|
ВОЛЯ К ИСТИНЕ —
понятийная структура постмодернистской философии, обозначающая один из социокультурных
инструментов организации (ограничения) дискурса, позволяющих говорить о том
или ином конкретном (конкретно-историческом) порядке дискурса — в отличие
от имманентно плюральной дискурсивности как таковой (см. Дискурс, Дискурсивность).
В ряду иных механизмов конституирования порядка дискурса (см. Порядок дискурса)
В.кИ. может быть специфицирована по отношению к другим подобным механизмам
(см. Комментарий, Дисциплина) по тому параметру, что регламентирует дискурс
по критерию характера его процессуальности (как, например, «дисциплина» —
по критерию предметности, «комментарий» — по инструментальному критерию и
т.д.). Понятие «В.кИ.» конституировано Фуко (вслед за ницшеанской «волей к
власти» — см. Воля к власти) в контексте анализа социокультурных механизмов
контролирования и ограничения дискурсивных практик [см. «Порядок дискурса»
(Фуко)] и выступает парной по отношению к понятийной структуре «забота об
истине» (см. Забота об истине). Последняя характеризует дискурсивность как
таковую, обозначая в понятийной системе постмодернизма своего рода истинностную
интенциональность дискурсивности, проявляющуюся в спонтанной креативности,
перманентной готовности к продуцированию истины, что, разумеется, предполагает
осмысление истины в качестве плюральной (см. Игры истины). В отличие от этого,
В.кИ. однозначно ориентирована на продуцирование истины одного определенного
типа, а именно того, который санкционирован данной культурой (см. Легитимация,
Истина), — ее процессуальность разворачивается как линейный вектор именно
к этой истине. В этом отношении В.кИ. трактуется постмодернизмом как
своего рода интерпретационное насилие над предметностью: по оценке Фуко, «воля
к истине ... имеет тенденцию оказывать на другие дискурсы своего рода давление
и что-то вроде принудительного действия». В сфере философской рефлексии над
собственными парадигмальными основаниями эта процедура осмысливается в качестве
экспликации наличного ноуменального смысла как отдельных феноменов, так и
бытия в целом (см. Логос), что, по Фуко, исключает парадигмальный плюрализм
истины как таковой. Таким образом, с точки зрения постмодернизма, В.кИ. непосредственно
сопряжена с такими глубинными характеристиками культуры западного типа, как
логоцентризм и метафизика (см. Логоцентризм, Метафизика), и в этом отношении
может быть рассмотрена в качестве феномена, природа которого, в сущности,
принципиально линейна: процессуальность ее имеет место тогда, «когда можно
не делать ничего другого, как только разворачивать то, что имеешь в голове»
(Фуко). В этом контексте Фуко определяет В.кИ. в качестве «удивительной машины,
предназначенной для того, чтобы исключать», — исключать все возможные версии
истины, помимо той, которая может быть конституирована в контексте доминирующих
в данной культурной среде метанарраций (см. Метанаррация), вписана в сложившуюся
в рамках соответствующей дисциплины картину мира, адаптирована к принятой
системе аксиологических шкал и т.п. Поставив себя на службу истине в одном,
избранном, ее варианте, В.кИ. под маской этого служения фактически пресекает
разворачивание плюрализма истин (см. Игры истины, Забота об истине), что условно
можно обозначить как верность истине — в ущерб Истине с большой буквы. По
оценке Фуко, именно такая, заданная исходными правилами познавательного канона
«истина берется оправдать запрет» собственного развития; именно такая истина,
возомнившая себя окончательной, готова выступить критерием любой адекватности
(и в силу этого, например, даже «определить безумие» — см. Безумие). Аналогично,
по Фуко, «нет ничего более непрочного, чем политический режим, безразличный
к истине; но нет ничего более опасного, чем политическая система, которая
претендует на то, чтобы предписывать истину» (ср. с опасностью феноменов «ценностно-рационального
поведения» у М.Вебера и «пассионарного поведения» у Л.Гумилева). Линейность
В.кИ. не остается безразличной и для разворачивания философской традиции,
во многом деформируя и сужая последнюю: именно в силу своей принципиальной
линейности, однозначности и узости видения истины как таковой подлинная сущность
В.кИ. как орудия нормирования и ограничения процессуальности дискурса по производству
истины, по оценке Фуко, остается не проясненной в рамках классической философии.
За пределами рефлексии классической философии над своими когнитивно-методологическими
основаниями остается обрисованная интенция В.кИ. на пресечение альтернативных
интерпретаций исследуемой предметности. Однако если на протяжении многовекового
развития культуры западного типа линейность культивируемых дискурсивных практик
не была критически осмыслена (под маской служения истине об этих практиках
«говорили менее всего», ибо по отношению к В.кИ. «истина, которую она волит,
не может эту волю не заслонять»), то применительно к неклассической культуре
ее уже «все труднее обойти вниманием» (Фуко). И хотя современная культура
(в исторической развертке от Ницше до А.Арто и Батая) делает этот феномен
непосредственным предметом своего рассмотрения, тем не менее, по оценке Фуко,
мы по-прежнему практически «ничего не знаем о воле к истине». В рамках парадигмы
постметафизического мышления (см. Постметафизическое мышление) философия постмодернизма
подвергает феномен В.кИ. рефлексивному анализу, который в данном контексте
не может не выступить одновременно критикой — тем более сокрушительной, что
в рамках классической философской традиции статус В.кИ. как когнитивного феномена
оказывается практически изоморфным статусу мифологии в культуре традиционной:
она самодостаточна в своем функционировании — до тех пор, пока не поставлена
под сомнение. Анализируя конкретно-исторические версии В.кИ., Фуко показал,
что уже в рамках античной культуры имманентная нелинейность дискурса, характерная
для него процессуальная «забота об истине» сталкивается «с волей к правилу,
с волей к форме, с поиском строгости». Наиболее значимым для Фуко в этом контексте
выступает вопрос: «Как эта воля образовалась? Является ли эта воля к строгости
лишь выражением некоторого фундаментального запрета? Или, напротив, она сама
была матрицей, их которой затем выводились некоторые общие формы запретов
/см. Диспозитив семиотический — М.М./. Аналитика механизмов
и условий протекания указанных культурных процедур составляет предмет интереса
Фуко в позднем периоде его творчества [см. «История сексуальности» (Фуко),
«Порядок дискурса» (Фуко), «История безумия в классическую эпоху» (Фуко)].
М.А. Можейко
|
