ПОВЕСТЬ О РАЗОРЕНИИ РЯЗАНИ БАТЫЕМ
В лето 6745. В фторое на десят лето по принесении чюдотворнаго образа
ис Корсуня[1] прииде безбожный царь Батый на Русскую землю со множество
вой татарскими, и ста на реце на Воронеже[2]
близ Резанскиа земли. И присла на Резань[3] к великому князю Юрью Ингоревичю Резанскому[4] послы безделны, просяща десятины въ всем: во князех
и во всяких людех, и во всем. И услыша великий князь Юрьи Ингоревич
Резанский приход безбожнаго царя Батыа, и воскоре посла в град Владимер
к благоверному к великому князю Георгию Всеволодовичю Владимерскому[5], прося помощи у него на безбожнаго царя Батыа,
или бы сам пошел. Князь великий Георгий Всеволодович Владимръской сам
не пошел и на помощь не послал, хотя о собе сам сотворити брань з Батыем.
И услыша великий князь Юрьи Ингоревич Резанский, что несть ему помощи
от великаго князя Георьгия Всеволодовича Владимерьскаго, и вскоре посла
по братью свою по князя Давида Ингоревича Муромского, и по князя Глеба
Ингоревича Коломенского[6], и по князя Олга Краснаго[7],
и по Всевалада Проньского[8], и по прочии князи. И начаша совещевати, яко нечистиваго
подобает утоляти дары. И посла сына своего князя Федора Юрьевича Резаньскаго[9]
к безбожному царю Батыю з дары и молении великиими, чтобы не воевал
Резанския земли. Князь Федор Юрьевич прииде на реку на Воронеже к царю
Батыю, и принесе ему дары и моли царя, чтобы не воевал Резанския земли.
Безбожный царь Батый, лстив бо и немилосерд, приа дары, охапися лестию
не воевати Резанскиа земли. И яряся-хваляся воевати Русскую землю. И
нача просити у рязаньских князей тщери или сестры собе на ложе. И некий
от велмож резанских завистию насочи безбожному царю Батыю на князя Федора
Юрьевича Резанскаго, яко имеет у собе княгиню от царьска рода, и лепотою-телом
красна бе зело. Царь Батый лукав есть и немилостив в неверии своем,
пореваем в похоти плоти своея, и рече князю Федору Юрьевичю: «Дай мне,
княже, ведети жены твоей красоту». Благоверный князь Федор Юрьевич Резанской
и посмеяся, и рече царю: «Неполезно бо есть нам християном тобе нечестивому
царю водити жены своя на блуд. Аще нас приодолееши, то и женами нашими
владети начнеши». Безбожный царь Батый возярися и огорчися, и повеле
вскоре убити благовернаго князя Федора Юрьевича, а тело его повеле поврещи
зверем и птицам на разтерзание; и инех князей, нарочитых людей воиньских
побилъ.
И единъ от пестун князя Федора Юрьевича укрыся именем Апоница, зря
на блаженое тело честнаго своего господина горько плачющися, и видя
его никим брегома, и взя возлюбленаго своего государя, и тайно сохрани
его. И ускори к благоверной княгине Еупраксее, и сказа ей, яко нечестивый
царь Батый убий благовернаго князя Федора Юрьевича.
Благоверная княгиня Еупраксеа стоаше в превысоком храме своемъ и держа
любезное чадо свое князя Ивана Федоровича, и услыша таковыа смертноносныя
глаголы, и горести исполнены, и абие ринуся из превысокаго храма своего
с сыном своим со князем Иваном на среду земли, и заразися до смерти.
И услыша великий князь Юрьи Ингоревич убиение возлюбленаго сына своего
блаженаго князя Федора, инех князей, нарочитых людей много побито от
безбожнаго царя, и нача плакатися, и с великою княгинею[10], и со прочими княгинеми, и з братею. И плакашеся
весь град на многъ час. И едва отдохнув от великаго того плача и рыданиа,
и начата совокупляти воинство свое, и учредиша. Князь великий Юри Ингоревич,
видя братию свою и боляръ своих и воеводе храбрый мужествены ездяше,
и возде руце на небо со слезами и рече: «Изми нас от враг наших, боже.
И от востающих нань избави нас, и покрый нас от сонма лукавнующих, и
от множества творящих безаконие. Буди путь их тма и ползок». И рече
братии своей: «О господия и братиа моа, аще от руки господня благая
прияхом, то злая ли не потерпим! Путче нам смертию живота купити, нежели
в поганой воли быти. Се бо я, брат ваш, напред вас изопью чашу смертную
за святыа божиа церкви, и за веру христьянскую, и за очину отца нашего
великаго князя Ингоря Святославича[11]».
И поидоша в церковь пресвятыя владычицы богородици честнаго ея Успениа.
И плакася много пред образом пречистыа богородици и великому чюдотворцу
Николе и сродником своим Борису и Глебу[12]. И дав последнее целование великой княгини Агрепене Ростиславне,
и прием благословение от епископа и от всего священнаго собора. И поидоша
против нечестиваго царя Батыя, и стретоша его близ придел резанских.
И нападоша нань, и начата битися крепко и мужествено, и бысть сеча зла
и ужасна. Мнози бо силнии полки падоша Батыеви. Царь Батый, и видяше,
что господство резаньское крепко и мужествено бьяшеся, и возбояся. Да
противу гневу божию хто постоит! А Батыеве бо и силе велице и тяжце,
един бьяшеся с тысящей, а два со тмою. Видя князь великий убиение брата
своего князя Давида Ингоревича, и воскричаша: «О братие моя милая! князь
Давидъ, брат наш, наперед нас чашу испил, а мы ли сея чаши не пьем!»
И преседоша с коня на кони, и начата битися прилежно. Многиа силныя
полкы Батыевы проеждяа, храбро и мужествено бьяшеся, яко всем полком
татарьскым подивитися крепости и мужеству резанскому господству. И едва
одолеша их силныя полкы татарскыа. Ту убиен бысть благоверный князь
велики Георгий Ингоревич, брат его князь Давид Ингоревич Муромской,
брат его князь Глебъ Ингоревич Коломенской, брат их Всеволод Проньской,
и многая князи месныа и воеводы крепкыа, и воинство: удалцы и резвецы
резанския. Вси равно умроша и едину чашу смертную пиша. Ни един от них
возратися вспять: вси вкупе мертвии лежаша. Сиа бо наведе бог грех ради
наших.
А князя Олга Ингоревича яша еле жива суща. Царь же, видя свои полкы
мнозии падоша, и нача велми скръбети и ужасатися, видя своея силы татарскыя
множество побьеных. И начата воевати Резанскую землю, и веля бити, и
сечи, и жещи без милости. И град Прънескъ[13],
и град Бел[14], и Ижеславець[15] розари до основаниа, и всез люди побита без
милости. И течаше кровь христьянская, яко река силная, грех ради наших.
