|
СИМУЛЯЦИЯ — понятие
постмодернистской философии, фиксирующее феномен тотальной семиотизации бытия
вплоть до обретения знаковой сферой статуса единственной и самодостаточной
реальности. В данном аспекте постмодернизм развивает заложенную модернизмом
идею «крушения реальности», — уже Э.Ионеско фиксирует соответствующий феномен
применительно к вербальной сфере: «слова превращаются в звучащую оболочку,
лишенную смысла: ... и весь мир предстал передо мною в необычном свете, —
возможно, в истинном своем свете, — как лежащий за пределами истолкований
и произвольной причинности». Понятие «С.» выступает базовым термином в концепции
С. у Бодрийяра — «Симулякры и симуляции» (Бодрийяр) — согласно которой «замена
реального знаками реального» становится лозунгом современной культуры, эволюционирующей
от парадигмы «отражения реальности» до маскировки ее отсутствия, и идущей
дальше, достигая современного состояния, когда означающее «вообще не соотносится
с какой бы то ни было реальностью» (см. Пустой знак). В сущности, С. основана
на культивации и экстраполяции на все сферы социальной жизни презумпции «пустого
знака», т.е. исходит из фундаментального «отрицания знака как ценности, из
знака как реверсии и умерщвления всякой соотнесенности». Бодрийяр предпринимает
анализ процесса С., понятой как «порождение, при помощи моделей, реального
без истока и реальности: гиперреального». В рамках С. реальное как конструируемый
продукт «не обязано более быть рациональным, поскольку оно больше не соизмеряется
с некой идеальной негативной инстанцией. Оно только операционально. Фактически,
это уже больше и не реальное, поскольку его больше не обволакивает никакое
воображаемое. Это гиперреальное, синтетический продукт, излучаемый комбинаторными
моделями в безвоздушное пространство» (Бодрийяр). Рассматривая современность
как эру тотальной симуляции, Бодрийяр трактует в этом ключе широкий спектр
социальных феноменов, демонстрируя их симуляционный характер в современных
условиях: если власть выступает как С. власти, то и сопротивление ей не может
не быть столь же симулятивным; информация не производит смысл, а «разыгрывает»
его, подменяя коммуникацию С. общения («пожирает коммуникацию»), — С., таким
образом, располагается «по ту сторону истинного и ложного, по ту сторону эквивалентного,
по ту сторону рациональных отличий, на которых функционирует любое социальное».
Реальность в целом подменяется С. как гиперреальностью: «более реальное, чем
само реальное — вот таким образом оно упраздняется» (Бодрийяр). Не замечая
свершившегося, культура, однако, продолжает «С. реального»; в качестве симптомов
этого Бодрийяр констатирует «непомерное раздувание ... знаков реальности.
Непомерное раздувание вторичных истины, объективности и аутентичности... Бешеное
производство реального и референтного..: такова симуляция в касающейся нас
фазе». Даже производство становится в этом контексте сугубо семиотичной сферой:
как отмечается в исследованиях последних лет (С.Лаш, Бодрийяр, З.Бауман, С.Бест,
Дж.Ваттимо, Р.Виллиамс, Д.Келлер, Д.Лион, Б.Смарт и др.), в современном обществе
товары артикулируются, в первую очередь, не в аспекте своей потребительной
или меновой стоимости, но в аспекте стоимости знаковой. В этом же ключе Джеймисон
фиксирует квази-семиотизацию и феноменов художественной культуры: «звезд наподобие
Мерилин Монро, которые сами по себе трансформировались в товар (commodified)
и превратились в свои собственные образы». Аналогичные аспекты отмечает и
Р.Барт («Лицо Гарбо»). Подобная переориентация философии постмодернизма окончательно
упраздняет какую бы то ни было возможность мыслительного движения в рамках
субъект-объектной оппозиции — субъект-объектное отношение растворяется в игре
дискурсивных кодов (см. Бинаризм). Это задает в постмодернистской системе
отсчета специфическую артикуляцию бытия, субъекта и опыта: человек как носитель
культурных языков (см. «Смерть субекта») погружен в языковую (текстуальную)
среду, которая и есть тот единственный мир, который ему дан, — как пишет Р.Барт,
если древние греки «взволнованно и неустанно вслушивались в шелест травы,
в журчание источников, в шум ветра, одним словом — в трепет Природы, пытаясь
различить разлитую в ней мысль», то «так и я, вслушиваясь в гул языка, вопрошаю
