ФИЛИПП, ОТЕЦ АЛЕКСАНДРА
Будь благодетелем для греков, царем для македонян, повелителем для варваров.
Исократ
|
В
сказочные времена из греческого Аргоса бежали три брата-подростка и нанялись в
пастухи к царю северной земли. Старший пас лошадей, средний — быков, а младший
— овец. Времена были простые, и царская жена сама пекла им хлеб. Вдруг она
стала замечать, что кусок, который она отрезает младшему, сам собой
увеличивается вдвое. Царь встревожился и решил пастухов прогнать. Юноши
потребовали заработанной платы. Царь рассердился, показал на солнце и крикнул: «Вот
вам плата!» Времена были бедные, царское жилье было простой избой без окон,
лишь через дымовую трубу солнечные лучи светлым пятном падали на земляной пол.
Вдруг младший брат наклонился, очертил ножом солнечный свет на земле, трижды
зачерпнул ладонью солнца себе за пазуху, сказал: «Спасибо, царь» — и вышел. За
ним то же сделали и братья. Когда царь опомнился, он послал за ними погоню, но
не догнал. Братья нашли приют у соседних племен, выросли, вернулись и отбили у
царя царство. Их потомками называли себя все македонские цари.
Македония
мало переменилась с тех пор. Конечно, цари жили уже не в избах, а во дворцах, и
добра у них было побольше. Но городов в стране по-прежнему не было, а была
старозаветная селыцина, где знатные землевладельцы составляли конницу,
гарцевавшую вокруг царя, а крестьяне — кое-как собранную пехоту. Конница была
хорошая, а пехота — плохая, и македонского войска никто не боялся.
Все
пошло иначе, когда царем стал Филипп Македонский. В детстве он был заложником в
Фивах, в доме Эпаминонда, и насмотрелся на лучшее греческое войско. Став царем,
он сделал из неопытных македонских ополченцев несокрушимую фалангу самым
простым способом. Он удлинил воинам копья: у первого ряда бойцов копья были в
два метра, у второго в три и так далее, до шести. Задние бойцы просовывали
копья между передними, и фаланга щетинилась остриями впятеро гуще обычного.
Пока враг пробовал к ней подступиться, на него ударяла с флангов македонская
конница и дорубалась до победы.
Рядом с
Македонией была Фракия, во Фракии были единственные близ Греции золотые
рудники. Филипп первый сумел отбить их у свирепых фракийцев и удержать за
собой. До сих пор в Греции монета была серебряная, золотую чеканил только
персидский царь; теперь ее стал чеканить и македонский царь. Вдоль Эгейского
берега стояли греческие города — Филипп подчинял их один за другим. Некоторые
считались неприступными — он говорил: «Нет такого неприступного города, куда не
вошел бы осел с мешком золота».
Греция
сама впустила к себе опасного соседа. Фиванцы стали теснить своих западных
соседей — фокидян. Фокида была бедная страна, но среди Фокиды стояли Дельфы.
Греческое благочестие охраняло их до поры до времени — теперь время это
кончилось. Фокидяне захватили Дельфы, захватили богатства, копившиеся там,
наняли такое наемное войско, какого здесь еще не видывали, и десять лет держали
в страхе всю среднюю Грецию. Дельфы считались под защитой окрестных государств,
но те не могли справиться с отважными святотатцами сами и пригласили на подмогу
Филиппа. Македонская фаланга вошла в Грецию. Перед решающим боем Филипп велел
бойцам надеть на шлемы венки из Аполлонова священного лавра; увидев строй этих
мстителей за дельфийского бога, фокидяне дрогнули и были разбиты. Филиппа
прославляли как спасителя Греции; Македония была признана греческим
государством, и притом (хотя об этом не говорили) самым сильным государством.
Филипп
старался побеждать не только силой, но и ласкою. Он говорил: «Что взято силою,
то я делю с союзниками; что взято ласкою — то только мое». Ему предлагали
занять войсками греческие города — он отвечал: «Мне выгодней долго слыть
добрым, чем недолго — злым». Ему говорили: «Накажи афинян: они бранят тебя». Он
удивлялся: «А после этого разве будут хвалить?» — и добавлял: «От афинской
брани я делаюсь только лучше, потому что стараюсь показать всему свету, что это
ложь».
Таков
он был и среди своих ближних. Ему говорили: «Такой-то ругает тебя — прогони его».
Он отвечал: «Зачем? Чтобы он ругался не перед теми, кто меня знает, а перед
теми, кто не знает?» Ему говорили: «Такой-то ругает тебя — казни его». Он
отвечал: «Зачем? Лучше позовите его ко мне на угощение». Угощал, награждал,
потом осведомлялся: «Ругает?» — «Хвалит!» — «Вот видите, я лучше знаю людей,
чем вы».
Однажды
после победы он сидел на возвышении и смотрел, как пленников угоняют в рабство.
Один из них крикнул: «Эй, царь, отпусти меня, я твой друг!» — «С какой это
стати?» — «Дай подойти поближе — скажу». И, наклонясь к уху царя, пленник
сказал: «Одерни, царь, хитон, а то неприглядно ты сидишь». — «Отпустите
его, — сказал Филипп, — он и вправду мне друг».
Главным
врагом Филиппа в Греции были Афины. Там в народном собрании боролись сторонники
и противники Филиппа; одних кормило македонское золото, других — персидское.
Противники пересилили: началась война. Македонская фаланга сошлась с афинской и
фиванской при Херонее. На одном крыле Филипп дрогнул перед афинянами, на другом
— сын его, юный Александр, опрокинул фиванцев; увидев это, Филипп рванулся
вперед, и победа была одержана. «Священный отряд» фиванцев полег на месте до
единого человека, все раны были в грудь. Греция была в руках Филиппа. Он
объявил всеобщий мир, запретил междоусобные войны и стал готовить войну против Персии.
Ему советовали: «Разори Афины». Он отвечал: «Кто же тогда будет смотреть на мои
дела?»
Упражняясь
в гимнасии, он упал, посмотрел на отпечаток своего тела на песке и вздохнул: «Как
мало земли нам нужно и как много мы хотим!» Он сумел научиться у греков чувству
меры, его тревожило собственное счастье: «Пусть бы боги нам послали за все
доброе немного и недоброго!» Тревога его была не напрасной: через два года
после Херонеи его убили.
|