Царь Батый и видя князя Олга Ингоревича велми красна и храбра, и изнемогающи
от великых ран, и хотя его изврачевати от великых ран и на свою прелесть
возвратити. Князь Олег Ингоревич укори царя Батыа, и нарек его безбожна,
и врага христьанска. Окаяный Батый и дохну огнем от мерскаго сердца
своего, и въскоре повеле Олга ножи на части роздробити. Сии бо есть
вторый страстоположник Стефан[16],
приа венець своего страданиа от всемилостиваго бога, и испи чашу смертную
своею братею ровно.
Царь Баты окаяный нача воевати Резанскую землю, и поидоша ко граду
к Резани. И обьступиша град, и начата битися неотступно пять дней. Батыево
бо войско пременишася, а гражане непремено бьяшеся. И многих гражан
побита, а инех уазвиша, а инии от великих трудов изнемогша. А въ шестый
день рано приидоша погании ко граду, овии с огни, а ини с пороки, а
инеи со тмочислеными лествицами, и взята град Резань месяца декабря
21 день. И приидоша в церковь собръную пресвятыа Богородици, и великую
княгиню Агрепену матерь великаго князя, и с снохами и с прочими княгинеми
мечи исекоша, а епископа и священическый чин огню предаша, во святой
церкве пожегоша, а инеи мнози от оружиа падоша. А во граде многих людей,
и жены, и дети мечи исекоша. И иных в реце потопиша, и ереи черноризца
до останка исекоша, и весь град пожгоша, и все узорочие нарочитое, богатство
резанское и сродник их киевское и черъниговское[17]
поимаша. А храмы божиа разориша, и во святых олтарех много крови пролиаша.
И не оста во граде ни единъ живых: вси равно умроша и едину чашу смертную
пиша. Несть бо ту ни стонюща, ни плачюща — и ни отцу и матери о чадех,
или чадом о отци и о матери, ни брату о брате, ни ближнему роду, но
вси вкупе з мертви лежаща. И сиа вся наиде грех ради наших.
Безбожный царь Батый и видя велие пролитие крови християнскиа, и возярися
зело, и огорчися, и поиде на град Суздаль и Владимеръ[18],
и желая Рускую землю попленити, и веру християнскую искоренити, и церкви
божии и до основаниа разорити.
И некий от велмож резанских имянем Еупатий Коловрат[19]
в то время был в Чернигове со князем Ингварем Ингоревичем[20],
и услыша приход зловернаго царя Батыя, и иде из Чернигова с малою дружиною,
и гнаша скоро. И приеха в землю Резаньскую, и виде ея опустившую, грады
разорены, церкви пожены, люди побьены. И пригна во град Резань и виде
град разоренъ, государи побиты, и множества народа лежаща: ови побьены
и посечены, а ины позжены, ины в реце истоплены. Еупатий воскрича в
горести душа своея и разпалаяся в сердцы своем. И собра мало дружины:
тысящусемсотъ человек, которых бог соблюде быша вне града. И погнаша
во след безбожного царя и едва угнаша его в земли Суздалстеи, и внезапу
нападоша на станы Батыевы. И начаша сечи без милости, и сметоша яко
все полкы татарскыа. Татарове же сташа, яко пияны, или неистовы. Еупатию
тако их бьяше нещадно, яко и мечи притупишася, и емля татарскыа мечи
и сечаша их. Татарове мняша, яко мертви восташа. Еупатий силныа полкы
татарьскыя проеждяя, бьяше их нещадно. И ездя по полком татарским храбро
и мужествено, яко и самому царю возбоятися.
И едва поимаша от полку Еупатиева пять человекъ воиньскых, изнемогших
от великих ран. И приведоша их къ царю Батыю. Царь Батый нача вопрошати:
«Коеа веры еста вы, и коеа земля, и что мне много зла творите?» Они
же реша: «Веры хрис-тиянскыя есве, раби великаго князя Юрья Ингоревича
Резанскаго, а от полку Еупатиева Коловрата. Посланы от князя Ингваря
Ингоревича Резанскаго тебя силна царя почтити и честна проводити, и
честь тобе воздати. Да не подиви, царю, не успевати наливати чаш на
великую силу — рать татарьскую». Царь же подивися ответу их мудрому.
И посла шурича своего Хостоврула[21] на Елупатиа, а с ним силныа полкы татарскыа.
Хостоврулъ же похвалися пред царем, хотя Еупатия жива пред царя привести.
И ступишася силныя полкы татарскыа, хотя Еупатиа жива яти. Хостоврул
же сьехася сь Еупатием. Еупатей же исполин силою и разсече Хостоврула
на полы до седла. И начата сечи силу татарскую, и многих тут нарочитых
багатырей Батыевых побил, ових на полы пресекоша, а иных до седла краяше.
Татарове возбояшеся, видя Еупатиа крепка исполина. И навадиша на него
множество пороков, и нача бити по нем ис тмочисленых пороков, и едва
убита его. И принесоша тело его пред царя Батыа. Царь Батый посла по
мурзы, и по князи, и по санчакбеи[22],
и начаша дивитися храбрости, и крепости, и мужеству резанскому господству.
Они же рекоша царю: «Мы со многими цари, во многих землях, на многихъ
бранех бывали, а таких удалцов и резвецов не видали, ни отци наши возвестиша
нам. Сии бо люди крылатый, и не имеюще смерти: тако крепко и мужествено
ездя, бьяшеся един с тысящею, а два со тмою. Ни един от них может сьехати
жив с побоища». Царь Батый и зря на тело Еупатиево, и рече: «О Коловрате
Еупатие! гораздо еси меня подщивал малою своею дружиною, да многих богатырей
сильной орды побил еси, и многие полкы падоша. Аще бы у меня такий служилъ,
—держал бых его против сердца своего». И даша тело Еупатево его дружине
останочной, которые пойманы на побоище. И веля их царь Батый отпустити,
ни чем вредити.
Князь Ингварь Ингоревич в то время был в Чернигове у брата своего
князя Михаила Всеволодовича Черниговского[23]
богъм соблюден от злаго того отметника врага христьянскаго... И прииде
из Чернигова в землю Резанскую во свою отчину, и видя ея пусту, и услыша,
что братья его все побиены от нечестиваго законопреступника царя Батыа,
и прииде во град Резань и видя град разорен, а матерь свою, и снохи
своа, и сродник своих, и множество много мертвых лежаща, и град разоренъ,
церкви позжены и все узорочье в казне черниговской и резанской взято.
