|
«СЛОВА-БУМАЖНИКИ»
— метафора Делеза, выражающая авторскую версию артикуляции базовой для постмодернистской
философии идею версификации (ветвления) процесса смыслообразования в процедурах
означивания (см. Означивание). Исследуя процессы смыслообразования (в частности,
при чтении Кэрролла), Делез фокусирует внимание на особых (так называемых
«эзотерических») словах — «двусмысленных знаках», которые он называет «С.-Б.».
С одной стороны, эти слова, как правило, являются «синтетическими», т.е. составлены
из семантически узнаваемых сколов нескольких (как правило, двух) других слов.
Классическим примером является кэрроловский «Снарк»: Snark как контаминация
shark (акула) и snake (змея); аналогичны (в русскоязычной кальке): «злопасный»,
«шарьки», «пыряться», «хливкие», «хрюкотать», «зелюки», «грызжущий», «прыжествуя»
и т.п. Однако, согласно Делезу, «эзотерическое слово с простой функцией сокращения
слов внутри единичной серии («ваш-ство») словом-бумажником не является». Принципиальное
отличие заключается здесь в том, что «вашство» (y'reince) как сокращенное
«ваше высочество» (Your royal Highness) подразумевает возможность единственного
прочтения, — в то время как за «С.-Б.» стоит не только синтез, но и — обязательно
— дизъюнкция, причем дизъюнкция исключающая. Соответственно этому Делез формулирует
«общий закон «С.-Б.», согласно которому мы «всякий раз извлекаем из такого
слова скрытую дизъюнкцию». По оценке Делеза, «С.-Б.» специфичны тем, что «основаны
на строго дизъюнктивном синтезе»: в зависимости от того, как будет прочитано
это слово, может распахнуться — подобно отделению бумажника — та или иная
серия возможной текстовой семантики, т.е. одна из возможных версий прочтения
(см. Экспериментация). В этом отношении метафора «С.-Б.» в текстологической
концепции постмодернизма несет ту же смысловую нагрузку, что и понятие «бифуркационного
выбора» в синергетике: и то и другое фиксирует феномен версификации эволюционных
траекторий рассматриваемой системы. Делез анализирует под этим углом зрения
ситуацию, моделируемую Кэрроллом в предисловии к «Охоте на Снарка»: на вопрос
«Кто король? Говори, голодранец, или умри!», Шеллоу, выбирающий между Ричардом
и Вильямом, отвечает «Рильям». Рассматривая, таким образом, «С.-Б.» как синтетическое
и дизъюнктивное одновременно, Делез эксплицитно задается вопросом, «при каких
условиях дизъюнкция бывает синтезом, а не аналитической процедурой исключения
предикатов какой-либо вещи ради тождества ее понятия». Именно посредством
«С.-Б.», по оценке Делеза, «каждая «вещь» раскрывается навстречу бесконечным
предикатам, через которые она проходит, утрачивая свой центр — то есть свою
самотождественность. На смену исключению предикатов приходит коммуникация
событий». В ходе этой коммуникации оформляются соответствующие «серии смысла»,
т.е. хронологически связанные и семантически связные (и при этом вариативно
плюральные) событийные ряды: «сущности множатся и делятся; все они — плод
дизъюнктивного синтеза». Указанная «коммуникация события», т.е. интегральное
кооперирование сингулярных событий в семантически значимую серию, фактически
изоморфно по своему механизму и статусу «кооперации» молекул на микроуровне
самоорганизующейся системы в синергетике (см. Синергетика): «функция слова-бумажника
всегда состоит в ветвлении той серии, в которую оно вставлено. Вот почему
оно никогда не существует в одиночестве. Оно намекает на другие слова-бумажники,
предшествующие ему или следующие за ним и указывающие, что любая серия в принципе
раздвоена и способна к дальнейшему раздвоению». Именно в этом, креативном,
смысле «С.-Б.», согласно Делезу, «основано на строгом дизъюнктивном синтезе».
