Мережковский (Дмитрий Сергеевич) - известный поэт. Род. в 1866 г.
Отец его занимал видное место в дворцовом ведомстве. Окончил курс на
историкофилологическом факультете Спб. университета. Уже в 15 лет
помещал стихи в разных изданиях. Первый сборник стихотворений М.
появился в 1888 г., второй, "Символы", в 1892 г. (СПб.). Очень много М.
переводит с греч. и латинского: в "Вестн. Европы" 90-х гг. напечатан ряд
его стихотворных переводов трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Отдельно
вышли "Дафнис и Хлоя" Лонга (СПб., 1896). М. часто выступает и со
статьями критич. характера: в "Сев. Вестнике", "Рус. Обозрении", "Труде"
и др. напечатаны его этюды о Достоевском, Пушкине, Майкове, Короленко,
Кальдероне, французских неоромантиках, Ибсене и др. В 1893 г. издана им
книга "О причинах упадка современной рус. литературы". В "Сев. Вестн."
1895 г. М. с большим успехом дебютировал на поприще исторического романа
"Отверженным" (отд. СПб., 1895). Отличительные черты разнообразной и
плодотворной деятельности М. - преобладание надуманности над
непосредственным чувством. Обладая обширным литературным образованием и
внимательно следя за европейским литературным движением, М. часто
вдохновляется настроениями книжными. Стих его изящен, но образности и
одухотворения в нем мало и, в общем, его поэзия не согревает читателя.
Он слишком часто останавливается на темах, не соответствующих свойствам
его суховатого дарования, и потому впадает в ходульность и напыщенность.
По содержанию своей поэзии, М. сначала тесно примыкал к Надсону. Не
будучи "гражданским" поэтом в тесном смысле слова, он, однако, охотно
разрабатывал такие мотивы как верховное значение любви к ближнему
("Сакья Муни"), прославлял готовность страдать за убеждения ("Аввакум")
и т. п. На одно из произведении первого периода деятельности М. - поэму
"Вера" - выпал самый крупный литературный успех. Чрезвычайная простота
сюжета, разработанного без всяких потуг сказать что-нибудь
необыкновенное, давала автору возможность не напускать на себя никаких
чрезвычайных чувств, а живые картины умственной жизни молодежи начала
80-х гг. сообщают поэме значение серьезного воспроизведения эпохи. Поэма
полна юношеской бодрости и заканчивается призывом к работе на благо
общества. С конца 80-х гг. М. захватывает волна символизма и
нитцшеанства. Этот поворот невыгодно сказался на его поэтической
деятельности. Мистицизма или хотя бы романтизма в ясном до сухости
писательском темпераменте М. совершенно нет, почему и "символы" его
переходят в ложный пафос и мертвую аллегорию. Историческому роману М.,
представляющему собою начало широкой, хотя и весьма искусственно
задуманной трилогии ("Юлиан Отступник", "Возрождение", "Петр и царевич
Алексей"), некоторые стороны нитцшеанства - именно его вполне свободное
отношение к древнему язычеству - сообщили, однако, очень крупный размах.
В романе масса предвзятости, психология Юлиана неясна и полна крупнейших
противоречий, но отдельные подробности разработаны порой превосходно.
"Отверженный" занимает видное место в ряду наших исторических романов и
по глубокому проникновению автора духом эллинизма, и по отсутствию
шаблонных приемов. Это результат тщательного ознакомления с древней и
новой литературой о Юлиане и поездки автора в Грецию. В критических
этюдах своих М. отстаивает те же принципы, которых практически держится
в творческой деятельности. Вот почему в первых его статьях, напр. о
Короленко, еще чувствуется струя народничества 70-х и начала 80-х гг.,
почти исчезающая в книжке "О причинах упадка современной литературы", а
в новейших его статьях уступающая место не только равнодушию к прежним
идеалам, но даже какому-то вызывающему презрению к ним. Мораль
нитцшевских "сверхчеловеков" поразила воображение впечатлительного
поэта, и он готов отнести стремление к нравственному идеалу к числу
мещанских условностей и шаблонов. Из критических этюдов М. наибольший
шум возбудила книжка "О причинах упадка современной русской литературы".
В ней немало метких характеристик современных литературных деятелей, но
общая тенденция книжки неясна, потому что автор еще не решался вполне
определенно поставить скрытый тезис своего этюда - мысль о целебной силе
символизма. М. - решительный враг "тенденциозной" и утилитарной школы
русской критики последних 40 лет, но собственные его статьи очень
тенденциозны, потому что не столько посвящены характеристике
разбираемого писателя, сколько служат поводом защищать любимые положения
и настроения автора. Так, весь поглощенный теперь подготовительными
работами для второго романа трилогии, он в блестящем, но крайне
парадоксальном этюде о Пушкине (сборник П. Перцова, "Философские течения
русской поэзии") находит в самом национальном русском поэте
"флорентинское" настроение.
С. В.
|