Видя князь Ингварь Ингоревич великую конечную погибель грех ради наших,
и жалостно возкричаша, яко труба рати глас подавающе, яко сладкий арган
вещающи. И от великаго кричаниа, и вопля страшнаго лежаща на земли,
яко мертвъ. И едва отльеяша его и носяша по ветру. И едва отдохну душа
его в нем.
Кто бо не возплачетца толикиа погибели, или хто не возрыдает о селице
народе людей православных, или хто не пожалит толико побито великих
государей, или хто не постонет таковаго пленения.
Князь Ингварь Ингоревич, розбирая трупиа мертвых, и наиде тело матери
своей великия княгини Агрепены Ростиславны, и позна снохи своя, и призва
попы из веси, которых бог соблюде, и погребе матерь свою, и снохи своа
плачем великым во псалмов и песней место: кричаше велми и рыдаше. И
похраняше прочна трупиа мертвых, и очисти град, и освяти. И собрашася
мало людей, и даша им мало утешениа. И плачася безпрестано, поминая
матерь свою и братию свою, и род свой, и все узорочье резанское — вскоре
погибе. Сиа бо вся наиде грех ради наших. Сии бо град Резань и земля
Резанская изменися доброта ея, и отиде слава ея, и небе в ней ничто
благо видети — токмо дым и пепел, а церкви все погореша, а великая церковь
внутрь погоре и почернеша. Не един бо сии град плененъ бысть, но и инии
мнози. Не бе бо во граде пениа, ни звона, в радости место всегда плач
творяще.
Князь Ингварь Ингоревич поиде и где побьени быша братьа его от нечестиваго
царя Батыа: великий князь Юрьи Ингоревич Резанской, брат его князь Давид
Ингоревич, брат его Всеволод Ингоревичь и многиа князи месныа, и бояре,
и воеводы, и все воинство, и удалцы и резвецы, узорочие резанское. Лежаша
на земли пусте, на траве ковыле, снегом и ледом померзоша, ни ким брегома.
От зверей телеса их снедаема, и от множества птиц разъстерзаемо. Все
бо лежаша, купно умроша, едину чашу пиша смертную. И видя князь Ингварь
Ингоревич велия трупиа мертвых лежаша, и воскрича горько велием гласом,
яко труба распалаяся, и в перьси свои рукама биюще, и ударяшеся о земля.
Слезы же его от очию, яко потокъ, течаше и жалосно вещающи: «О милая
моа братья и господие! Како успе животе мои драгии! Меня единаго оставиша
в толице погибели. Про что аз преже вас не умрох? И камо заидесте очию
моею, и где отошли есте сокровища живота моего? Про что не промолвите
ко мне, брату вашему, цветы прекрасныи, винограде мои несозрелыи? Уже
не подаете сладости души моей! Чему, господине, не зрите ко мне — брату
вашему, не промолвите со мною? Уже ли забыли есте мене брата своего,
от единаго отца роженаго, и единые утробы честнаго плода матери нашей
— великие княгини Агрепены Ростиславне, и единым сосцом воздоеных многоплоднаго
винограда? И кому приказали есте меня — брата своего? Солнце мое драгое,
рано заходящее, месяци красный, скоро изгибли есте, звезды восточные,
почто рано зашли есте! Лежите на земли пусте, ни ким брегома, чести
— славы ни от кого приемлемо! Изменися бо слава ваша. Где господство
ваше? Многим землям государи были есте, а ныне лежите на земли пусте,
зрак лица вашего изменися во истлении. О милая моя братиа и дружина
ласкова, уже не повеселюся с вами! Свете мои драгии, чему помрачилися
есте? Не много нарадовахся с вами! Аще услышит богъ молитву вашу, то
помолитеся о мне, о брате вашем, да вкупе умру с вами. Уже бо за веселие
плач и слезы придоша ми, а за утеху и радость сетование и скръбь яви
мися! Почто аз не преже вас умрох, да бых не видел смерти вашея, а своея
погибели. Не слышите ли бедных моих словес жалостно вещающа? О земля,
о земля, о дубравы, поплачите со мною! Како нареку день той, или како
возпишу его — в он же погибе толико господарей и многие узорочье резанское
храбрых удалцев. Ни един от нихъ возвратися вспять, но вси рано умроша,
едину чашу смертную пиша. Се бо в горести души моея язык мой связается,
уста загражаются, зрак опусмевает, крепость изнемогает».
Бысть убо тогда многи туги и скорби, и слез, и воздыханиа, и страха,
и трепета от всех злых, находящих на ны. Великий князь Ингварь Ингоревич
возде руце на небо со слезами возва, глаголаша: «Господи, боже мой,
на тя уповах, спаси мя, и от всех гонящих избави мя. Пречиста владычице
богородице Христа бога нашего, не остави мене во время печали моея.
Великие страстотерпыи сродники наши Борис и Глебъ, буди мне помощники,
грешному, во бранех. О братие моа и господие, помогайте мне во святых
своих молитвах на супостаты наши — на агаряне[24]
и внуци измаительска рода».
Князь Ингварь Ингоревич начаша разбирати трупие мертвых, и взя тело
братьи своей, и великаго князя Георгия Ингоревича, и князя Давида Ингоревича
Муромского, и князя Глеба Ингоревича Коломенского, и инех князей мясных
— своих сродниковъ, и многих бояръ, и воевод, и ближних знаемых, принесе
их во град Резань, и похраняше их честно, а инех тут на месте на пусто
собираше и надгробное пеша. И похраняше князь Ингварь Ингоревич, и поиде
ко граду Пронску, и собра раздроблены уды брата своего благовернаго
и христолюбиваго князя Олга Ингоревича и несоша его во град Резань,
а честную его главу сам князь велики Ингвар Иньгоревич и до града понеси,
и целова ю любезно, положиша его с великим князем Юрьем Ингоревичем
во единой раце. А братью свою князя Давида Ингоревича, да князя Глеба
Ингоревича положиша у него близ гроба их во единой раце. Поиде же князь
Ингвар Ингоревичь ва реку на Воронеж, иде убьен бысть князь Федор Юрьевич
Резанской, и взя честное тело его, и плакася над ним на долгъ час. И
приносе во область его к великому чюдотворцу Николе Корсунскому, и его
благоверъную княгиню Еупраксею, и сына их князя Ивана Федоровича Посника
во едином месте. И поставиша над ними кресты камены.И от сея вины да
зовется великий чюдотворець Николае Заразский, яко благоверная княгиня
Еупраксеа и с сыном своим князем Иваном сама себе зарази.
Сии бо государи рода Владимера Святославича — сродника Борису и Глебу,
внучата великаго князя Святослава Олговича Черниговьского[25].
