Сатира - поэтическое обличение текущей действительности: таково
наиболее полное определение той многообразной литературной формы,
которую обиходная речь, а за нею иногда и теория, называют сатирой.
Определение это слишком широко: оно переносит на весьма обширную область
литературного творчества название, первоначально свойственное вполне
определенной и ограниченной форме. С точки зрения этого широкого
определения сатирой должны быть названы "Недоросль", "ДонКихот", "За
рубежом", хотя первое произведение относится к области драмы, второе
- романа, третье - публицистики. Теория, в сущности, не знает, что
делать с С., считая ее то произведением лирическим, то эпическим и
подчас относя к ней произведения обличительно проповеднического
характера, то есть по существу своему прозаические. Между тем в том
чистом виде, какой имела С. в своем источнике - в римской литературе -
она есть прежде всего произведете поэтическое. Характер поэтически - не
говоря о стихотворной форме - сообщается С. тем внутренним пафосом,
который выливается лишь в форму лирики; это не особенная степень пафоса
- это его особый вид. Этот внутренний двигатель отличает С. от
публицистики и не позволяет отнести ее к произведениям эпическим. Как бы
ни было сильно негодующее возбуждение публициста, оно не должно
отвлекать его от строго логических прозаических форм, в которых движется
его мысль. Субъективные элементы публицистики, лишенные эстетического
характера, бесконечно далеки от художественной лирики. С другой стороны,
ничто не дает права отнести С. к области эпоса. Обличительный и
насмешливый характер эпического произведения дает иногда обиходной речи
повод назвать его сатирическим и, расширяя терминологию, относить к
области чистой С. эпическое, а то и драматическое произведете с
сатирическим оттенком. Но как бы ни был силен сатирический элемент в
разных литературных формах - в драме, романе, памфлете, - называть их
С., значит вносить смешение понятий в терминологию, о ясности которой
должна заботиться теория. Иное дело - обиходная речь, которая, названием
С. лишь оттеняет сатирический характер произведения, а также
литературная история, которая привыкла интересоваться не столько
судьбами известной формы, сколько литературным выражением тех или иных
общественных настроений. - Содержание понятия С. выясняется лучше всего
из сопоставления его с иными смежными литературными и эстетическими
формами. По исключительной силе пафоса, рядом с С. стоит ода, близкая ей
по напряжению, но диаметрально противоположная по содержанию: ода
славословит, С. бичует. Ближе к С. по содержанию как будто стоит элегия:
обе исходят из одного источника - сознания несовершенств жизни; но
элегия скорбит о них, а С. негодует; элегия вдохновляется широкими
моментами личной и мировой жизни - сфера С. ограничивается вопросами
текущей общественной жизни; излюбленное настроение элегии - пассивное,
скорбное сознание бессилия - совершенно чуждо С., живой, боевой,
деятельной, исполненной веры в осуществление своего идеала, смотрящей
вперед, а не назад. Элемент насмешки, столь свойственный С., давал повод
сопоставлять ее с юмором, но и это сравнение пригодно лишь для выяснения
противоположности обоих явлений. Характернейшая черта юмора - сочувствие
к тому, что он осмеивает - есть полное отрицание сущности С.; юмор есть
носитель примирения, С. есть выражение борьбы; смех юмора
- это ласковая улыбка, смех С. - грозный и бешеный сарказм; юмор
объективнее эпичнее, С. в своей истинной форме есть чистейшая лирика -
лирика негодования; наконец, юмор интересуется только индивидуальной
психологией, тогда как С., даже изображая отдельные личности, имеет в
виду только общественный строй. Отсюда разница в типах: тип в С. - не
столько живой поэтический образ, сколько схематическое изображение,
лишенное индивидуализирующих деталей, которые придают такую жизненность
и прелесть созданиям юмора. Художественные образы вообще - не дело С.;
вдохновленный бурным негодованием, потрясенный попранием идеала, сатирик
не обладает тем душевным равновесием, которое составляет необходимое
условие творческого объективирования жизненных впечатлений; могучий
перевес социально-этических интересов над эстетическими делает из него
лирика и подавляет в нем творца объективных типов. Медор, Сильван и Лука
Кантемира не живые фигуры, а схематические воплощения тех или иных
течений - не потому, чтоб автор не мог или не хотел сделать их иными, а
потому, что эти схемы вполне исчерпывают настроение и намерения
сатирика; большего от своих образов он не требует. Прежняя теория,
отдававшая так много внимания мелочному разграничению и сближению
литературных форм, сопоставляла С. с эпиграммой: и там, и здесь мы
встречаемся с насмешкой над людскими слабостями. Но эпиграмма имеет в
виду отдельную определенную личность, что в высшей степени чуждо
высокому настроению сатирика; он проходит мимо всего исключительного,
индивидуального; лишь пороки целого строя, целого общества рождают в нем
творческое вдохновение.
