ЗАКАТ МЕТАНАРРАЦИЙ
(или «закат больших нарраций») — парадигмальное основоположение постмодернистской
философии, заключающееся в отказе от фиксации приоритетных
форм описания и объяснения наряду с конституированием идеала организации знания
в качестве вариабельного. Идея З.М. сформулирована Лиотаром (в фундаментальной
для обоснования культурной программы постмодернизма работе «Постмодернистское
состояние: доклад о знании») на основе идей Хабермаса и Фуко о легитимации
как механизме придания знанию статуса ортодоксии, — по определению Лиотара,
«легитимация есть процесс, посредством которого законодатель наделяется правом
оглашать данный закон в качестве нормы». На основании «дискурса легитимации»
в той или иной конкретной традиции оформляются, по Лиотару, «большие нарраций»
(или метанаррации, «великие повествования»), задающие своего рода семантическую
рамку любых нарративных практик в контексте культуры. Джеймисон в аналогичном
контексте говорит о «доминантном повестовании» или «доминантном коде» (как
«эпистемологических категориях»), которые функционируют в соответствующей
традиции как имплицитная и нерефлексируемая система координат, парадигмальная
матрица, внутри которой «коллективное сознание» в рамках данного кода моделирует
«в социально символических актах» не что иное, как «культурно опосредованные
артефакты». Лиотар определяет до-постмодернистскую культуру как культуру «больших
нарраций» («метанарративов»), как определенных социокультурных доминант, своего
рода властных установок, задающих легитимизацию того или иного (но обязательно
одного) типа рациональности и языка. К метанаррациям Лиотар относит новоевропейские
идеи эмансипации и социального прогресса, гегелевскую диалектику духа, просветительскую
трактовку знания как инструмента разрешения любых проблем и т.п. В противоположность
этому культура эпохи постмодерна программно ориентирована на семантическую
«открытость существования» (Батай), реализуемую посредством «поиска нестабильностей»
(Лиотар), «ликвидацией принципа идентичности» (Клоссовски), парадигмальным
отсутствием стабильности как на уровне средств (см. Симулякр) и организации
(см. Ризома), так и на уровне семантики (см. Означивание). (Ср. с деконструкцией
понятия «стабильная система» в современном естествознании: синергетика и теория
катастроф Р. Тома.) Эпоха постмодерна — в его рефлексивной самооценке — это
эпоха З.М., крушения «метарассказов» как принципа интегральной организации
культуры и социальной жизни. Специфику постмодернистской культуры — с точки
зрения характерной для нее организации знания — Лиотар усматривает в том,
что в ее контексте «большие повествования утратили свою убедительность, независимо
от используемых способов унификации». Собственно, сам постмодерн может быть
определен, по Лиотару, как «недоверие к метаповествованиям», — современность
характеризуется таким явлением, как «разложение больших повествований» или
«закат повествований». Дискурс легитимации сменяется дискурсивным плюрализмом;
санкционированный культурной традицией (т.е. репрезентированный в принятом
стиле мышления) тип рациональности — вариабельностью рациональностей, фундирующей
языковые игры как альтернативу языку. — «Великие
повестования» распадаются на мозаику локальных историй, в плюрализме которых
каждая — не более чем одна из многих, ни одна из которых не претендует не
только на приоритетность, но даже на предпочтительность. Само понятие «метанаррация»
утрачивает ореол сакральности (единственности и избранности легитимированного
канона), обретая совсем иное значение: «метарассказ» понимается как текст,
построенный по принципу двойного кодирования (Джеймисон), что аналогично употреблению
соответствующего термина у Эко: ирония как «метаречевая игра, пересказ в квадрате».
— Девальвированной оказывается любая (не только онтологически фундированная,
но даже сугубо конвенциальная) универсальность: как пишет Лиотар, «конценсус
стал устаревшей и подозрительной ценностью». В условиях тотально семиотизированной
и тотально хаотизированной культуры такая установка рефлексивно оценивается
постмодернизмом как естественная: уже Батай отмечает, что «затерявшись в ночи
среди болтунов... нельзя не ненавидеть видимости света, идущей от болтовни».
Постмодерн отвергает «все метаповествования, все системы объяснения мира»,
заменяя их плюрализмом «фрагментарного опыта» (И.Хассан). Идеалом культурного
творчества, стиля мышления и стиля жизни становится в постмодерне коллаж как
условие возможности плюрального означивания бытия (см. Конструкция). Соответственно
этому, — в отличие от эпохи «метанарраций», — постмодерн — это, по определению
Фуко, «эпоха» комментариев, которой мы принадлежим». Постмодерн осуществляет
радикальный отказ от самой идеи конституирования традиции: ни одна из возможных
форм рациональности, ни одна языковая игра, ни один нарратив не является претензией
на основоположение приоритетной (в перспективе — нормативной и, наконец, единственно
легитимной) метанаррации. В качестве единственной традиции, конституируемой
постмодерном, может быть зафиксирована, по мысли Э.Джеллнера, «традиция отказа
от традиции» (см. «Мертвой руки» принцип). В отличие от модернизма, постмодернизм
не борется с каноном, ибо в основе этой борьбы лежит имплицитная презумпция
признания власти последнего, он даже не ниспровергает само понятие канона
— он его игнорирует. Как отмечают З.Бауман, С.Лаш, Дж.Урри
и др., универсальным принципом построения культуры постмодерна оказывается
принцип плюрализма (см. Ацентризм). В частности, как показано Б.Смартом, Ф.Фехером,
А.Хеллером и др., если модернизм характеризовался евроцентристскими интенциями,
то постмодернизм задает ориентацию на культурный полицентризм во всех его
проявлениях. (В этом контексте реализует себя практически безграничный культурно-адаптационный
потенциал постмодерна — см. Постмодернистский империализм.) Таким образом,
по Лиотару, «эклектизм является нулевой степенью общей культуры /см. Нулевая
степень — M.M./: по
радио слушают реггей, в кино смотрят вестерн, на ланч идут в McDonald’s, на обед — в ресторан с местной кухней,
употребляют парижские духи в Токио и носят одежду в стиле ретро в Гонконге».