Бяше родом христолюбивый, братолюбивый, лицем красны, очима светлы,
взором грозны, паче меры храбры, сердцем легки, к бояром ласковы, к
приеждим приветливы, к церквам прилежны, на пированье тщывы, до осподарьских
потех охочи, ратному делу велми искусны, к братье своей и ко их посолником
величавы. Мужествен умъ имеяше, в правде-истине пребываста, чистоту
душевную и телесную без порока соблюдаста. Святаго корени отрасли, и
богом насажденаго сада цветы прекрасный. Воспитани быша въ благочестии
со всяцем наказании духовном. От самых пеленъ бога возлюбили. О церквах
божиих велми печашеся, пустотных бесед не творяще, срамных человек отвращашеся,
а со благыми всегда беседоваша, божественых писаниих всегода во умилении
послушаше. Ратным во бранех страшенна ивляшеся, многия враги, востающи
на них, побеждаша, и во всех странах славна имя имяша. Ко греческим
царем велику любовь имуща, и дары у нихъ многи взимаша. А по браце целомудрено
живяста, смотряющи своего спасениа. В чистой совести, и крепости, и
разума предержа земное царство и к небесному приближаяся. Плоти угодие
не творяще, соблюдающи тело свое по браце греху непричасна. Государьский
сан держа, а посту и молитве прилежаста; и кресты на раме своем носяща.
И честь и славу от всего мира приимаста, а святыа дни святаго поста
честно храняста, а по вся святыа посты причащастася святых пречистых
бесмертных тайн. И многи труды и победы по правой вере показаста. А
с погаными половцы часто бьяшася за святыа церкви, и православную веру.
А отчину свою от супостат велми без лености храняща. А милостину неоскудно
даяше, и ласкою своею многих от неверных царей, детей их и братью к
собе приимаста, и на веру истиную обращаста[26].
Благоверный во святом крещении Козма сяде на столе отца своего великаго
князя Ингоря Святославича. И обнови землю Резаньскую, и церкви постави,
и манастыри согради, и пришелцы утеши, и люди собра. И бысть радость
християном, их же избави богъ рукою своею крепкою от безбожнаго зловернаго
царя Батыя. А Кир Михаиле Всеволодовича Пронского[27] посади на отца его отчине.
ПОВЕСТЬ О РАЗОРЕНИИ РЯЗАНИ БАТЫЕМ
Перевод Д.С.Лихачева
В год 6745 (1237). В двенадцатый год по перенесении чудотворного образа
из Корсуня пришел на Русскую землю безбожный царь Батый со множеством
воинов татарских и стал на реке на Воронеже близ земли Рязанской. И
прислал послов непутевых на Рязань к великому князю Юрию Ингваревичу
Рязанскому, требуя у него десятой доли во всем: во князьях, во всяких
людях и в остальном. И услышал великий князь Юрий Ингваревич Рязанский
о нашествии безбожного царя Батыя и тотчас послал в город Владимир к
благоверному великому князю Георгию Всеволодовичу Владимирскому, прося
у него помощи против безбожного царя Батыя или чтобы сам на него пошел.
Князь великий Георгий Всеволодович Владимирский и сам не пошел, и помощи
не послал, задумав один сразиться с Батыем. И услышал великий князь
(Юрий Ингваревич) Рязанский, чтб нет ему помощи от великого князя Георгия
Всеволодовича Владимирского, и тотчас послал за братьями своими: за
князем Давыдом Ингваревичем Муромским, и за князем Глебом Ингваревичем
Коломенским, и за князем Олегом Красным, и за Всеволодом Пронским, и
за другими князьями. И стали совет держать — как утолить нечестивца
дарами. И послал сына своего князя Федора Юрьевича Рязанского к безбожному
царю Батыю с дарами и мольбами великими, чтобы не ходил войной на Рязанскую
землю. И пришел князь Федор Юрьевич на реку на Воронеж к царю Батыю,
и принес ему дары, н молил царя, чтобы не воевал Рязанской земли. Безбожный
же, лживый и немилосердный царь Батый дары принял и во лжи своей при-творно
обещал не ходить войной на Рязанскую землю, но только похвалялся и грозился
повоевать всю Русскую землю. И стал у князей рязанских дочерей и сестер
к себе на ложе просить. И некто из вельмож рязанских по зависти донес
безбожному царю Батыю, что имеет князь Федор Юрьевич Рязанский княгиню
из царского рода и что всех прекраснее она телом своим. Царь Батый лукав
был и немилостив, в неверии своем распалился в похоти своей и сказал
князю Федору Юрьевичу: «Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей».
Благоверный же князь Федор Юрьевич Рязанский посмеялся и ответил царю:
«Не годится нам, христианам, водить к тебе, нечестивому царю, жен своих
на блуд. Когда нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть будешь».
Безбожный царь Батый оскорбился и разъярился и тотчас повелел убить
благоверного князя Федора Юрьевича, а тело его велел бросить на растерзание
зверям и птицам, и других князей и воинов лучших поубивал.
И один из пестунов князя Федора Юрьевича, по имени Апоница, укрылся
и горько плакал, смотря на славное тело честного своего господина. И
увидев, что никто его не охраняет, взял возлюбленного своего государя
и тайно схоронил его. И поспешил к благоверной княгине Евпраксии и рассказал
ей, как нечестивый царь Батый убил благоверного князя Федора Юрьевича.
Благоверная же княгиня Евпраксия стояла в то время в превысоком тереме
своем и держала любимое чадо свое — князя Ивана Федоровича, и как услышала
она смертоносные слова, исполненные горести, бросилась она из превысокого
терема своего с сыном своим князем Иваном прямо на землю и разбилась
до смерти. И услышал великий князь Юрий Ингваревич об убиении безбожным
царем возлюбленного сына своего, князя Федора, и многих князей, и лучших
людей и стал плакать о них с великой княгиней и с другими княгинями
и с братией своей. И плакал город весь много времени. И едва отдохнул
князь от великого того плача и рыдания, стал собирать воинство свое
и расставлять полки. И увидел князь великий Юрий Ингваревич братию свою,
и бояр своих, и воевод, храбро и бестрепетно скачущих, воздел руки к
небу и сказал со слезами: «Избавь нас, боже, от врагов наших, и от подымающихся
на нас освободи нас, и сокрой нас от сборища нечестивых и от множества
творящих беззаконие. Да будет путь им темен и скользок». И сказал братии
своей: «О государи мои и братия! Если из рук господних благое приняли,
то и злое не потерпим ли? Лучше нам смертью славу вечную добыть, нежели
во власти поганых быть. Пусть я, брат ваш, раньше вас выпью чашу смертную
за святые божии церкви, и за веру христианскую, и за отчину отца нашего
великого князя Ингваря Святославича». И пошел в церковь Успения пресвятой
владычицы богородицы, и плакал много перед образом пречистой, и молился
великому чудотворцу Николе и сродникам своим Борису и Глебу. И дал последнее
целование великой княгине Агриппине Ростиславовне и принял благословение
от епископа и всех священнослужителей. И пошел против нечестивого царя
Батыя, и встретили его около границ рязанских, и напали на него, и стали
биться с ним крепко и мужественно, и была сеча зла и ужасна. Много сильных
полков Батыевых пало. И увидел царь Батый, что сила рязанская бьется
крепко и мужественно, и испугался. Но против гнева божия кто постоит!
