В.К.Тредиаковский

Кое странное пианство

К пению мой глас бодрит!

Вы парнасское убранство,

Музы! Ум не вас ли зрит?

Струны ваши сладкогласны,

Меру[1], лики слышу красны;

Пламень в мыслях восстает.

О! народы, все внемлите;

Бурны ветры! не шумите:

Анну стих мой воспоет.

В слогах толь высокопарных

Пиндар, Флакк[2] по нем, от мглы

Вознеслись до светозарных

Звезд, как быстрые орлы.

Но когда б с самим сердечным

К Анне духом, сим и вечным,

Песнь сравнилась днесь моя,—

То б сам и Орфей Фракийский,

Амфион бы и Фивийский

Восхищен был от нея.

Се бряцаю в лиру сладку

Велелепно торжество,

К вящему врагов упадку

Величая ликовство.

О! коль доблественна сила

Нашу радость украсила:

Силе равного борца,

Светлой радости нет меры,

Превосшедшей все примеры,

Усладившей в нас сердца.

Сам Нептун что ль строил стены?

Сии при море стоят?

Нет ли Тройским к ним примены,

Что пустить внутрь не хотят

Росско воинство обильно

И тому противясь сильно?

Вислою там все рекой

Не Скамандру ль называют?

Не за Иду ль принимают

Столнценберг, кой есть горой?

То не матерь басней Троя;

Не один тут Ахиллес:

Каждый рядовой из строя

Мужеством есть Геркулес.

Что ж за власть перуны мещет?

Не Минерва ль шлемом блещет?

Явно, что от горних лиц[3];

Со всего богиня вида;

Без щита страшна эгида:

Анна, верьх императриц.

То и Росский полк, на мало

Гданск, град вражий, окружил;

Марсом кажда звать пристало

В воех[4], как на брань спешил:

Всяк готов пролить кровь смело,

Иль венчать об Анне[5] дело.

Счастьем Анны крепок всяк:

Анна им надежда тверда,

И что та к ним милосерда,

Каждый верен, не двояк.

Европейска и Азийска

Златовидный солнца луч!

О! монархиня Российска,

Сей блаженства есть твой ключ,

Что поддáнным толь любезна!

И владычеством полезна!

Имя чтит твое, весь свет;

Славы не вместит вселенна,

Видя, коль ты проявленна

И добро? Прекрасный цвет!

Что я зрю? Не льстит ли око?

Отрок Геркулу впреки

Стал, подъемля бровь высоко,

Из оград, из-за реки!

Гданск то с помыслом неумным,

Как питьем упившись шумным,

Се противится, и толь

Самодержице великой!

Бездн не видит в тьме толикой,

Всех и смертоносных доль.

Станислава принимает,

Ищет дважды кой венца,

В свой округ, и уповает

Быть в защите до конца

Чрез востекшего Нептуна;

Росского ж боясь перуна,

Дальный в помощь и народ

Емлет от брегов Секваны;

Сей на бедство в барабаны

Бьет у Векселминдских вод.

Горд огнем Гданск и железом,

И полками воев там,

Целит махины разрезом

В россов на раскатах сам;

Что ж богат и всем припасом,

Станиславу кличет гласом;

Воинов своих блажит

Храбра сердца неимущих,

То едино стерегущих,

Жизнь спасти б, и всяк бежит.

Ах! Гданск, ах! Что ты дерзаешь?

В ум приди, с ним соберись:

В пагубу себя ввергаешь.

Что стал? Медлишь! Покорись.

Смелость от чего имеешь,

Что пред Анной не рабеешь?

Поддаются племена

Добровольно и без брани;

Чтоб не дать когда ей дани,

Хинска дважды чтит страна.

Анне не было подобной

В милосердии нигде;

Нет и к миру толь способной

С не хотящим быть в вражде:

Меч, оливою обвитый,

В бранех токмо есть сердитый.

Кинь, Гданск, помысл злобный, кинь:

Зришь, Алциды уж готовы;

Жителям беды суровы;

Слышишь Аннин гнев, не гинь.

Тысящами ты атлетов

Тесно всюду окружен;

Грозных молний от полетов

Весь ужасно сокрушен.

Устоять тебе не можно:

Гром готов уже не ложно;

Без защиты твой раскат;

Всяк дол бездну отверзает;

Всяк кров в воздух улетает;

Всех почти лишен оград.

Купно хоть державы б стали

За тебя, Гданск, от сердец[6],

Хоть стихии б защищали,

Многих стран бы от конец[7]

Воины в тебе всем были

И свою б кровь щедро лили, —

Но ничто тебе от мук

Есть не сильно дать свободу,

И пресечь вконец безгоду,

И у Анны взять из рук.

Зрите вы, противны роды[8],

Храбрость росских воев днесь:

Не вредят им огнь и воды;

В каждом грудь открыта здесь.

Коль все дружно приступают!

Как свою жизнь забывают!

Не страшит из пушек гром!

Лезут, как плясать на браки!

И сквозь дымны видно мраки,

Что к твердыням зрят челом[9].

Все еще разятся страхом

Града бедного в стенах;

Падает, летит всё прахом,—

Осадитель на верьхах!

С башни магистрат последней,

Зря, что в силе несоседней,

В Станиславе вбегшем к ним,

Суетная всем надежда,

А без смысла, как невежда,

Пасть, кричит, нам роком сим.

Хочет быть, что я пророчил:

Начинает Гданск трястись;

Сдаться всяк, как биться прочил,

Мыслит купно и спастись

От оружий, бомб летящих,

И от всех зараз, град тлящих.

Всяк вопит: час начинать;

Всем несносно было бремя;

Ах! Врата градские время

Войску Анны отверзать.

Сталось так. Знак виден к сдаче:

И повергся Гданск к ногам!

Воин рад наш об удаче;

Огнь погас; конец бедам.

Тотчас слава полетела,

Так трубою загремела:

«Анна благисчастна есть!

Анна есть непобедима!

Анна, всеми возносима,

Обща красота и честь».

Лира! Песнь скончай и лики:

Анну венценосну петь

И доброты превелики

Невозможно мне как леть[10].

В сем хвала, в сем Анне многа,

Что любима есть от бога.

Сам всегда ее блюдет;

Им победы та имеет,

Кто противником быть смеет.

Анна мног век да живет!

<1752>