РОССИЯ –– НЕ ЗАПАД

Эту теорему еще в 19 веке начали доказывать Н. Данилевский и К. Леонтьев, а в 20 веке после трудов «евразийцев» и Л. Гумилева она была доказана окончательно.

Но русские люди на протяжении веков понимали это очень хорошо, но интуитивно, без всяких научных доказательств. Можно вспомнить сначала хотя бы 10 век, когда средневековая Русь приняла не западную (католическую, романо-германскую), а восточную (православную, византийско-евразийскую) форму христианства. При этом важно учесть, что Запад никогда не признавал византийцев и русских настоящими христианами, т. е. «своими», организуя на Русь крестовые походы.

В 13 веке русские ратники во главе с Александром Невским и в союзе с монголами отражали крестоносный натиск псов-рыцарей на Русь. Г. Вернадский этот союз Александра Невского с монголами назвал подвигом, который спас Россию от онемечивания, от западного закабаления.

В 14 веке на Куликовом поле решалась судьба России, ее будущее, которое Сергию Радонежскому и Дмитрию Донскому виделось совсем не так, как Мамаю, союзнику генуэзских купцов, очень желавших превратить Россию в доходное торговое предприятие. Когда Мамай не оправдал этих надежд (и генуэзских денег на оплату этого проекта), проиграв Куликовскую битву, просвещенные итальянцы его ликвидировали.

В 17 веке народное ополчение освобождало от поляков Москву, изгоняя алчных чужаков-иноземцев, восстанавливая свою национальную государственность в форме народной монархии.

Западнические петровские реформы имели и свою обратную сторону. Из подушной подати, которой страна оплачивала блеск Петербурга и мощь централизованного, «регулярного» государства, выросла впоследствии гнуснейшая форма крепостного рабства, которого до Петра в России не было. Либерал-западник А. Герцен, который крепостное право ненавидел, но в царскую ссылку тем не менее отправлялся с крепостным слугой, исток российского крепостничества находил почему-то на Востоке, хотя дело обстояло как раз наоборот.

Кроме того, петровская эпоха неоправданно тесно связала царствующий дом и российскую аристократию с Западом. Российские монархи стали участвовать во вздорных династических спорах, вмешиваться в европейские конфликты, посылая русские армии воевать на европейских полях непонятно за что (одна Семилетняя война чего стоит). За свою европеизацию России приходилось платить «налог кровью» –– участвовать в европейских войнах зачастую без всякой для себя выгоды. Причем если дворяне торговали русскими мужиками внутри страны, то дворянское государство поставляло русских солдат (тех же мужиков в мундирах), так сказать, «на экспорт». В 1755 году была подписана русско-английская субсидная конвенция, согласно которой Россия в случае войны в Германии должна была выставить 55 тысяч своих солдат — защищать английские интересы на континенте. Цена услуги — 500 тыс. фунтов[1], т. е. меньше десяти фунтов за солдатскую голову.

Понятно, что такие отношения не могли не вызвать народной реакции — пугачевщины, и А. С. Пушкин в своей «Истории Пугачева» очень тонко заметил, что пугачевцы «резали всех, которые попадались им в немецком платье»[2]. Образ Запада в глазах народа ассоциировался с бесчеловечным угнетением и все более отчуждавшейся властью. Видимо, не случайно и то, что исторические интересы великого поэта сосредоточились в основном на двух сюжетах — история Петра с его западническими реформами и ––– как позднейшая народная реакция на них? — восстание Пугачева.

Мало пользы, а скорее вред, принесли России и западные приращения — в виде Польши, например. Россия просто не смогла переварить этот кусок Запада. Зато получила несколько поколений польских революционеров-русофобов вплоть до печально известного Ф. Дзержинского. Поляк И. Гриневицкий, как известно, метнул смертоносную бомбу под ноги царя-Освободителя. Вместе с Польшей получила Россия и миллионы евреев, из которых впоследствии рекрутировались «пламенные революционеры», разрушители и ненавистники России.

После Второй мировой войны Сталин, следуя этой не лучшей геополитической традиции Российской империи, зачем-то присоединил к СССР Львов, который был основан в 13 веке одним из первых русских князей-западников Даниилом Галицким (назван в честь его сына Льва), а потом на много веков просто стал частью Запада, сначала Польши, а затем с 18 века как Лемберг — Австрии. На современной Украине Львов — традиционная база антирусской прозападной политики. Впрочем, у Сталина мог быть личный мотив: во время советско-польской войны 1920 года Красная Армия, увлеченная идеей мировой революции («Даешь Варшаву! Даешь Берлин!»), была остановлена именно подо Львовом, а под Варшавой разгромлена. Сталин был участником этой неудачной войны, и присоединение Львова было, возможно, жестом революционного реванша с его стороны. Но никакие революционные жесты не могут изменить законов мировой истории: Львов — часть Запада, а не России.

В начале 19 века одна часть Запада (Наполеон и его сателлиты) хотела покорить Россию, а другая часть (Англия), помогая России деньгами и оружием, небезуспешно пыталась русской кровью решать свои геополитические проблемы, настаивая на участии русской армии в дальнейшей войне с изгнанным из пределов империи Бонапартом. То, что России эта война в Европе за английские интересы была не нужна, хорошо понимал Кутузов, но не хотел понимать европеизированный российский монарх Александр Первый. В результате Россия растратила силы, которые ей были необходимы для сохранения внутренней стабильности.

