает этот ритм и тем самым усиливает его» [15].

«Очевидно, пословицы были первым из народно-поэтических жанров, где зародилась рифмовка» [16], — пишет М. П. Штокмар. Это предположение известного специалиста по русскому стихосложению представляется очень резонным.

Затем опыт рифмовки и вообще организации стиха, по мнению М. П. Штокмара, от пословиц перенимает более молодой фольклорный жанр — прибаутка. В качестве примера исследователь приводит прибаутку из сборника пословиц Даля: «У нашего соседа — веселая беседа: гуси в гусли, утки в дудки, овцы в донцы, тараканы в барабаны» (Д., с. 785). Приведем еще одну известную прибаутку: «Сбил, сколотил — вот колесо; сел да поехал — ах, хорошо! Оглянулся назад — одни спицы лежат» (Д., с. 24).

Генетически и терминологически с прибауткой в известной мере связан жанр частушки [17]. Однако связь пословиц с частушками, в том числе и по линии стихотворной формы, была не только опосредованной /через прибаутки/, но и прямой, непосредственной [18].

В итоге можно сказать, что ритмика, метрика и рифмы пословиц отличаются ярким жанровым своеобразием. Это своеобразие пословиц в значительной степени обусловлено тем, что они возникли и функционируют в живой разговорной речи, реализуя ее большие эстетические возможности.



	С. Г. Лазутин Поэтика русского фольклора Учеб. пособие для студентов филологических специальностей