В России, в столичном граде Москве, был некий знатен дворянин,
именем Дмитрий, добронравием, смелством, храбростию и учтивством
зело украшен и ко всякому добродеянию весьма был рачителен и бедных
призирал, за что ему всемогущий бог даровал сына лепообразна юношу,
которому равное красоте его имя дадеся Александр. И еще Александру
в малом возрасте сущу дивитися было достойно, понеже от природы
данной разум в нем так изострился, что философии и прочих наук достигл
и склонность же его была более в забавах, нежели во уединении быть.
Егда Александр умеренную силу в себе познал и двонадесятный возраст
приспе, тогда возревновах красоту маловременно жизни света сего
зрети, пришел ко отцу своему Дмитрию и просил сице: «Любезнейший
и дражайший отче, желание мое нестерпимо мучит мя, еже бы от вас
милости испросити, — и, конечно, бессовестная моя была бы дерзость,
ежели бы не образцы многие тому свидетельствовались: понеже во всем
свете до единого обычая имеют чад своих обучати и потом в чуждые
государства для обретения вящей чести и славы отпускают, — того
ради и я, ваш раб, взял намерение вначале благословение и к путешествованию
позволения у вас испросити. Знаю, государь, что горячность и отеческая
любовь ваша в разлуке, конечно, советоват[ь] не будет, однакож покорнейше
прошу: учините мя равно с подобными мне, ибо чрез удержание свое
можете мне вечное поношение учинити, — и како могу назватися и чем
похвалюся? Не токмо похвалитися, но и дворянином назватися не буду
достоин! Сотворите милость, не допустите до вечного позору!» Егда
услышили отец и мати сына своего неотступное прошение, слезно увещевали
и многими ласковыми разговоры намерение его развращали; однакож
крепкое желание его оного ни отчее и матерное слезное рыдание призирало,
и не могли никак склонить. И дав благословение и на знак памяти
2 кольца золотые с драгоценными камени под запрещением, еже бы ни
для какой страсти никому не отдават[ь], вручили ему. И егда Александр
благословение и позволение получил, исполнился великой радости,
повеле седлати коней, благополучно, взяв с собою единого раба именем
Евпла, от дому отыде и чрез несколько дней до Парижа столичного
францужского града достиг. И не восхоте в том себя показат[ь], стал
на квартиру града того у купца именем Кера, у которого в дом[е]
слышит от рабов купцовых часто воспоминаемый град Лилл. Желанием
Александр уязвился и конечное намерение взял, чтоб ради смотрения,
достоин ли такой великой хвалы, ехать на утре повеле рабу своему
быти в намеренный путь готову; и взяв с собою потребьные, поехали.
И как в близости достиг и око его зрети красоту града оного допустило,
то всем сердцем возрадовался, якобы что и свое получил, и по той
радости усумнился, рече в себе: «Великие и изрядные грады прошел
и видев, основание тех радости же мне никакой тогда не было ни еже
оком, — токмо возмог зрети сей град Лилл — и порадовался безмерно:
сего признаваю, либо буду в сем граде в великой чести, или в несносной
погибели причастен!» Однакож, приехав, нанял квартиру близ пасторских
полат и жил долгое время в великих забавах так, что живущие во оном
граде Лилле, красоту лица и остроту ума его усмотря, между всеми
приезжими ковалеры первенством почтили. Но в един от дней к вечеру
наиде на Александра незапное уныние, от которого никоими забавами
избавитися не мог; и взяв флет-реверн, начал играти и мало тем себя
увеселил, но игра его бы[ла] слышна в пасторских полатах, которые
близ квартиры его стояли; и такое его флет-реверн подавал приятное
играние, что пасторская дочь от сна пробудилас[ь] и послала девку,
именем Акиллию, проведать, кто играет, а сама села близ окна и с
великим умилением слушала. Девка, пришед на квартиру Александрову,
у раба его Евпла спрашивала, кто играет, на что Евпл отвещал: «Господин
мой от уныния забавляется!» Александр, слышев девичий разговор,
вышед, вопросил ее сице: «Что от раба моего требуеши? И откуда еси
ты?» Она ему отвещала «Государыня моя Элеонора, града сего пасторская
дочь, прислала меня на квартиру вашу проведат[ь], кто играет: понеже
де игра оная в великое желание к слушанию ее привлекла». Александр
рече: «Покажи мне государыню свою, чтоб я знал о себе, ей как сказаться!»
