СОЛОН-МИРОТВОРЕЦ
Самым
мудрым из законодателей этого времени считался афинянин Солон.
Он был
не только мудрец, но и воин и поэт. Первую свою славу он приобрел вот как.
Афины вели войну с Мегарою за остров Саламин. Афиняне потерпели такое
поражение, что в отчаянии собрались и постановили: от Саламина отказаться
навсегда, а если кто вновь заговорит о войне за Саламин, того казнить смертью.
Но Солон придумал, как заговорить о запретном. Он притворился сумасшедшим,
который не может отвечать за свои слова. Всклокоченный, в рваном плаще, он
выбежал на площадь, вскочил на камень, с которого выступали глашатаи, и
заговорил с народом стихами. В стихах говорилось:
... Лучше бы мне не в Афинах
родиться, а в месте безвестном,
Чтобы не слышать укор: «Сдал он
врагам Саламин!»
Если ж афиняне мы, то вперед — и
на остров желанный!
Смело на бой, чтобы смыть с
родины черный позор!
Услышав
эти стихи, народ словно сам обезумел: люди схватили оружие, бросились в поход,
одержали победу и заключили мир. Доводы, которыми помогла им получить Саламин «сказка
на каждом шагу», мы уже пересказали в другом месте.
Когда в
Афинах внутренние раздоры дошли до предела, Солон был избран архонтом для
составления новых законов. Он сделал, говорят, очень многое. Он запретил в
Афинах долговое рабство и вернул кабальным должникам отнятые у них наделы. Он
допустил к участию в народном собрании не только богатых «всадников» (у которых
хватало средств на боевого коня), не только зажиточных «латников» (у которых
хватало средств на тяжелый доспех для пешего строя), но и неимущих «поденщиков»,
которых было очень много. Для предварительного рассмотрения дел он поставил во
главе народного собрания «совет четырехсот». Солон говорил, что новый совет и
старый ареопаг — это два якоря государственного корабля, на которых он вдвое
крепче будет держаться в бурю. Но греки гораздо лучше запомнили не эти, а
другие законы Солона — те, которые служили воспитанию гражданских нравов.
До
Солона был закон: «Кто терпит обиду, тот может жаловаться в суд». Солон его
изменил: «Кто видит обиду, тот может жаловаться в суд». Это учило граждан
чувствовать себя хозяевами своего государства — заботиться не только о себе, но
и о других.
До
Солона считалось, что междоусобные раздоры — это зло, и сам Солон так считал.
Однако он издал закон: «Кто во время междоусобных раздоров не примкнет ни к
одной из сторон, тот лишается гражданских прав». Это учило граждан быть
хозяевами своего государства не только в мыслях, но и на деле: где все привыкли
быть недовольными, сложа руки, там властью легко овладеет жестокий тиран.
Власти
не любили, когда народ в разговорах обсуждал и осуждал их действия, а народ не
любил, когда ему это запрещали. Солон издал закон: «Бранить живых людей
запрещается в правительственных зданиях, в суде, в храмах, в торжественных
процессиях» (а разрешается, стало быть, и на улице, и на площади, и дома). И
добавил: «Бранить же мертвых запрещается везде» — потому что мертвые бессильны
защищаться.
Законы
Солона учили трудолюбию. Был закон: «Кто не может указать, на какие средства он
живет, тот лишается гражданских прав». Говорили, что этот закон Солон
заимствовал у египтян. Был другой закон: «Если отец не научил сына никакому
делу, то такого отца такой сын не обязан содержать в старости». Этот закон
Солон ввел сам.
Законы
учили уважать трудолюбие даже в животных. Запрещалось убивать пахотного быка, «потому
что, — говорилось в законе, — он товарищ человеку по работе».
Солон
больше всего гордился тем, что не дал своими законами перевеса ни богатым и ни
бедным, ни знатным и ни безродным, ни землевладельцам и ни торговцам:
Я меж народом и знатью, щитом
прикрывая обоих,
Стал, — и ни тем ни другим
кривдой не дал побеждать.
Конечно,
это ему только казалось: там, где он видел справедливое равновесие, мы бы вряд
ли это увидели. Но его убеждение, что главное в мире — закон и главное в законе
— чувство меры, осталось грекам близко во все века.
|