Валерий сидит на берегу и уныло смотрит на удочки, а
Нинка пытается вырезать из ивового прута свистульку.
Свистулька не получается, потому что орудовать складным ножиком — не девчоночье дело. Возле Нинкиных ног валяется уже куча обрезков, но она все равно продолжает стругать.
— Лесу-то сколько извела! — хмыкает Валерий. — Давай-ка я подсоблю.
— Лови уж своих тайменей! — отмахивается Нинка. —
Я как-нибудь сама справлюсь. Обещал ухой угостить, а
тут рыбой и не пахнет.
Снисходительный тон и насмешливое лицо Нинки
бесят Валерия. Если бы на ее месте был парень, он бы
уже отведал Валеркиных кулаков. А с этой свяжись, так
не рад будешь: орать начнет, царапаться.
И бывает же так! Ну хоть бы какая-нибудь полудохлая
рыбешка клюнула! Вон в прошлое воскресенье только
пришел, раз — и, пожалуйста, окуня на килограмм вытянул. Ну, килограмма-то, может, и не будет, но все-таки порядочный был окунишка. А сегодня не везет, хоть тресни. Видно, не зря говорят старые рыбаки — они все приметы знают, — что женщину с собой брать — плохое дело.
Правда, Нинка не женщина, а девчонка, но вот поди ж
ты! Видать, есть в ней что-то такое. Неспроста же рыба
нюхать крючок не хочет, не то чтобы клевать.
Но вдруг лицо мальчика застывает в напряжении, губы
вытягиваются, рука шарит по траве, нащупывает конец
удилища. Поплавок то ныряет, то ложится набок, то, мелко подпрыгивая, плывет в сторону. «Пора! Пора!»
Валерий с силой дергает удилище, но не чувствует знакомых толчков, похожих на биение пульса, какие бывают, когда на крючке мечется рыба. «Сорвалась!» — холодея, думает он. Нет, над водой мелькнуло что-то похожее
на продолговатый ивовый листок. Малявка!
— Выворотил? — слышит он позади себя ехидный голос. — Может, тебе помочь?
— Замри лучше! — кричит Валерка и с силой кидает в воду снятую с крючка малявку.
Рыбка некоторое время плавает на боку, кругами, потом, вяло пошевеливая хвостиком, исчезает в глубине.
— Ушел таймень... — со вздохом говорит Нинка.
— И ушел! А тебе-то что?
— Да мне-то ничего. Ушел и ушел. Пусть себе плавает. А вот ты — вральман!
— Кто вральман? Я?!
— Конечно, ты! Зимой хвастался про рыбалку. На словах чуть ли не китов вытаскивал. «Удилище в дугу! Леска
трещит!» Эх ты! Еще и меня сговорил. Пойдем, мол, сама
увидишь. Ну и увидела. Вон какое чудовище вытащил.
Смех! Все вы, рыбаки, — вральманы!
Валерий сражен.
— Клева сегодня нет, — уныло оправдывается он. —
Может, к вечеру начнется...
— А ну тебя! — машет рукой Нинка. — Пойду лучше
цветы собирать, а ты сиди, колдуй, если не надоело, авось лягушка клюнет!
Напевая, Нинка бежит от берега по нескошенному лугу.
О ее спину бьются две светлые прядки, похожие на древесную стружку. На бегу трепещет подол красного в горошек платья.
Проводив ее взглядом, Валерий поднимает с земли
складной нож, кладет в карман. Потом, повертев в руках
неумело обструганную палочку, швыряет в воду, целясь в поплавок.
— Ну и уходи! — сердито бурчит он. — Подумаешь,
горе какое! Еще вральманом обзывает... А я виноват, что ли, раз рыба не клюет!
Валерий расстроен. Ему хочется махнуть рукой на эту
самую рыбалку и побежать за Нинкой, но он робеет:
«Опять просмеивать начнет. Ей только на язык попадись. Ну ее!»