Раба усумнилась и долгое время в размышлении стояла и потом говорила
сице: «Ежели прямо желаешь государыню мою видеть, извольте выйти
на улицу и узрити ее в спальне, в окне седящую!» Александр, слыша
сие, скоро на улицу побежал, и поровнясь с пасторскими полатами,
устремился на все окна смотреть, и узрил ее в окне седящу, дивился
красоте ея. Элеонора ж, узрев Александра, возмнила быть некоему
шуту: того ради отворя окно, рече ему громко: «Чего, человече, желаеши?
Или мадел зданию снимаеши?» Александр отвещал: «О желании моем скоро
известна будишь!» И паки на квартиру возвратился и пришед посланной
девке подарил 20 червонных и просил, чтоб ему помощь учинила, как
бы с государынею ея по-знаться. Она же обещала возможно вспомогание,
а ради лучшего совета просила сроку до утра. Александр, отпустя
девку, размышлял много; способнейшего случая никоего не домыслился
и был всю ночь в великом диспорате [1]
. На утре же пришла к нему реченная девка и дала совет, чтоб
написал письмо, которое обещалась верно-вручить. Александр исполнился
великой радости о данном добром совете и написал письмо:
Дражайшая Элеонора,
моя государыня!
Кол[ь] велию печал[ь] беспокойство вчерашней ваш
вопрос во мне умножил и дивлюсь, как возмогла такое великое пламя
горячность с высоты во утробу мою вложить, которая меня столько
палит, что уже терпети не возмогу! Того ради покорно прошу, буди
врач болезни моея: ибо никоим дохтуром отъятой быти не может. Аще
же с помощию не ускоришь, страшуся, да не буди мне убийца! паки
молю, не обленись, с помощью зде предстани и ежели учиниши, припишу
корысти на сердце моем и верность моя до гроба не оскудяет, в которой
и днесь пребываю и склоннейши слуга.
Александр.
Написав и с реченною девкою ко Элеоноре послал. Девка же» излуча
время, государыне своей сице вручила: «Государыня моя,, не возымей
на меня, рабу свою, гнева за невольную мою продерзость; понеже письмо
сие понудил мя смертный страх вам государыне моей вручить. Сего
дни, как я пошла по валу, стретился мне тот ковалер, который вчерашнего
числа от уныния забавлялся, и отдав мне сие письмо, приказал вам
вручит[ь] и оказал, ежели не вручу или дам кому прочесть, закаялся
живым богом, что меня, конечно, умертвит!»
И Элеонора, взяв письмо с великим недоумением, рассуждала об нем
и подписала на том же письме сице:
Надежду вручаю,
Просьбы ожидаю,
Желанное получишь,
А здравие погубишь! —
и послала с тою же девкою ко Александру. Александр о получении
письма возрадовался, и егда несклонность Элеонорину уразумел, притворил
себя, якобы изумлен стал. Девка Акиллия, виде Александра изумленна,
ужаснулас[ь], и не дождась от Александра приказу, ушла и случившаяся
с ним Элеоноре поведала. Тогда Элеонора, хотя и сожелела, а объявлять
ему запретила, ибо желание ея было, чтоб познат[ь] ковалерское сердце,
сколько крепко противу женска. Александр, размышляя о несчастии
своем и надежды, и притворил себя так, что можно его изумленным
тогда назвати было, отчего наконец и в сущую жалост[ь] пришел...
Того ради, ища себе увеселения, пошел за город и нашел место прохладное
и воздух приятный, на оном возлеже лицеи ко граду, взирая нан[ь]
и несчастия своя воспоминая, прослезился, и тако в .размышлении
о несклонной элеонориной любви долгое время пребыв тут, запел арию:
Дивну красоту твою, граде Лилл, я ныне зрю:
Врата имашь, позлощенные,
А внутри копие изочренные!
Почто чинишь со мною прю?
Стенами крепчайшими отвсюду окружен;
Здание предивно имашь,
В руце держишь палашь!
С тобою уязвлен!
К ней похвалы имам днесь предати,
Храбрость мою уничтожил,
Печаль во мне умножил!
Покинь стрелы метати!
В себе драгоценнейший камень бралиант имашь,
Ах, Элеонору деву,
Полну ярости и гневу!
Помощи мне в том не дашь, —
Зрю фартуна злящая мною ныне владеет,
Несчастие ко мне течет
И ко гробу уже влечет!
Что мне в помощь успеет?..
И окончив сию арию, пошел с того места до своей квартиры; и в
великой той печали многие дни по граду ходил. Жители же того града
Лилла, хотя и о причине несчастия его ведать и много вопрошати покушались],
но Александр не сказывал. И по многом александровом сумнении прииде
нань жестокая горячка, и в том великом жару, невем, како в пасторские
полаты вшел. И пришед пред лицо Элеоноры, рече: «Что со мной знай
чинити!» И паде на землю, ибо не мог более болезни ради стояти.