Батыевы же силы велики были и непреоборимы; один рязанец бился с тысячей,
а два — с десятью тысячами. И увидел князь великий убиение брата своего,
князя Давыда Ингваревича, и воскликнул в горести души своей: «О братия
моя милая! Князь Давыд, брат наш, наперед нас чашу испил, а мы ли сей
чаши не изопьем!» И пересели с коня на конь и начали биться упорно;
через многие сильные полки Батыевы проезжали насквозь, храбро и мужественно
биясь, так что всем полкам татарским подивиться крепости и мужеству
рязанского воинства. И едва одолели их сильные полки татарские. Убит
был благоверный великий князь Юрий Ингваревич, брат его князь Давыд
Ингваревич Муромский, брат его князь Глеб Ингваревич Коломенский, брат
их Всеволод Пронский и многие князья местные и воеводы крепкие и воинство:
удальцы и резвецы рязанские. Все равно умерли и единую чашу смертную
испили. Ни один из них не повернул назад, но все вместе полегли мертвые.
Сие все навел бог грех ради наших.
А князя Олега Ингваревича захватили еле живого. Царь же, увидев многие
свои полки побитыми, стал сильно скорбеть и ужасаться, видя множество
убитых из своих войск татарских. И стал воевать Рязанскую землю, веля
убивать, рубить и жечь без милости. И град Пронск, и град Бел, и Ижеславец
разорил до основания и всех людей побил без милосердия. И текла кровь
христианская, как река сильная, грех ради наших.
И увидел царь Батый Олега Ингваревича, столь красивого и храброго,
изнемогающего от тяжких ран, и хотел уврачевать его от тех ран и к своей
вере склонить. Но князь Олег Ингваревич укорил царя Батыя и назвал его
безбожным и врагом христианства. Окаянный же Батый дохнул огнем от мерзкого
сердца своего и тотчас повелел Олега ножами рассечь на части. И был
он второй страстотерпец Стефан, принял венец страдания от всемилостивого
бога и испил чашу смертную вместе со всею своею братьею.
И стал воевать царь Батый окаянный Рязанскую землю и пошел ко граду
Рязани. И осадил град, и бились пять дней неотступно. Батыево войско
переменялось, а горожане бессменно бились. И многих горожан убили, а
иных ранили, а иные от великих трудов и ран изнемогли. А в шестой день
спозаранку пошли поганые на город — одни с огнями, другие со стенобитными
орудиями, а третьи с бесчисленными лестницами — и взяли град Рязань
месяца декабря в 21 день. И пришли в церковь соборную пресвятой Богородицы,
и великую княгиню Агриппину, мать великого князя, со снохами, и прочими
княгинями посекли мечами, а епископа и священников огню предали — во
святой церкви пожгли, а иные многие от оружия пали. И во граде многих
людей, и жен, и детей мечами посекли, а других в реке потопили, а священников
и иноков без остатка посекли, и весь град пожгли, и всю красоту прославленную,
и богатство рязанское, и сродников рязанских князей — князей киевских
и черниговских — захватили. А храмы божий разорили и во святых алтарях
много крови пролили. И не осталось во граде ни одного живого: все равно
умерли и единую чашу смертную испили. Не было тут ни стонущего, ни плачущего
— ни отца и матери о детях, ни детей об отце и матери, ни брата о брате,
ни сродников о сродниках, но все вместе лежали мертвые. И было все то
за грехи наши.
И увидел безбожный царь Батый страшное пролитие крови христианской,
и еще больше разъярился и ожесточился, и пошел на Суздаль и на Владимир,
собираясь Русскую землю пленить, и веру христианскую искоренить, и церкви
божии до основания разорить.
И некий из вельмож рязанских по имени Евпатий Коловрат был в то время
в Чернигове с князем Ингварем Ингваревичем, и услышал о нашествии зловерного
царя Батыя, и выступил из Чернигова с малою дружиною, и помчался быстро.
И приехал в землю Рязанскую и увидел ее опустевшую, города разорены,
церкви пожжены, люди убиты. И помчался во град Рязань и увидел город
разорен, государей убитых и множество народа полегшего: одни убиты и
посечены, другие пожжены, а иные в реке потоплены. И воскричал Евпатий
в горести души своей, распаляяся в сердце своем. И собрал небольшую
дружину — тысячу семьсот человек, которых бог соблюл вне города. И погнались
вослед безбожного царя, и едва нагнали его в земле Суздальской, и внезапно
напали на станы Батыевы. И начали сечь без милости, и смешалися все
полки татарские. И стали татары точно пьяные или безумные. И бил их
Евпатий так нещадно, что и мечи притуплялись, и брал он мечи татарские
и сек ими. Почудилось татарам, что мертвые восстали. Евпатий же, насквозь
проезжая сильные полки татарские, бил их нещадно.
И ездил средь полков татарских так храбро и мужественно, что и сам
царь устрашился.
И едва поймали татары из полка Евпатьева пять человек воинских, изнемогших
от великих ран. И привели их к царю Батыю, а царь Батый стал их спрашивать:
«Какой вы веры, и какой земли, и зачем мне много зла творите?» Они же
отвечали: «Веры мы христианской, рабы великого князя Юрия Ингваревича
Рязанского, а от полка мы Евпатия Коловрата. Посланы мы от князя Ингваря
Ингваревича Рязанского тебя, сильного царя, почествовать, и с честью
проводить, и честь тебе воздать. Да не дивись, царь, что не успеваем
наливать чаш на великую силу — рать татарскую». Царь же подивился ответу
их мудрому. И послал шурича своего Хостоврула на Евпатия, а с ним сильные
полки татарские. Хостоврул же похвалился перед царем, обещал привести
к царю Евпатия живого. И обступили Евпатия сильные полки татарские,
стремясь его взять живым. И съехался Хостоврул с Евпатием. Евпатий же
был исполин силою и рассек Хостоврула на-полы до седла. И стал сечь
силу татарскую, и многих тут знаменитых богатырей Батыевых побил, одних
пополам рассекал, а других до седла разрубал. И возбоялись татары, видя,
какой Евпатий крепкий исполин. И навели на него множество орудий для
метания камней, и стали бить по нему из бесчисленных камнеметов, и едва
убили его. И принесли тело его к царю Батыю. Царь же Батый послал за
мурзами, и князьями, и санчакбеями, — и стали все дивиться храбрости,
и крепости, и мужеству воинства рязанского. И сказали царю приближенные:
«Мы со многими царями, во многих землях, на многих битвах бывали, а
таких удальцов и резвецов не видали, и отцы наши не рассказывали нам.