трепещущий в нем смысл — ведь для меня, современного человека, этот язык и
составляет Природу». В этом отношении, по Р.Барту, практически нет разницы,
интерпретировать ли человека как стоящего «перед лицом мира» или как стоящего
«перед лицом книги». Бодрийяр постулирует своего рода победу спекулятивного
образа реальности над реальностью как таковой («Злой демон образов»): образ
«навязывает реальности свою имманентную эфемерную логику, эту аморальную логику
по ту сторону добра и зла, истины и лжи, логику уничтожения собственного референта,
логику поглощения значения», он «выступает проводником не знания и не благих
намерений, а наоборот, размывания, уничтожения значения (события, истории,
памяти и так далее)», в силу чего современная культура утрачивает живое ощущение
жизни, реальное ощущение реальности. Все это заменяется С. реальности, с одной
стороны, и С. ее переживания («прохладное» осуществление наслаждения) — с
другой. Соответственно феномен «объективности» оказывается в этом контексте
«просто одной из форм воображаемого» (Р.Барт). Программное утверждение того
обстоятельства, что единственной реальностью, представленной в языке, является
сама реальность языка, реализующего себя во множащихся текстах, заставляет
постмодернизм, расставляя точки над i, постулировать своего рода власть
языка, формирующую мир соответствующего дискурса, не претендующего, однако,
на статус референциональной онтологии. Онтология в качестве системно организованной
категориальной матрицы для описания бытия вне его культурной ангажированности
в принципе невозможна в постмодернистском контексте исчерпывающего (в смысле:
исчерпывающего объект до дна) семиотизма. При таком подходе культурная универсалия
бытия фактически совпадает с универсалией текста (так, Джеймисон говорит о
«фундаментальной мутации самого предметного мира — ставшего сегодня набором
текстов»). Таким образом, культура постмодерна задает особую артикуляцию мира,
в рамках которого бытие предстает как жизнь языка (процессуальность плюральных
игр означающего, осуществляющихся по имманентным внутриязыковым законам),
понятая в качестве не просто самодостаточной, но исключительной реальности.
Презумпция отказа от идеи референции (см. Означивание) в контексте концепции
С. оборачивается презумпцией принципиальной семиотичности и, следовательно,
вторичности данной человеку реальности. Постмодернистская рефлексия фундирована
радикальной трансмутацией традиционного понимания культуры в качестве «зеркала
мира»: презумпция принципиального квази-семиотизма культуры постмодерна лежит
в основе ее интерпретации современными исследователями (Дж.Вард, Д.Харвей
и др.) в качестве «зеркала зеркал». В этом вторичном зеркале, заданном языком,
значимыми, по оценке С.Беста, Д.Келлера, Д.Лиона и др., являются не объективные
реалии, но претендующие на статус таковых интенции сознания к самовыражению,
а текст, как пишет В.Лейч, оказывается «полем дифференцированных следов, касающихся
его субъективного «я». Следовательно, по формулировке Р.Барта, сознание никоим
образом не является «неким первородным отпечатком мира, а самым настоящим
строительством такого мира». В этом контексте Б.Смарт оценивает когнитивную
стратегию постмодернизма как переориентацию с «рассудка» как самодостаточной
и абсолютной ценности к конструктивному «воображению». Самая кажущаяся непосредственность
объекта оказывается сугубо вторичным конструктом, базирующимся на системе
избранных аксиологических шкал и культурных приоритетов: по оценке Мерло-Понти,
объект возможен лишь в результате семиотического усилия субъекта. Таким образом,
согласно рефлексии Лиотара, парадигма постмодернизма зиждется на радикальном
отказе от идеи первозданности, автохтонности, несконструированности культурного
объекта. В этой ситуации единственная реальность, с которой имеет дело культура
постмодерна, это «знаковая реальность» (Б.Смарт), «вербальная реальность»
(Р.Виллиамс) или «гипер-реальность» (Д.Лион). Даже в рамках концепций социологически
ориентированных мыслителей, относящих себя к методологии постмодернизма (Бауман,
С.Бест, Дж.Ваттимо, Д.Келлер, Б.Смарт и др.) обнаруживается программный отказ
от идеи реальности и полное исключение соответствующего понятия из концептуальных
контекстов. (См. также Симулякр, Преконструкт.)
М.А. Можейко
|