Он ложится на спину и смотрит в небо. Рыбалка ему
опротивела. Глаза сами собой смыкаются. Сквозь дремоту он чувствует, что по лицу кто-то ползает. Валерий морщится, шевелит губами, но назойливая козявка не отстает. Он с досадой открывает глаза: рядом сидит Нинка и с
видом заговорщика водит стебельком ромашки по его лицу.
— Баламутка ты! — сердито отмахнувшись, говорит Валерий.
Нинка прыгает на одной ноге, хохочет от восторга, но
вдруг неожиданно умолкает.
— Валерка! — горячо шепчет она. — Валерка! Клюет!
— Отчепись!
— Валер! Правда, клюет! Не вру!
— Ну и вытаскивай, если не врешь.
— Вот еще! — подергивает Нинка плечом. И вдруг
резко подается вперед. — Во! И у другой удочки клюнуло.
Валерий не отзывается.
Тогда Нинка, откинув в сторону букет, подскакивает к
удочке. Она вытаскивает ее не так, как это делают настоящие рыбаки, а пятится вместе с удилищем назад. Возле самого берега бьется на крючке сорога.
— Поймала! Поймала! — вопит Нинка и волочит удочку по траве, подальше от воды. — Валерка, гляди, рыбку поймала! Беленькая, с красными плавниками! Ох и красивенькая! Валерочка, сними ее, пожалуйста, с крючка, она прыгает.
— Поймала, сама и управляйся, — бубнит Валерка, поднимаясь с земли и берясь за другую удочку.
Через секунду он снимает с крючка небольшого
подъязка. Потом наживляет червяка и закидывает удочку снова.
Приближается вечер.
Рыба начинает клевать. Валерий не спускает глаз с поплавка.
— Валер! — слышится позади заискивающий голос Нинки. — Надень на крючок червячка, а?
— Хочешь удить, наживляй сама, — хмурится Валерий.
— Чтоб я до такой гадости дотронулась?! Ни за что!
— Тогда не приставай!
Нинка умолкает. Запустив руку в ведерко, она вытаскивает свою сорожку и любуется ею. На носу и в волосах Нинки поблескивают рыбьи чешуйки, похожие на черемуховые лепестки.
Валерий подряд выкидывает на берег двух ельцов, и
Нинка не выдерживает. С брезгливой гримасой берет она
в руки червяка и пытается нацепить его на крючок. Червяк извивается и, вывернувшись из Нинкиных рук, поспешно уползает в землю. Нинка берет другого и цепляет его за середину.
Валерий исподтишка наблюдает за ней.
— Девчонка ты и есть девчонка! Дай-ка сюда! — снисходительно говорит он. — Тоже мне, рыбак сыскался.
— Не задавайся, пожалуйста. Если хочешь знать, у меня и так клюнет.
— Как же, клюнет! Жди! Что, думаешь, у рыбы ума
нет? У ней ума будь здоров сколько, — поучающим тоном
говорит Валерий. — Вот, гляди: надо крепко держать червяка и продевать ему крючок в утолщенное место — это у него вроде головы... Ну, ловись рыбка большая и маленькая! — Валерка с чувством плюет на скорчившегося червяка и закидывает удочку. — Рыбачь давай. Самый клев начинается.
Минут через пять Нинка выбрасывает на траву вторую сорожку. Ей удивительно везет на сорогу. Нинку охватывает рыбацкий азарт. Чтобы подразнить свою напарницу, Валерий начинает мурлыкать песню.
— Замолчи, несчастный! — шипит Нинка.
Валерий ухмыляется и замолкает.
«Нет, что ни говори, может, там какие приметы и
есть, — никто не спорит, а с Нинкой стоило идти на рыбалку. Есть в ней что-то такое и этакое», — одобрительно думает Валерий.
Не прошло и часу с тех пор, как начался клев, а они
уже наловили полное ведерко. И по количеству пойманной рыбы Нинка всего на какую-то малость отстала от Валерия.