Это люди крылатые, не знают они смерти и так крепко и мужественно на
конях бьются — один с тысячею, а два — с десятью тысячами. Ни один из
них не съедет живым с побоища». И сказал Батый, глядя на тело Евпатьево:
«О Коловрат Евпатий! Хорошо ты меня попотчевал с малою своею дружиною,
и многих богатырей сильной орды моей побил, и много полков разбил. Если
бы такой вот служил у меня, — держал бы его у самого сердца своего».
И отдал тело Евпатия оставшимся людям из его дружины, которых похватали
на побоище. И велел царь Батый отпустить их и ничем не вредить им.
Князь Ингварь Ингваревич был в то время в Чернигове у брата своего
князя Михаила Всеволодовича Черниговского, сохранен богом от злого того
отступника и врага христианского. И пришел из Чернигова в землю Рязанскую,
в свою отчину, и увидел ее пусту, и услышал, что братья его все убиты
нечестивым, законопреступным царем Батыем, и пришел во град Рязань,
и увидел город разорен, а мать свою, и снох своих, и сродников своих,
и многое множество людей лежащих мертвыми, и церкви пожжены, и все узорочье
из казны черниговской и рязанской взято. Увидел князь Ингварь Ингваревич
великую последнюю погибель за грехи наши и жалостно воскричал, как труба,
созывающая на рать, как орган звучащий. И от великого того кричания
и вопля страшного пал на землю, как мертвый. И едва отлили его и отходили
на ветру, И с трудом ожила душа его в нем.
Кто не восплачется о такой погибели? Кто не возрыдает о стольких,
людях народа православного? Кто не пожалеет стольких убитых государей?
Кто не застонет от такого пленения?
И разбирал трупы князь Ингварь Ингваревич, и нашел тело матери своей
великой княгини Агриппины Ростиславовны, и узнал снох своих, и призвал
попов из сел, которых бог сохранил, и похоронил матерь свою и снох своих
с плачем великим вместо псалмов и песнопений церковных, И сильно кричал
и рыдал. И похоронил остальные тела мертвых, и очистил город, и освятил.
И собралось малое число людей, и утешил их. И плакал беспрестанно, поминая
матерь свою, и братию свою, и род свой, и все узорочье рязанское, без
времени погибшее. Все то случилось по грехам нашим. Был город Рязань,
и земля была Рязанская, и исчезло богатство ее, и отошла слава ее, и
нельзя было увидеть в ней никаких благ ее — только дым, земля и пепел.
А церкви все погорели, и великая церковь внутри изгорела и почернела.
И нетолько этот град пленен был, ной иные многие. Не стало во граде
ни пения, ни звона; вместо радости — плач непрестанный.
И пошел князь Ингварь Ингваревич туда, где побиты были от нечестивого
царя Батыя братия его: великий князь Юрий Ингваревич Рязанский, брат
его князь Давыд Ингваревич, брат его Всеволод Ингваревич, и многие князья
местные, и бояре, и воеводы, и все воинство, и удальцы, и резвецы, узорочье
рязанское. Лежали они все на земле пусто, на траве ковыле, снегом и
льдом померзнувшие, никем не блюдомые. Звери тела их поели, и множество
птиц их потерзало. Все лежали, все вместе умерли, единую чашу испили
смертную. И увидел князь Ингварь Ингваревич великое множество тел лежащих,
и воскричал горько громким голосом, как труба звучащая, и бил себя в
грудь руками и падал на землю. Слезы его из очей как поток текли, и
говорил он жалостно: «О милая моя братия и воинство! Как уснули
вы, жизни мои драгоценные, и меня одного оставили в такой погибели?
Почему не умер я раньше вас? И как закатились вы из очей моих? И куда
ушли вы, сокровища жизни моей? Почему ничего не промолвите мне, брату
вашему, цветы прекрасные, сады мои несозрелые? Уже не подарите сладость
душе моей! Почему не посмотрите вы на меня, брата вашего, и не поговорите
со мною? Ужели забыли меня, брата вашего, от единого отца рожденного
и от единой утробы матери нашей — великой княгини Агриппины Ростиславовны,
и единою грудью многоплодного сада вскормленного? На кого оставили вы
меня, брата своего? Солнце мое дорогое, рано заходящее! Месяц мой красный!
Скоро погибли вы, звезды восточные; зачем же закатились вы так рано?
Лежите вы на земле пустой, никем не охраняемые; чести-славы ни от кого
не получаете вы! Помрачилась слава ваша. Где власть ваша? Над многими
землями государями были вы, а ныне лежите на земле пустой, лица ваши
потемнели от тления. О милая моя братия и дружина ласковая, уже не повеселюся
с вами! Светочи мои ясные, зачем потускнели вы? Не много порадовался
с вами! Если услышит бог молитву вашу, то помолитесь обо мне, брате
вашем, чтобы умер я вместе с вами. Уже ведь за веселием плач и слезы
пришли ко мне, а за утехой и радостью сетование и скорбь явились мне!
Почему не прежде вас умер, чтобы не видеть смерти вашей, а своей погибели?
Слышите ли вы горестные слова мои, жалостно звучащие? О земля, о земля!
О дубравы! Поплачьте со мною! Как назову день тот и как опишу его, в
который погибло столько государей и многое узорочье рязанское — удальцы
храбрые? Ни один из них не вернулся, но все рано умерли, единую чашу
смертную испили. От горести души моей язык мой не слушается, уста закрываются,
взор темнеет, сила изнемогает».
Было тогда много тоски, и скорби, и слез, и вздохов, и страха, и трепета
от всех тех злых, которые напали на нас. И воздел руки к небу великий
князь Ингварь Ингваревич и воззвал со слезами: «Господи боже мой, на
тебя уповаю, спаси меня и от всех гонящих избавь меня. Пречистая матерь
Христа, бога нашего, не оставь меня в печали моей. Великие страстотерпцы
и сродники наши Борис и Глеб, будьте мне, грешному, помощниками в битвах.
О братия мои и воинство, помогайте мне во святых ваших молитвах на врагов
наших — на агарян и род Измаила».