История С. излагается различно, в зависимости от содержания, которое
тот или иной исследователь вкладывает в этот термин. Образец расширения
понятия мы имеем в мнении Галахова ("Отеч. Зап.", 1849 г., № II), не
соглашающегося с теми, которые приписывают "изобретение" С. тому или
другому народу, вместо того, чтобы искать ее начала в духе человеческом.
"Пускай Гораций называет С. стихотворением, неизвестным Греции, а
Квинтилиан говорит: Satira tota nostra est
- их патриотическое или поэтическое увлечете может присвоить себе
только название рода, а не самый род. С. встречается во всех известных
литературах, или как особенное стихотворение, или как элемент, входящий
в эпопею, оду, песню. Между произведениями санскритской литературы есть
поэмы исключительно сатирические; значительная часть древнейшего
литературного памятника в Китае, "Книги стихов", состоит из С. У греков
С. явилась вместе с появлением поэзии". С такой точки зрения истории С.
захватывает очень широкую область, представляя собой уж не судьбу
определенной литературной формы, но историю обличительных настроений во
всеобщей литературе. Родиной сатиры в европейской литературе считается
Рим. В Греции были сатирические комедии и язвительные ямбы; парабаза
была остатком сатирических вставок, которыми подчас прерывались слова
хора в греческой комедии но С., как обособленной литературной формы, мы
здесь не находим. Определенную форму придал ей впервые Энний, которого
считают ее творцом. Но он воспользовался уже готовым видом народного
творчества: уличные шуты забавляли толпу насмешливыми стихотворениями в
определенной форме; наряду с сатурническим стихом здесь употреблялись и
греческие размеры; получалась смесь - satura laux, блюдо мешанины, -
откуда, быть может не без влияния наименования сатиров, насмешливых
полубожеств, получила название новая литературная форма. Под пером Гая
Луцилия, одного из наиболее видных создателей этой формы, - Горация,
уступающего ему по силе обличения, но превосходящего его в отделке
формы, - ученика его Персия, не столько сатирика-обличителя, сколько
философа, и, наконец, великого Ювенала, римская С. становится
непреходящим образцом для всей последующей европейской литературы. Не
находя выражения в определенной форме сатиры, сатирическое направление,
можно сказать, проникает всю литературу средних веков, особенно конца
их. Уже в французских баснях, фаблио, сирвентах сатирический элемент
занимает заметное положение. "С. есть душа "романа о лисе". В области
"городской лирики", носящей сильный отпечаток С., "иногда личной, на
подобие древнегреческих ямбов, иногда общественной и политической, по
образцу комедий Аристофана, иногда чисто моральной, подобно Горацию и
Ювелану", должно отметить "Иерусалимский плач" (1214 г.) - "сплошной
крик негодования против богатства духовенства и развращенности Рима"
(Лансон). Наконец, ряд поэтов XIII в., в борьбе с настроением общества,
государства и церкви, избирает сатирические темы исключительным
предметом своих произведений. Таковы Гюйо де Прованс, Гюг де Берз, Пьер
Кардиналь и особенно Рютбеф, "Роман Розы", произведения Раблэ,
неисчерпаемый поток народного творчества, от насмешливых ярмарочных
фарсов до популярных обличительных песенок - все это полно никого не
щадящей галльской веселости, во всем умеющей подметить слабую сторону.