Таким образом, «слова-бумажники неотделимы от проблемы, которая разворачивается
в ветвлении серии», — и «именно функция разветвления и дизъюнктивный синтез
дают подлинное определение слову-бумажнику». Концепции «С.-Б.» Делеза во многом
близка бартовская идея «отправных точек» смысла. Двигаясь в парадигме понимания
смысла как результата означивания текста в процессе чтения, Р.Барт полагает,
что «важно показать отправные точки смыслообразования, а не его окончательные
результаты». Эти «отправные точки» выступают своего рода «пунктами двусмысленности»
или «двузначностями» текста, — «текст ее /трагедии — M.M./ соткан
из двузначных слов, которые каждое из действующих лиц понимает односторонне
(в этом постоянном недоразумении и заключается «трагическое»); однако есть
и некто, слышащий каждое слово во всей его двойственности, слышащий как бы
даже глухоту действующих лиц..; этот «некто» — читатель». В системе отсчета
последнего, слышащего всю полифонию вариативных смыслов, задается такой контекст
восприятия, когда, «строго говоря, у смысла может быть только противоположный
смысл, то есть не отсутствие смысла, а именно обратный смысл». Полифония субъективно
воспринимается как какофония, пока в ней не вычленена отдельная (одна из многих
возможных) версий прочтения. По словам Р.Барта, «в каждой узловой точке повествовательной
синтагмы герою (или читателю, это не важно) говорится: если ты поступишь так-то,
если ты выберешь такую-то из возможностей, то вот это с тобой случится (подсказки
эти хотя и сообщаются читателю, тем не менее не теряют своей действенности)».
По оценке Р.Барта, процессуальность данного выбора разворачивается в режиме,
который может быть оценен как аналогичный автокаталитическому: достаточно
избрать ту или иную подсказку, как конституируемый этим актом смысловой вектор
прочтения текста оказывается уже необратимым. Таким образом, для того, «чтобы
произвести смысл, человеку оказывается достаточно осуществить выбор». Однако
эта ситуация выбора оборачивается далеко не тривиальной при учете кодовой
(семиотической) гетерогенности текста. Согласно Р.Барту, текст, реализующий
себя одновременно во множестве различных культурных кодов (см. Интертекстуальность),
принципиально нестабилен, так что каждая фраза может относиться к любому коду.
Иначе говоря, исходным состоянием текста выступают потенциально возможные
различные порядки (упорядочения текста в конкретных кодах), избираемые из
беспорядка всех всевозможных кодов (ср. «порядок из хаоса» у Пригожина и И.Стенгерс).
Для текста, таким образом, характерна неконстантная ризоморфная (см. Ризома)
или, по Р.Барту, «плавающая микроструктура», фактически представляющая собой
этап процессуальной «структурации», итогом которой является «не логический
предмет, а ожидание и разрешение ожидания». Это «ожидание» («напряженность
текста») порождается тем обстоятельством, что «одна и та же фраза очень часто
отсылает к двум одновременно действующим кодам, притом невозможно решить,
какой из них «истинный». Отсутствие избранного (так называемого «истинного»
или «правильного») кода делает различные типы кодирования текста равно — и
не-совозможными, моделируя для читателя ситуацию «неразрешимого выбора между
кодами». Таким образом, «необходимое свойство рассказа, который достиг уровня
текста, состоит в том, что он обрекает нас на неразрешимый выбор между кодами».
Аналогичная модель бифуркационного механизма смыслообразования предложена
М.Бютором в контексте анализа текстов Дж.Джойса: введенное М.Бютором понятие
слова-»переключателя» в системе его терминологии означает фактически то же
самое, что и «С.-Б.» в концепции Делеза или «отправные точки смысла» у Р.Барта:
«каждое из этих слов может действовать как переключатель. Мы можем двигаться
от. одного слова к другому множеством путей. А отсюда — идея книги, повествующей
не просто одну историю, а целый океан историй» (М.Бютор). В этом отношении
«С.-Б. « и слова-»переключатели» по своему значению в структуре текста выходят
далеко за рамки обычных лексем, выступая также своего рода «словами второй
степени» (Делез), имеющими для текста не только лексическое, но и квазиграмматическое
значение. Наряду с характерными для лексемы функциями, «переключатели» и «С.-Б.»
выполняют в конституировании текстовой семантики также и функции бифуркационных
узлов, «благодаря которым происходит разветвление сосуществующих серий» семантики
(Делез). (Не случайно художественная практика постмодерна демонстрирует достаточно
широкую реальную распространенность «С.-Б.» в текстах авторов постмодернистской
ориентации, причем независимо от концептуальной искушенности последних: например,
лексемы «Шпиноза», «дюдюктивный» и мн. др. у Вен. Ерофеева.)
М.А. Можейко
|
