Сумароков (Александр Петрович)- известный писатель. Род. в 1718 г., в
Финляндии, близ Видьманстранда. Отец его, Петр Панкратьевич, крестник
Петра Вел., был человеком по тому времени образованным, в особенности по
части литературы, и принадлежал к искренним сторонникам реформаторской
деятельности Петра. По заключении Ништадского мира он сам занялся
воспитанием своих детей и пригласил к ним иностранца Зейксна (бывшего
одно время учителем имп. Петра II), для преподавания "общей
словесности", 14-ти лет С. был отдан в Сухопутный Шляхетный корпус,
только что устроенный по прусскому образцу Минихом. Здесь С. вскоре
выделился серьезным отношением к научным занятиям и в особенности
влечением к литературе. Первыми, произведениями С., написанными еще в
корпусе, были переложение псалмов, любовные песни и оды; образцами для
них служили французские поэты и вирши Тредьяковского. Систематического
знакомства с французской литературой у С. не было; даже Расина он прочел
уже по выходе из корпуса. Воспитанники корпуса читали друг другу свои
сочинения и переводы. Из них С. образовал "общество любителей российской
словесности"; в числе участников его были известные впоследствии И. П.
Елагин, И. И. Мелисисно, А. П. Мельгунов. Сочиненные С. в это время
сентиментальные песни были положены на музыку Белиградским и имели
большой успех даже при дворе. К этому же времени относятся и первые
драматические опыты С. Впечатления театра были знакомы С. еще в раннем
детстве; по его словам, когда ему не было еще и двенадцати лет, он
"бывал на комедиях", исполнявшихся заезжими актерами немцами. Не заявив,
по окончании ученья, желания служить в полку, С. был сначала причислен к
военной канцелярии гр. Миниха, со званием адъютанта, затем продолжал
службу у гр. Г. И. Головкина и гр. А. Г. Разумовского и дослужился до
чина бригадира. Служба при гр. Разумовском доставила С. возможность
бывать в высшем обществе столицы и привела к знакомству с наиболее
выдающимися лицами того времени. Но честолюбие С. было направлено в иную
сторону: он неутомимо работал на литературном поприще. В октябре 1747 г.
С. обратился к президенту канцелярии академии наук, брату своего
начальника, гр. К. Г. Разумовскому, с просьбой о разрешении напечатать
трагедии "Хорев": Уже в этом прошении определенно высказана мысль об
общественном значении его авторства: "к тому, чтоб она была напечатана"
- говорит С. - "меня ничто не понуждает, кроме одного искреннего желания
тем, чем я могу, служить моему отечеству". Трагедия была напечатана в
том же году. Успех, выпавший на её долю, содействовал распространение в
русском обществе более правильного взгляда на театральное искусство и
оказал несомненное влияние на основание постоянного русского театра.
Приглашению в Петербург знаменитой ярославской труппы предшествовала
постановка пьес С. в корпусе и во дворце: в 1750 г., кроме "Хорева" -
трагедий "Гамлет", "Синав и Трувор", "Артистона", комедии "Чудовищи",
"Трессотинеус", в 1751 г. - "Семира"; актерами являлись кадеты.
Существование театра было упрочено указом императрицы сенату 30 августа
1756 г., и тогда же С. был определен директором его. Для облагораживания
в глазах малообразованной публики звания актеров он выхлопотал последним
дворянское отличие - право носить шпагу. Иногда придирчивый в своих
требованиях, он с любовью следил за развитием талантов и навыков к сцене
и был искренним другом талантливейших представителей своей труппы;
известна, например, его трогательная элегия на смерть Шумского и
Троепольской. Несмотря на недоброжелательство литературных противников
С., старавшихся подорвать значение С. как драматурга, слава его росла с
каждым новым произведением. Постоянный театр, с актерами, смотревшими на
сцену как на свое единственное и высокое призвание, дал новую пищу
творчеству С., встречавшему, притом, неизменное одобрение со стороны
императрицы. Продолжая работать для театра, он в тоже время писал
многочисленные оды, элегии, басни, сатиры, притчи, эклоги, мадригалы,
критические статьи и т. д., стараясь завоевать прочное положение во всех
родах и видах русской литературы. В 1759 г. С. основал журнал
"Трудолюбивую пчелу", наполнявшуюся большей частью произведениями своего
издателя. Он имел успех, но скоро прекратился по недостатку средств. В
1755 г. С. поставил на сцену первую русскую оперу: "Цефал и Прокриса",
музыка к которой была написана, в лирическом духе, придворным
капельмейстером Арайя. К 1757 г. относится драма С. "Пустынник", к 1758
г. - трагедия "Ярополк и Димиза", где двое из действующих лиц носят
имена "Крепостата" и "Силотела", по-видимому имевшие целью сообщить
трагедии отсутствовавший в ней национально-исторический колорит.