Но настоящее воспроизведете римской С. мы встречаем в XVI в. Жак Петелье
напомнил об этой форме в своем "Art poetigue" (1555). Ронсар, в
"Discoars sur les imseres da temps", и Дюбеллэ, в "Poete courtisan",
дали образцы С., еще не упоминая об этом названии. В 1560 г. Пьер Вире
издал обличительные "Satyres chrestiennes de la cuisine papale", а дю
Вердье - "Les ornonymes, satire contres les moeurs corrompues de ce
siecle" (1572). К тому же времени относится так называемая "Мениппова
сатира". "Satires franсaises" (1605), Воклэна де ла Френе, стоят ближе к
посланиям; поэтому, быть может, о них и не упоминает Буало,
провозглашающий родоначальником французской С. Матюрэна Ренье -
преувеличение, оправдываемое лишь до некоторой степени его эпическими,
реальными созданиями, "Facbeux", "Repas ridicule" и "Macette"). Скорее
это название подходило бы к самому Буало, если бы его С., легкая,
скептическая, галантная, по существу относящаяся к области критики, а не
поэзии, и напоминающая С. лишь по форме, не была так бесконечно далека
от истинного пафоса негодования - жизненного нерва С. Приближение этого
пафоса слышно в XVIII в., в "Pauvre diable" Вольтера, "Le dix-huitieme
siecle" Жильбера, "Lе docteur Pancrace" Ж. M. Шенье. В XIX в., в "Ямбах"
и "Сатирах" Барбье, в "Немезиде" Бартелеми, в "Chutiments" Гюго
французская литература дает ряд превосходных образцов настоящей сатиры,
бурной, искренней, негодующей. Теперь редко кто назовет свое лирическое
произведение С. и никто не погонится за верностью сатирической формы. В
Германии уже дидактика шпильманов носила сатирический отпечаток; в
поучительных произведениях Фройданка и Томазина де Цирклария (XIII в.),
С. начинает выделяться из проповеди. Из Австрии в XII веке вышел сильный
сатирик Генрих фон Мельк; его направление господствовало в духовной
литературе следующего века. Австриец был и Штрикер, который, кроме
своего продувного "Попа Амиса", создал ряд язвительных изображений
придворного быта. В конце ХIII в. дворянская и придворная жизнь находить
изображение в пятнадцати С. которые ошибочно приписывались некоему
Зейфриду Гельблингу. Крестьянская жизнь обличается в "Meier Heimbrecht"
Вернера Садовника, городская - в "Wiener Meerfahrt". В XIV в. С.
занимается Гуго Тримберг; в XV появляется знаменитый "Narrenschiff"
Себастьяна Бранта, от которого прежде вели историю немецкой С.
Реформационная литература проникнута духом С., которая является
излюбленным оружием обеих сторон. В ответ на "Похвалу глупости" и
"Письма темных людей" появляются "Сетования темных людей" и другие
произведения противников реформации, среди которых особенно выдается
Мурнер. Самым выдающимся сатириком протестантства был Фишарт (1550 -
1589), "если можно назвать С. бесформенную тяжеловесную массу комических
намеков, экскурсов, игры слов, прозвищ, созвучий и т. п." (Шерер). После
Опица вновь наступает расцвет С., ознаменованный деятельностью
Лауремберга, Рахеля, Грифиуса, Мошероша, Каница, Гунольда и др. В
дальнейшем движении С., отказавшись от стихотворной формы, принимает
более серьезный тон в произведениях Лискова и Рабенера. Гагедорн
подражал Горацию, Рост писал личные С. против Готтшеда. Более поэтичны
сатирические произведения Лихтенберга, Штольберга, Виланда, А. Шлегеля,
Уланда ("Fruhlingsiled des Recensenten"), Гофмана фон Фаллерслебена.
Есть С. и у Гете - "Gotter, Helden und Wieland", "Musen und Grazien in
der Mark". С некоторыми оговорками можно считать сатирами "Atta Troll" и
"Wintermarchen" Гейне. В Англии С. писали Голль, Рочестер, Драйден,
великий Свифт, Поп, Байрон; в Италии - Apиoсто, Садьватор Роза,
Аламанни, Бентиволио, Альфиери; в Испании - Арженсола, Нагарро, Ларра. В
русской литературе С., как особая форма, процветала лишь в XVIII в.,
когда у нас так часто, в погоне за воспроизведшем содержания,
ограничивались подражанием форме. Но русская действительность всегда
давала слишком богатый материал для сатирического воспроизведения,
русские писатели были слишком полны общественными и моральными
интересами, чтобы дух С. не был характерной чертой русской литературы.