В середине века, во время Крымской войны Запад выступил против России чуть ли не единым фронтом: англо-французский блок и Сардиния вместе с фактически вассальной Западу Турцией вели военные действия, а Австрия и Пруссия наблюдали за событиями с позиции враждебного нейтралитета.

Запад объединенными усилиями Англии, Германии и Австрии фактически украл у России на Берлинском конгрессе блистательную, хотя и нелегко доставшуюся победу над Турцией в войне 1877-1878 гг.

В Первую мировую войну Россия оказалась втянутой не только из-за угрозы для православной Сербии, но и из-за финансовой зависимости от Франции (в 1906 году пришлось брать у французов заем в 2 млрд. франков, чтобы укрепить пошатнувшееся от революции и неудачной русско-японской войны государство; революцию в России, кстати, Запад активно приветствовал). Богатые спонсоры-союзники вели себя соответственно, предпочитая обменивать русскую кровь на деньги и оружие. Обмен заведомо неравноценный и, конечно, унизительный для великой страны. Так, в начале войны русской армии пришлось предпринимать неподготовленное наступление в Пруссии и потерпеть жестокое поражение только ради спасения Франции и Парижа, который немцы могли занять уже в 1914 году.

Платить той же монетой по отношению у своему союзнику англичане и французы вовсе не собирались. Это проявилось уже во время революции и гражданской войны в России. Вместо того, чтобы вместе с Белой армией быстро и эффективно раздавить большевизм (как в 1871 году пруссаками и «белыми» французами, забывшими о недавней ожесточенной войне, была раздавлена Парижская коммуна, представлявшая смертельную угрозу всей западной цивилизации), западные «союзники» в российской гражданской смуте искали прежде всего своей выгоды. Французы помогали и «добровольцам», сражавшимся за «единую и неделимую» Россию, и украинским сепаратистам-петлюровцам. Англичане, по-видимому, были заинтересованы в том, чтобы Россия оказалась раздробленной на множество враждебных друг другу государств. «Предполагалось также, что Россия уже не будет восстановлена в прежних границах, все новообразования на ее территории получат статус государственных, и задача Великобритании — поддерживать их. Один из основных лозунгов Белого движения — восстановление «единой, неделимой России» — не мог быть реализован из-за позиции Антанты»[3]. Можно ли назвать такую позицию Запада по отношению к традиционной, небольшевистской России союзнической? И способен ли вообще Запад быть настоящим союзником России?

Верх западного цинизма по отношению к России продемонстрировал английский премьер-министр Д. Ллойд Джордж, заявивший после победы большевиков, что торговать можно и с каннибалами. Русскую трагедию — гражданскую войну — Запад воспринял как нечто вроде войны двух африканских племен. Одно племя (белые) — как будто приличные люди и даже немного похожи на них самих, на западных людей, были верными союзниками и рыцарски, самоотверженно выручали Запад в Первой мировой войне. Другое племя (красные) –– варвары-людоеды, одержимые безумной марксистской идеей, пришедшей, кстати, в Россию с Запада. Но все равно Россия –– страна для Запада чужая. Белые чуть ближе, красные — дальше[4], но и те, и другие — не свои, чужие, непонятные, далекие. К тому же еще — конкуренты, не протяжении веков почему-то не дававшие себя покорить, колонизировать, использовать.

Россия может стать Западом при одном условии, — когда она перестанет быть Россией, изменит свой ландшафт, климат, откажется от своей истории, от своих святых и героев, откажется от себя, примкнув к глобальному интернационалу потребителей, разумеется, только на 2-3-х ролях, вне «золотого миллиарда». Западничество для России, т. е. стремление устроить все так, как у «них», такая же разрушительная утопия, как и большевистский проект построения всемирного коммунизма. Современные либералы-западники номенклатурно-комсомольского происхождения, которые собственно и образуют нынешнюю российскую власть, не способны понять эти простые истины даже сейчас — после десятилетия разрушительных «реформ». Или это понимание им просто невыгодно?

Президент России В. Путин выступает в немецком парламенте на немецком языке. Можете представить себе Г. Шредера или Д. Буша, выступающих в российском парламенте на русском языке? Что это, затянувшийся на 300 лет комплекс неполноценности перед Западом? Или, может быть, сигнал западной элите: смотрите и, главное, слушайте, я (президент России) такой же, как вы, а значит, и Россия тоже часть Запада. Если это так, то обе эти мотивировки ложны и унизительны для здорового национального самочувствия. Россия никогда не была и не может быть частью Запада, а знание чужого языка еще означает принадлежности к чужому миру.

Нынешняя либерально-западническая мутация большевизма не стала и не могла стать для России выходом из исторического тупика. Нынешняя российская «элита», видимо, уже согласилась с превращением России в колониальную или полуколониальную провинцию Запада. Но согласилась ли с таким выбором Россия?



	Е. И. Конюшенко Большевизм и Россия К начертанию российской истории XX века