Коллаж превращается в постмодернизме из частного приема художественной техники
(типа «мерцизма» К.Швиттерса в рамках дадаизма) в универсальный принцип построения
культуры (см. Коллаж). Сосуществование в едином пространстве не только семантически
несоединимых и аксиологически взаимоисключающих друг друга сколов различных
культурных традиций порождает — в качестве своего рода аннигиляционного эффекта
— «невозможность единого зеркала мира», не допускающую, по мнению К.Лемерта,
конституирования такой картины социальности, которая могла бы претендовать
на статус новой метанаррации. По выражению Джеймисона, «мы обитаем сейчас
скорее в синхронном, чем в диахронном /мире/». В этом плане перманентное настоящее
культуры постмодерна принципиально нелинейно: современная
культурная прагматика описывается Лиотаром как «монстр, образуемый переплетением
различных сетей разнородных классов высказываний (денотативных, предписывающих,
перформативных, технических, оценочных и т.д.). Нет никакого
основания полагать, что возможно определить метапредложения, общие
для всех этих языковых игр, или что временный консенсус... может охватить
все метапредложения, регулирующие всю совокупность высказываний, циркулирующих
в человеческом коллективе. По существу, наблюдаемый сегодня закат повествований
легитимации... связан с отказом от этой веры». Апплицируясь на различные предметные
области, концепция З.М. получает широкое рапространение и содержательное развитие.
Так, швейцарский теолог Г.Кюнг, полагая, что история христианства (как и любой
другой религии) может быть представлена как последовательная смена друг другом
различных парадигм вероисповедания в рамках одного Символа веры, которые ставятся
им в соответствие с метанаррациями (от «иудео-христианской парадигмы раннего
христианства» — до «просветительско-модернистской парадигмы либерального протестантизма»).
Современность в этом плане выступает для Г.Кюнга эпохой З.М.: по его
словам, современная культура осуществляет во всех областях поворот от моноцентризма
к полицентризму, — возникающий «полицентристский мир» демонстрирует «радикальный
плюрализм» как в концептуальной, так и в аксиологической областях, что в контексте
развития веры означает, что «пришел конец гомогенной конфессиональной среде».
С точки зрения Кюнга, это не только предполагает решение экуменистической
проблемы внутри христианства и снятие межрелигиозных коллизий на основе «максимальной
открытости по отношению к другим религиозным традициям», но и «означает...
новый шанс для религии» в смысле его адекватного места в культурном плюрализме
мировоззренческих парадигм. Применительно к когнитивным стратегиям современной
культуры идея З.М. инспирирует конституирование так называемой толерантной
стратегии знания, или «стратегии взаимности» (mutuality), — в отличие от доминировавшей
до этого в западной культуре жестко нон-конформистской «стратегии противостояния» (alterity). Дж.О’Нийл определяет «сущность
постмодернизма» именно посредством выявления присущей ему толерантной «политики
знания». — Согласно Дж.О’Нийлу, в западной традиции
последовательно реализовали себя две «политики знания: политика «альтернативности»
и политика «множественности». — Если первая, развиваемая
в качестве дисциплинарной, связывается им с неклассической философией от Парсонса
до М.Вебера (включая марксизм), то вторая представлена именно постмодернизмом
с его стратегической ориентацией на предполагающее плюрализм версий миро-интерпретацией
«взаимное значение». Таким образом, постулируя повествовательные стратегии в качестве основополагающих
для современной культуры, философия постмодернизма генерирует идею программного
плюрализма нарративных практик: «постмодерн... понимается как состояние радикальной
плюральности, а постмодернизм — как его концепция» (В.Вельш). Если
модернизм, по Т.Д’ану, «в значительной степени обосновывался авторитетом метаповествований»,
намереваясь с их помощью обрести утешение перед лицом разверзшегося «хаоса
нигилизма», то постмодерн в своей стратегической коллажности, программной
нестабильности и фундаментальной иронии основан на отказе от самообмана, от
ложного постулирования возможности выразить в конечности индивидуальности
усилия семантическую бесконечность сущности бытия, ибо «не хочет утешаться
консенсусом», но открыто и честно «ищет новые способы изображения...
чтобы с еще большей остротой передать ощущение того, чего нельзя представить»
(Лиотар), однако различные оттенки чего можно высказать и означить в множащихся
нарративах. Базисным идеалом описания и объяснения действительности выступает
для постмодерна идеал принципиального программного плюрализма, фундированный
идеей З.М.
М.А. Можейко
|