Уже в эпоху брожения, предшествовавшего Петровской реформе, русская
повесть, под влиянием едкой С. польских рассказов, западных насмешливых
фацеций и фаблио, "переходит от беспочвенного или идеального эпического
рассказа к изображенью и осмеянию отживающих и тормозящих прогресс
порядков" (Степович, "О древнерусской беллетристике"). "Притча о
бражнике", переработанная из западных подлинников, попала вместе с
апокрифами в число запрещенных церковью книг. Особенно были
распространены С. на суд, и впоследствии составлявший язву русского
строя и излюбленный предмет русской С.; таковы "Шемякин суд" и "Ерш
Ершович, сын Щетинников". С. XVIII в. приходится уже вести борьбу на два
фронта
- и в этом смысле весьма характерно ее начало: первая С. Кантемира
уже намечает те противоположные течения общественной жизни, которые
будут покрыты градом насмешек в С. этого века. Смеяться приходится уже
не только над фигурами и порядками отживающими, но и над незаконными
плодами новых веяний, над Медорами и Иванушками, фанатиками западной
культурности, сумевшими понять и усвоить лишь показную ее сторону.
Будучи, так сказать, программой сатирического направления в русской
литературе, С. Кантемира является первым по времени и чуть не
единственным образцом этой литературной формы. Не раз называли С. свои
произведения писатели XVIII и XIX вв. ("С. на развращенные нравы
нынешнего века" Николева, "С. первая и последняя" Капниста, "Чужой толк"
Дмитриева, "К перу моему" Вяземского), но истинную глубину сатирического
изображения русской жизни мы находим не в этих произведениях, а в
комедии Грибоедова, в "Думе" Лермонтова, в романе (поэме) Гоголя, в
разнообразных произведениях Салтыкова-Щедрина. И даже в лирике, встречая
подчас истинную С., со всей свойственной ей силой бичующего негодования
("Размышление у парадного подъезда", "Убогая и нарядная" Некрасова,
"Последнее новоселье" и отчасти "На смерть Пушкина" Лермонтова), мы не
найдем ни чистой формы, ни названия С.: уже у Державина смешивались в
одном стихотворении две столь диаметрально противоположные формы, как
ода и С. Вымирание чистых и обособленных лирических форм, продолжающих
свое существование только в учебниках поэтики, особенно ясно выражено в
судьбах С. История сатирического элемента в разнообразных произведениях
русской литературы составила бы, в сущности, наиболее яркую и
характерную сторону русской общественности, и именно потому не могла
быть до сих пор представлена в достаточной полноте. Отдельные замечания
по теории С. развеяны в статьях о выдающихся сатириках, особенно о
Кантемире (Жуковского - "Сочинения", т. 5, Галахова - "Отеч. Зап.", 1849
г., №11, Дудышкина - "Современник", 1848 г., № 11). Ср. также Белинский,
"Сочинения", т. VIII (о С. в русской литературе); Добролюбов, "Русская
С. в век Екатерины" ("Соч.", т. 1); Пятковский, "Очерки из истории
русской журналистики" (в книге "Из истории нашего лит. и обществ,
развитая", СПб., 1888); Афанасьев, "Русские сатирич. журналы" (М.,
1859); Нагуевский, "Римская С. и Ювенал" (Митава, 1879) и ряд др. работ,
посвященных Ювеналу; Bautain, "De la satire" (1816); Viollet-leDuc,
"Histoire de la satire en France" (в "Oeuvres" Матюр. Ренье, 1853); Ch.
Lenient, "La S. en France" (1859 - 1866, 2 отд.); Schade, "Satiren and
Pasquille aus der Reformationszeit" (Ганновер, 1863); Erich Schmidt,
"Der Kampf gegen die Mode in der deutsch. Litteratur des XVIII J." ("Im
neuen Reich", 1880,. №39); Schneegans, "Geschichte der grotesken S."
(Страсбург, 1894).
А. Горнфельд.
|