Quasi-исторические сюжеты имеют и следующие трагедии С.: "Вышеслав" -
(1768), переносящий действие в языческую старину Новгорода, "Дмитрий
Самозванец" (1771), "Мстислав" (1774). К 1768 г. относятся комедии С.
"Опекун", "Лихоимец", "Три брата совместники", "Ядовитый", "Нарцис", к
1769 г. - "Пустая ссора", "Рогоносец по воображению", "Мать совместница
дочери". С. сочинял и балеты, в которые вводил драматический элемент и
намеки на современные события. Изящные декорации, музыка, пение,
фантастическая обстановка- все это обеспечивало успех таким
аллегорическим пьесам С., как "Новые лавры" (на победу над Фридрихом
1759 г.) или "Прибежище добродетели", или таким операм, как "Альцеста"
(1759), с музыкой Раупаха. Быстрота, с которой С. создавал свои
произведения, может быть охарактеризована его пометкой на комедии
"Трессотиниус": "зачата 12 января 1750 г., окончена января 1З-го 1750".
Крайне самолюбивый и строптивый нрав С. служил источником бесконечных
ссор и столкновений, даже с ближайшими его родными. Подорвать
литературный авторитет С. врагам его не удавалось, но в отношениях к
нему многих лиц из высшего и литературного круга было немало
несправедливого. У вельмож его дразнили и потешались его бешенством;
Ломоносов и Тредьяковский донимали его насмешками и эпиграммами. Они
жестоко напали на И. П. Елагина, когда тот в своей "сатире на петиметра
и кокеток" обратился к С. в таких выражениях:
"Наперсник Буалов, российский наш Расин,
Защитник истины, гонитель, бич пороков."
С., с своей стороны, не оставался в долгу:в своих вздорных одах - он
пародировал высокопарные строфы Ломоносова, а Тредьяковского изобразил в
"Трессотиниусе", в лице тупого педанта, то читающего неуклюжие и смешные
стихи, от которых все бегут, то рассуждающего о том, какое "твердо"
правильные - о трех-ли ногах или об одной. Противниками С. на
литературном поприще были еще Эмин и Лукин, но Херасков, Майков,
Княжнин, Аблесимов склонялись перед его авторитетом и были его друзьями.
С цензурой С. вел постоянную борьбу. В большинство случаев
непримиримость С. объяснялась его неуклонным стремлением к истине, как
он ее понимал. С сильнейшими вельможами своего времени С. так же спорил
и горячился, как и с своими собратьями по перу, и ни шутом у них, ни
льстецом не мог быть уже по самой своей; натуре. Отношения С. к И. И.
Шувалову были проникнуты искренним и глубоким уважением. С. управлял
театром не особенно долго: из-за каких-то в точности неизвестных
столкновений с артистами и недоразумений или, вернее, интриг, С. был, в
1761 г., уволен от звания директора театра. Хотя это не охладило в нем
страсти к сочинительству, но он был очень огорчен и с особенной радостью
встретил воцарение Екатерины II. В похвальном слове, написанном по этому
поводу, он в сильных выражениях нападал на невежество, укрепленное
пристрастием и силой, как на источник неправды в жизни; он умолял
государыню исполнить то, что смерть помешала исполнить Петру Вел. -
создать "великолепный храм ненарушимого правосудия". Императрица
Екатерина знала и ценила С. и, не смотря на необходимость подчас делать
этой "горячей голове" внушения, не лишала его своего расположения. Все
сочинения его печатались на счет Кабинета. Любопытно и для
характеристики времени и нравов, и для определения взаимных отношений С.
и императрицы, дело его с содержателем московского театра Бельмонти,
которому он запретил играть свои произведения. Бельмонти обратился к
главнокомандующему Москвы, фельдмаршалу гр. П. С. Салтыкову, и тот, не
вникнув хорошенько в дело, разрешил ему играть произведения С. "Мои
трагедии - писал по этому поводу С. - моя собственность... Я уважаю
фельдмаршала, как знаменитого градоначальника древней столицы, а не как
властелина моей музы; она не зависит от него. По чреде, им занимаемой, я
его почитаю; но на поприще поэзии я ставлю себя выше его". Вместе с тем
С. пожаловался императрице на Салтыкова. "Вы лучше всех знаете -
отвечала ему Екатерина, - какого уважения достойны люди, служившие со
славой в убеленные сединами. Вот почему советую вам избегать впредь
подобных прений. Таким образом вы сохраните спокойствие души,
необходимое для произведений вашего пера. а мне всегда приятнее будет
видеть представление страстей в ваших драмах, нежели в ваших письмах".