И стал разбирать князь Ингварь Ингваревич тела мертвых, и взял тела
братьев своих — великого князя Юрия Ингваревича, и князя Давида Ингваревича
Муромского, и князя Глеба Ингваревича Коломенского, и других князей
местных — своих сродников, и многих бояр, и воевод, и ближних, знаемых
ему, и принес их во град Рязань, и похоронил их с честью, а тела других
тут же на пустой земле собрал и надгробное отпевание совершил. И, похоронив
так, пошел князь Ингварь Ингваревич ко граду Пронску, и собрал рассеченные
части тела брата своего благоверного и христолюбивого князя Олега Ингваревича,
и повелел нести их во град Рязань. А честную главу его сам князь великий
Ингварь Ингваревич до града понес, и целовал ее любезно, и положил его
с великим князем Юрием Ингваревичем в одном гробу. А братьев своих,
князя Давыда Ингваревича да князя Глеба Ингваревича, положил в одном
гробу близ могилы их. Потом пошел князь Ингварь Ингваревич на реку на
Воронеж, где убит был князь Федор Юрьевич Рязанский, и взял тело честное
его, и плакал над ним долгое время. И принес в область его к иконе великого
чудотворца Николы Корсунскего. И похоронил его вместе с благоверной
княгиней Евпраксией и сыном их князем Иваном Федоровичем Постником во
едином месте. И поставил над ними кресты каменные. И по той причине
зовется великого чудотворца Николы икона Заразской, что благоверная
княгиня Евпраксия с сыном своим князем Иваном сама себя на том месте
«заразила» (разбила).
Те государи из рода Владимира Святославича — отца Бориса и Глеба,
внуки великого князя Святослава Ольговича Черниговского. Были они родом
христолюбивы, братолюбивы, лицом прекрасны, очами светлы, взором грозны,
сверх меры храбры, сердцем легки, к боярам ласковы, к приезжим приветливы,
к церквам прилежны, на пирование скоры, до государских потех охочи,
ратному делу искусны, и перед братией своей и перед их послами величавы.
Мужественный ум имели, в правде-истине пребывали, чистоту душевную и
телесную без порока соблюдали. Отрасль они святого корени и богом насажденного
сада цветы прекрасные! Воспитаны были в благочестии и во всяческом наставлении
духовном. От самых пеленок бога возлюбили. О церквах божиих усердно
пеклись, пустых бесед не творили, злонравных людей отвращались, и с
добрыми только беседовали, и божественные писания всегда с умилением
слушали. Врагам в сражениях страшными являлись, многих супостатов, поднимавшихся
на них, побеждали и во всех странах имена свои прославили. К греческим
царям великую любовь имели и дары от них многие принимали. А в браке
целомудренно жили, помышляя о своем спасении. С чистой совестью, и крепостью,
и разумом держали свое земное царство, и к небесному приближаясь. Плоти
своей не угождали, соблюдая, тело свое после брака непричастным греху.
Государев сан держали, а к постам и молитвам были прилежны и кресты
на груди своей носили. И честь и славу от всего мира принимали, а святые
дни святого поста честно хранили и во все святые посты причащались святых
пречистых и бессмертных тайн. И многие труды и победы по правой вере
показали. А с погаными половцами часто бились за святые церкви и православную
веру. А отчину свою от врагов безленостно оберегали. И милостыню неоскудную
давали и ласкою своею многих из неверных царей, детей их и братьев к
себе привлекали и к вере истинной обращали.
Благоверный князь Ингварь Ингваревич, названный во святом крещении
Козьмой, сел на столе отца своего великого князя Ингваря Святославича.
И обновил землю Рязанскую, и церкви поставил, и монастыри построил,
и пришельцев утешил, и людей собрал. И была радость христианам, которых
избавил бог рукою своею крепкою от безбожного и зловерного царя Батыя.
А господина Михаила Всеволодовича Пронского посадил на отца его отчине.
Источник. Изборник (Сборник произведений литературы
Древней Руси). – М.: Худож. лит., 1969. – С.344-361, 742-745 (прим.)
– Сер. «Библиотека всемирной литературы». Подготовка текста «Повести…»
и прим. Д.С.Лихачева.
Комментарий. От рязанской литературы сохранился один-единственный
памятник — это своеобразный «свод» различных произведений, составленный
и разновременно пополнявшийся при церкви Николы в небольшом рязанском
городе Заразске (ныне Зарайск). В составе этого «свода», многократно
переписывавшегося в течение столетий и расходившегося по всей Руси во
множестве списков, дошла до нас и «Повесть о разорении Рязани Батыем».
Составлена «Повесть» была не сразу после нашествия Батыя. Это видно
из того, что многие детали этого нашествия стерлись и как бы восстановлены
по памяти, Всеволод Пронский, умерший еще в 1208 г., представлен участником
обороны Рязани; с другой стороны, Олег Красный, умерший только в 1258
г., гибнет в «Повести» в той же обороне. Упрощены и сближены родственные
отношения рязанских князей. Вместе с тем «Повесть о разорении Рязани»
не могла возникнуть и позднее середины XIV в. За это говорит и самая
острота переживания событий Батыева нашествия, не сглаженная и не смягченная
еще временем, и ряд характерных деталей, которые могли быть памятны
только ближайшим поколениям. Не забыты еще «честь и слава» рязанских
князей, аманаты, которых брали рязанские князья у половцев, родственные
отношения рязанских князей с черниговскими. Коломна еще выступает как
рязанский город (Глеб Коломенский сражается вместе с рязанскими князьями).
Но самое главное — Старая Рязань не пришла еще во время составления
этой «Повести» к своему окончательному уничтожению, к которому она пришла
только в конце XIV в., когда и самая столица Рязанского княжества была
перенесена в Переяславль Рязанский, названный впоследствии Рязанью.
Как сложилась «Повесть о разорении Рязани Батыем», откуда черпал автор
свои сведения? Вопрос этот не может быть разрешен во всех деталях, но
в основном ответить на него нетрудно. Автор имел в своем распоряжении
рязанскую летопись, современную событиям, весьма, вероятно, краткую,
без упоминания имен защитников Рязани. Впоследствии она как целое была
утрачена (отрывки дошли до нас в составе Новгородской первой летописи).
Кроме того, автор имел в своем распоряжении княжеский рязанский поминальник,
где были перечислены умершие рязанские князья, но без указаний, где
и когда умер каждый из них. Отсюда-то и дополнил автор рассказ рязанской
летописи именами рязанских князей. Вот почему в «Повести» такое большое
внимание уделено похоронам князей, тем более что могилы рязанских князей
были перед глазами у автора повести. Вот почему в древнейшем варианте
повести ничего не говорится о похоронах Евпатия: его имя и весь рассказ
о нем были взяты из другого источника. Этот другой источник, самый главный,
— народные сказания. Именно они-то не только дали автору «Повести» основные
сведения, но в значительной степени определили и ее идейное содержание,
и художественную форму, сообщив ей и местный колорит и настроение, отобрав
и художественные средства. Конечно, автор составлял не былину и не историческую
песнь, но в своем книжном, произведении он прибег только к тем книжным
художественным средствам, которые не противоречили его собственным народным
вкусам, и к тем средствам народной поэзии, которые можно было ввести
в книжность без решительной ломки всей книжной системы творчества средневековья.