Он продолжал настороженно следить за поплавком. А
Нинка в напряженной позе стояла рядом. Платье ее было
перепачкано глиной, волосы растрепались.
Погода стала меняться.
Из-за гор выплыли густые облака, белые и пузыристые, словно мыльная пена. Вначале плыли светлые облака, вслед за ними поползли серые, потом — совсем темные. Солнце, клонившееся к закату, нырнуло в тучи раз,
другой, мелькнуло в голубом разрыве и скрылось. Стало
тихо и сумрачно. Налетел откуда-то ветер, зашумел кустами, понес длинные паугины, сухие листья, бросил их на воду и погнал по реке, как стайку утят. Поплавки закачались.
— Нинка, сматывай удочки, дождь будет!
— Посидим еще, Валер. Маленько посидим, а?
— Как хочешь. Вообще-то, перед дождем самый клев бывает.
— Тогда посидим. Дождь-то теплый. Лето ведь.
— Ладно. В случае чего в ледорез спрячемся. Вон, пониже, ледорезы на реке стоят. Там сверху железо, не промокнем.
Рыба и правда стала лучше клевать. Но теперь ветер
дул беспрерывно, и трудно было уследить за поплавками.
Валерий еще кое-как различал клев и вовремя подсекал
рыбу, а Нинка дергала леску наудачу и злилась: ловиться у нее стало хуже.
Ветер налетел с новой силой, сморщил гладь реки, приземлил кружившихся ворон. Потом на несколько минут наступила тишина. Казалось, все живое кругом притаилось, ожидая чего-то. Но вот в кустах зашуршало, на воде
появились мелкие кружки от первых капель. И вдруг разом, сплошной полосой хлестнул дождь. Река мигом покрылась лопающимися пузырьками.
— Бежим, Нинка! — с каким-то радостным возбуждением закричал Валерий и вскочил с места.
— Бежи-им! — послышался приглушенный дождем голос, и рядом с Валерием очутилась девочка, мало чем похожая на прежнюю Нинку. Платье плотно прильнуло к ее
телу, отчего Нинка казалась очень тоненькой. Мокрые
волосы прилипли ко лбу, шее, вискам, глаза сияли озорством.
Валерий вырвал у Нинки удочку, схватил ее за руку, и
они помчались по мокрой траве.
— Стой! — скомандовал наконец Валерий. — Побрели!
Они спустились в воду. Нинка охнула и тотчас же,
перекрывая шум дождя, скороговоркой запела:
Дождик, дождик, пуще,
Дам тебе гущи!
Дождик, дождик, припусти,
А мы спрячемся в кусты...
Валерий помог Нинке забраться в ледорез, передал ей
удочки и ведерко с рыбой.
— Пригнись, а то шишку посадишь, — предостерег он,
влезая в убежище и усаживаясь рядом с Нинкой на толстое бревно крестовины.
Сидели они долго. Дождь не переставал. Он стучал по
железной обшипко ледореза, и казалось, что там, наверху, сотни голодных кур торопливо клюют овес.
Нинка поежилась, зябко передернула плечами. Валерий потянул ее за мокрый рукав платья:
— Подвинься ближе, а то совсем замерзнешь.
— Вот еще! Сам не замерзни!
— Двигайся, говорю, нечего нос задирать! — грубовато добавил Валерий, и Нинка, будто нехотя, подсела ближе.
Смеркалось. В убежище было таинственно и тихо. Ребята сидели молча. Глаза Нинки затуманились, начали закрываться, а голова склонилась на плечо Валерия. Она
задремала. Валерий сидел, неловко подвернув ноги и сдерживая подступивший кашель. Рука, которой он опирался о крестовину, занемела, но он терпел, не двигался. Лицо
его горело, вид был растерянный...
А дождь все шумел и шумел.
1952
Источник: Астафьев В.. Собрание сочинений в пятнадцати томах. - Красноярск: Офсет, 1997
|