Этот ответ немало подбавил горечи к последним годам жизни С., омраченной
периодами тяжкого запоя. Враги смеялись над ним, дирекция театра
отказывала ему в праве иметь бесплатное место на представлениях его
пьес, сочинения его перепечатывались с целью искажения. Богач Демидов
преследовал его по долговому обязательству в 2000 руб. и забавлялся его
стесненным положением, требуя уплаты не только капитала, но и неустойки
за просрочку. Не был счастлив С. и в семейной жизни. Он был женат три
раза. Из четырех сыновей один умер в молодости; трое других утонули,
стараясь спасти друг друга. С 1771 г. С. жил то в Москве то в деревне,
изредка наезжая в Петербург, по делам или по вызову императрицы. С. умер
в Москве, 59 лет от роду, и похоронен в Донском монастыре. При всех
слабостях и странностях, С. имел доброе сердце и готов был последним
поделиться с бедняком. Он никогда не упускал случая заступиться за
гонимого, выразить резкий протест против поругания человеческого
достоинства в крестьянине. Самомнение его было чрезвычайно велико: он
называл Вольтера единственным, вместе с Метастазием, достойным своим
совместником. Стихотворения С. вышли в свет в 1769 г.; затем все
сочинения его были изданы Н. И. Новиковым дважды, в 1781 и 1787 гг.
Всего больше выдаются из них драматические произведения, которыми С.
стяжал у современников славу "отца российского театра" и "северного
Расина". Конечно, серьезно сравнивать С. с франц. трагиком нельзя; он
уступал ему и по силе таланта, и по оригинальности. Образцом для С.
служили Расин и Вольтер. Его трагедии отличаются всеми внешними
свойствами ложноклассической французской трагедии - ее условностью,
отсутствием живого действия, односторонним изображением характеров и т.
д. С. не только перерабатывал, но прямо заимствовал из французских
трагедий план, идеи, характер, даже целые сцены и монологи. Его Синавы и
Труворы, Ростиславы и Мстиславы были лишь бледными копиями Ипполитов,
Британников и Брутов французских трагедий. Современникам трагедии С.
нравились идеализацией характеров и страстей, торжественностью
монологов, внешними эффектами, яркой противоположностью между
добродетельными и порочными лицами; они надолго утвердили
ложно-классический репертуар на русской сцене. Будучи лишены
национального и исторического колорита, трагедии С. имели воспитательное
значение для публики в том отношении, что в уста действующих лиц
влагались господствовавшие в то время в европейской литературе
возвышенные идеи о чести, долге, любви к отечеству и изображения
страстей облекались в облагороженную и утонченную форму. О характере
переделок С. может дать понятие хотя бы следующее место из "Гамлета"
(действие 1, явл. 2), где датский принц говорит:
Я бедствием своим хочу себя явить,
Что над любовию могу я властен быть.
Люблю Офелию; но сердце благородно
Быть должно праведно, хоть пленно, хоть свободно...
В 1-м явл. II действия Клавдий восклицает:
Когда природа в свет меня производила,
Она свирепствы все мне в сердце положила.
Во мне искоренить природное мне зло,
О воспитание! и ты не возмогло,
Се в первый раз во мне суровый дух стонает
И варварством моим меня изобличает... Интересен разговор Полония и
Гертруды, в котором поставлен и разрешен в духе времени вопрос о царской
власти.
Полоний.
Кому прощать царя? - народ в его руках.
Он Бог, не человек, в подверженных странах.
Когда кому даны порфира и корона,
Тому вся правда власть, и нет ему закона.
Гертруда.
Не сим есть праведных наполнен ум царей:
Царь мудрый есть пример всей области своей;
Он правду паче всех подвластных наблюдает,
И все свои на ней уставы созидает,
То помня завсегда, что краток смертных век,
Что он в величестве такой же человек,
Рабы его ему любезные суть чады,
От скипетра его лиется ток отрады.