Повесть о разорении Рязани Батыем» печатается по публикации Д. С. Лихачева,
текстов всех повестей, входивших в цикл о Николе Заразском: «Повести
о Николе Заразском». — ТОДРЛ, т. VII, М.-Л. 1949. В основу положен Волоколамский
список (редакция основная А; стр. 287—301 указанного издания), с некоторыми
исправлениями и добавлениями из редакции основной Б, первый вид (стр.
308—321).
[1] В фторое на десят лето по по
принесении чюдотворнаго образа ис Корсуня... — В рязанском цикле
повестей о Николе Заразском, в составе которого дошла до нас «Повесть
о разорении Рязани Батыем», ей предшествует «Повесть о перенесении образа
Николы из Корсуня (то есть из Херсонеса в Крыму) на Рязань в 1224 г.»,
иначе говоря — за двенадцать лет до нашествия Батыя на Рязань.
[2] ...на реце на Воронеже... —
приток Дона в южной, прилегающей к Половецкой степи окраине Рязанской
земли.
[3] ...на Резань... — Старая
Рязань находилась на крутом берегу Оки верстах в четырех от устья реки
Прони. Нынешняя Рязань — другой древний рязанский город, известный первоначально
под именем Переяславля Рязанского.
[4] Юрий Ингоревич Резанский —
В летописях известен Юрий Игоревич Рязанский — сын князя рязанского
Игоря Глебовича; на рязанский княжеский стол он вступил в 1220 г.
[5] Георгий Всеволодович Владимирский
— великий князь Владимирский Георгий (Юрий) Всеволодович, сын великого
князя Владимирского Всеволода III Юрьевича (Большое Гнездо).
[6] Давид Ингоревич Муромский
и Глеб Ингоревич Коломенский — В летописях не упоминаются.
[7] Олег Красный — По «Повести»
— брат Юрия Ингваревича. В действительности он был, по-видимому, не
братом, а племянником Юрия Ингваревича.
[8] Всеволод Пронский — очевидно,
Всеволод Глебович Пронский, сын князя рязанского Глеба Ростиславича,
отец «Кир» Михаила Пронского. Однако по летописи Всеволод Пронский погиб
значительно раньше — в 1208 г.
[9] Федор Юрьевич Резанский —
По «Повести» — сын князя Юрия Ингваревича Рязанского, князь Заразска.
В летописях ни он, ни его жена Евпраксия, ни сын Иван Постник не упоминаются.
[10] ...с великою княгинею —
мать Юрия Ингваревича — Агриппина Ростиславовна в летописях не упоминается.
[11] ...великого князя Ингоря
Святославича — Кто такой Ингварь (Игорь) Святославич — неясно. Рязанские
князья — потомки Игори Ольговича (умер в 1194 г.). Возможно, Игорь Ольгович
эпически переосмыслен здесь как Игорь Святославич, герой «Слова о полку
Игореве»; художественные традиции этого произведения легко могли перейти
в Рязанскую землю через соседнюю Черниговщину.
[12] ...сродником своим Борису
и Глебу — Борис и Глеб, сыновья Киевского князя Владимира I Святославича,
от которого пошел род всех русских князей. См. также прим. на стр. 740.
[13] ...град Прънескъ... —
Пронск — город на реке Прони. В летописях впервые упоминается под 1186
г.
[14] ...град Бел... — Белгород
в Рязанской земле, ныне Белгородище, недалеко от Венева.
[15] Ижеславецъ — в летописях
не упоминается.
[16] ...страстоположник Стефан
— святой Стефан, мученик первого века н. э., был побит камнями за
отстаивание христианской веры.
[17] ...богатство резанское и
сродник их киевское и черъниговское... — Старинные связи Рязани
с Черниговом и Киевом подтверждаются и археологическим материалом.
[18] ...поиде на град Суздаль
и Владимеръ... — От Рязани войска Батыя двинулись на Владимир окружным
путем через Коломну в Москву, чтобы отрезать Юрию Всеволодовичу Владимирскому
пути к отступлению. Под Коломной Батый разбил войска Юрия Всеволодовича.
Захватив Москву, Батый направился на Владимир. Одновременно особый отряд,
посланный Батыем, занял Суздаль. 7 февраля Владимир пал. Татары подвергли
Владимир страшному опустошению.
[19] Евпатий Коловрат — нигде,
кроме «Повести о разорении Рязани Батыем», не упоминается. В некоторых
других редакциях «Повести» он наделен отчеством: Львович.
[20] Ингварь Ингоревич — брат
Юрия (Георгия) Ингваревича; это видно из того, что Ингварь находит «матерь
свою» Агриппину Ростиславовну — она же по повести и мать Юрия. Однако
по летописи Ингварь Ингваревич умер уже в начале 20-х гг., и Юрий Ингваревич
наследовал ему на рязанском княжении.
[21] ...шурича своего Хостоврула...
— Шурич — сын шурина (слово редкое).
[22] Санчакбей — знаменосец,
военачальник; слово тюркского происхождения (санчак в тюркских языках
— знамя).
[23] Михаил Всеволодович Черниговский
— Михаил Всеволодович — князь черниговский с 1225 г.
[24] ...на агаряне... — Восточные
мусульманские народы в средние века признавались потомками легендарных
библейских персонажей — Авраама и его рабыни Агари (отсюда и их название
«агаряне») через сына Измаила (отсюда другое их наименование в средние
века — «измаилтяне»). Сами мусульмане считали себя потомками Авраама
и его жены Сарры (отсюда их наименование «сарацины»).
[25] Сии бо государи рода Владимера
Святославича... внучата великого князя Святослава Олговича Черниговьского
— Рязанские князья — потомки князя Владимира Святославича через
его правнука Ярослава Святославича. Возведение генеалогии рязанских
князей к Святославу Ольговичу Черниговскому или Киевскому (герою «Слова
о полку Игореве») — неверно.
[26] ...и ласкою своею многих
от неверных царей, детей их и братью к собе приимаста, и на веру истиную
обращаста — Имеются в виду «аманаты» (заложники из детей знатных
родов), которых русские князья до нашествия Батыя брали у степных народов
для предотвращения набегов и выполнения ими условий мирных договоров.
[27] А Кир Михаила Всеволодовича
Пронского... — Михаил Всеволодович Пронский в летописи известен
только один — сын пронского князя Всеволода Глебовича, но этот «кир
Михаил» («кир» — по-гречески господин) погиб в 1217 г.
|