Тогда Элеонора в великий прииде ужас и рече: «ах, какая проклятая
девица! такового изрядного и чести достойного ковалера несклонностию
своею и гордым ответом в конечную погибел[ь] привела!» И взяв Александра
Элеонора с рабою своею Акиллиею и снесоша на квартиру и положиша
на одр. Тогда Элеонора, взирая на Александра, многие слезы испускала,
и так в себе смутилась, что чрез великую силу Акиллия Элеонору от
Александра отвела; а пришед Элеонора во свою спальну, проклиная
себя, неутешно плакала и в тех слезах пела арию:
Счастие, Элеонора, сама ты погубила!
Нанесла печаль своей младости!
Гордым ответом болезнь возбудила,
Коей причастна ныне сладости!
Кою пользу гордостию себе, бедная, сотворила?
В чем себя более признаваешь?
Здравия почто ты себя лишила,
А в горести уже пропадаешь!
Прииди, любезнейший! изми мя от злейшия муки
И не дай напрасно погибати!
Ускори мне в помощь и простри руку,
Не имам, на кого уповати!
Акиллия, видев государыню свою, неутешно плачущу, пошла ко Александру
и обрете его в болезни сущей, — того ради не имела ко увеселению
государыне своей ничего достать, взяла раба его Евпла с собою и
просила, чтоб Элеоноре донесть, будто Александр уже здрав и поехал
для увеселения в поля гулять. Евпл же, не хотя Акиллии преслушат[ь],
вскоре пошед ко Элеоноре и донес, что государь его Александр уже
здрав и поехал гулять в поле. Элеонора, слуша сие, хот[ь] мало и
порадовалас[ь], однакож познав неправду, говорила Евплу сице: «Знаю,
свет мой, что ради увеселения мне Александрово здравие объявляешь,
однакож вем, что Александр при смерти лежит болен!»
А как Александр от болезни свободился, рече в себе: «Безумен есть
аз! коликие дни препроводил в муке ради негодной любви женской!
Ныне с чем возвращуся в дом отца моего? Не знав поля, не видав неприятеля,
не слышав ружейного стуку, како прислужуся монарху моему? и коим
достоинством пожаловати мя повелит? Аз же сим не токмо похвалятися
могу, но и приятелю сказати не могу под великим стыдом!» Однакож
желание конца мира зрети преодолело, и повеле призвати единого купца,
именем Ланже, которой Александру в знакомстве очень близок был,
и просил его, чтоб сделал [пир], а сам бы сею позвал бы купно с
протчими дамами пасторскую дочь Элеонору к себе. На что купец охотно
обещал учинить. И в третий день повеле стол готовить и созвал множество
дам и ковалеров, в том числе Элеонору. И Александр в то время сидел
с Элеонорою за особливым маленьким столом, которой к тому был приуготовлен,
а забавлялис[ь] в карты, и между тем Александр пел арию тихо для
того, чтоб Элеонора одна слышала...
[Александр и Элеонора горячо полюбили друг друга.
«Ни чрез какие волшебства и хитрости, когда любовь их развратите
было возможно», — замечает автор повести. Однако счастье влюбленных
было недолговременным: Александр увлекается Гедвиг-Доротеей, дочерью
генерала, изменяет своей возлюбленной. Элеонора от тоски, горя заболела,
и умерла. Недолго торжествовала свою победу Гедвиг-Доротея, — Александр
изменяет и ей, увлекшись красавицей Тиррой, дочерью гофмаршала.
Далее в повести описываются рыцарские подвиги Александра,
которыми прославился он на весь мир. Рыцаря Тигнанора, который одного
из самых сильных английских «кавалеров с единого разу надвое разделил»,
Александр легко побеждает: он его «так сильно в груди ударил, что
латы просекл и из седла вышиб, а потом копнем тупым концом ударил
и поверже на землю его, яко мертва». Александр, сражавшийся под
девизом рыцаря «Гнева и победы», своею силою и храбростию заслужил
такое уважение среди рыцарей, что в случае обиды какой-либо рыцаря
«Гнева и победы» за честь его «вся Европия восстанет», — говорится
в повести.
Александр погиб во время своих странствований,
но не в бою, а случайно: утонул во время купанья в море].
Примечания:
[1] То есть в расстройстве.
Источник:
Хрестоматия по русской литературе XVIII в. Сост. А.В.Кокорев - Л., 1965. - С.25-29.
|