Комедии С. имели меньший успех, чем трагедии. И они, большей частью,
переделки и подражания иноземным образцам; но в них гораздо больше
сатирического элемента, обращенного к русской действительности. В этом
отношении комедии С., из которых лучшая - "Опекун", вместе с сатирами,
баснями и некоторыми эклогами, представляют богатый материал для
изучения духа эпохи и общества. Цель комедии С. определил в одном из
своих стихотворений; ее назначение-"издевкой править нрав; смешить и
пользовать прямой ее устав". В его комедиях богатейший подбор
"презрительных вещей", которые безобразили русскую жизнь и происходили
или от невежества, или от ложно понятого, поверхностно усвоенного
европейского образования. Не стесняясь в выражениях падал С. и на темные
стороны старого русского общества - на дворянскую спесь, ханжество,
бездельничанье, самовластие помещиков, любовь к угодничеству и лести.
Особенно же досталось от С. "крапивному семени", "хамову отродью", как
он называл подъячих. и судей: их он без пощады преследовал за
лицеприятиe, взяточничество, казнокрадство. Сам С. много страдал от
подъячих, еще в детстве ему пришлось однажды лично отвезти одному из них
взятку в 50 руб., и он на всю жизнь не мог отделаться от впечатления
этого визита. "Слово чернь - говорит он в одной из своих филиппик против
московской публики - принадлежит низкому народу, а не слово подлый
народ, ибо подлый народ суть каторжники и прочие презренные твари, а не
ремесленники и земледельцы. У нас сие имя всем тем дается, которые не
дворяне. Дворянин! великая важность! Разумный священник и проповедник
величества Божия, или кратко богослов, естество слов, астроном, ритор,
живописец, скульптор, архитектор и проч. по сему глупому положению члены
черни. О несносная дворянская гордость, достойная презрения! Истинная
чернь суть невежды хотя бы они и великие чины имели, богатство Крезово и
влекли бы свой род от Зевса и Юноны, которых никогда не бывало". Большую
часть своих комедий С. написал в Москве, и нападки его на современные
нравы относятся преимущественно к московской публике. По его выражению,
невежеством в Москве "все улицы вымощены толщиной аршина на три". Для
исправления своего Москва не одного, а "ста Мольеров требует", - писал
он Екатерине. Во всяком случай, общественная и критическая мысль С. шла
впереди поэтического чувства: в его поэзии гораздо более рассудочного
элемента, чем истинного вдохновения. Лучшая из его песен - та, где нашло
себе выражение опятьтаки сатирическое чувство автора: "Хор к превратному
свету". Оды С. напыщенны, вялы и лишены, в противоположность одам
Ломоносова, исторического и общественного содержания. Но в баснях и
эпиграммах живая, насмешливая, задорная натура С. сказалась вполне; не
отличаясь высоким художественным достоинством, они любопытны по тем
бесчисленным штрихам живой современности, которые рисуют эпоху ярче
самых обстоятельных описаний. Новиков считал басни С. "сокровищем
российского Парнаса". Забота о внешней форме и об аллегории стояла в них
на последнем плане; мораль также отступала перед широким сатирическим
содержанием, взятым из условий окружающей жизни. Крылов не только знал и
изучал басни С., но иногда заимствовал основные черты их сюжетов. Ябеды
и крючкотворства С. не мог не задать даже в своих эклогах, посвященных
"прекрасному российского народа женскому полу", где, в духе Фонтенеля,
изображал перипетии сентиментальной любви, на лоне природы, при участии
Аврор и Диан, нимф и зефиров. К эклогам близки идиллии С., в которых
воспевается тоска любовников, изнывающих друг по другу. Те же мотивы и в
песнях романсах С., которые он тщетно пытался подделать под народный
лад. В тяжелые минуты душой С. овладевало религиозное чувство, и он
искал утешение от скорбей в псалмах; он переложил псалтырь в стихи и
писал духовные сочинения, но в них столь же мало поэзии как и в его
духовных одах. Его критические статьи и рассуждения в прозе имеют в
настоящее время лишь историческое значение.
Литература. Н. Булич, "Сумароков и современная ему критика" (СПб.,
1854); важные дополнения и поправки к этому труду в статье В. Гаевского,
"Ж. М. Н. Пp. "(1854, № 7); см. также разбор А. Пыпина ("СПб. Ведом. ",
1854, № 83); Александр Петрович С. ", Владимира Стоюнина (СПб., 1856);
"Русская поэзия", под ред. С. А. Венгерова, вып. II (избранный
сочинения, вступительные статьи М. Д. Хмырова и Н. Н. Булича).
Евг. Ляцкий.
|