МОЛНИЯ — метафорическое
понятие, нередко используемое в рамках описаний механизмов миросозидания и
промысла Логоса, а также ассоциируемое со светом и просвещением. В большинстве
религий и мифов божество спрятано от людских взоров, а лишь затем внезапная
вспышка М. на миг являет его в ипостаси деятельной мощи. В классической мифологии
символика М. объединяла в себе креационные и когнитивные аспекты: М. как традиционный
фаллический символ, с одной стороны, и как символ пронзающего тьму света (впоследствии
сопряженный в европейской культуре с Логосом), с другой. (См. единство данных
аспектов в концепции «сперматического Логоса» у стоиков.) Данный образ Логоса,
пронизывающего тьму, является универсальным (Блаватская). В мировоззрении
античных народов М. или огненный эфир выступали символами, эмблемой верховной,
суверенной, творческой власти. (Так, этими атрибутами демиурга обладал, в
частности, Юпитер: три его М. символизировали случай, судьбу и предусмотрительность
— силы, формирующие будущее.) Если жертвенный столб и ступени, крест и распятие
репрезентируют устремления человека к «горнему» миру, то М. символизирует
обратное воздействие — «верхнего» мира на мир «дольний». Ваджра, являющая
собой в тибетской символике «М. и одновременно бриллиант», нередко олицетворяет
также взгляд «третьего глаза» Шивы, терминатора любых материальных форм. В
контексте содержательных текстуальных реконструкций фрагментов Гераклита —
М. суть божественный бич, удар Зевса или Перуна, от которого получают свой
закон существа, движущиеся образом постепенного перемещения («все ползущее
бичом пасется»; «всем сущим правит Перун»). Гераклитовский Логос (как «сосредоточенный
смысл» и как «мгновенное, правящее многим») управляет по «способу М.», стремительно
захватывая все одним и «сам есть М». — М. в таком контексте — нерассуждающая,
сверхчеловеческая, всех-восторгающая и всесметающая сила типа «озарения».
(Ср. описание начала войны 1914 Н.Бором: «у людей в подобном совместном порыве
поражает то, что он, с одной стороны, стихийно несвободен, как, скажем, лесной
пожар или любое другое естественное явление природы, а с другой — в поддавшемся
ему индивиде он порождает ощущение величайшей свободы».) Анализ, постижение
действия М. — немыслимы. Согласно Гераклиту, для постижения божественного
Логоса необходима вера, ибо он «ускользает от познания» из-за своей невероятности...
«золото» огненного Логоса заранее знает цену вещам — оно их высшая возможность...
М. — тайная и истинная суть вещей, их исполнение. Логос-М. всегда дарит, освобождает
мир и людей, а не карает их, здесь правит сама новизна — новое, открываемое
событием. Логос суть дыхание новизны. Бог, по мысли Гераклита, не занимается
запретами: «Богу все прекрасно и хорошо и справедливо, люди же принимают одно
за правильное, другое за неправильное». (Ср. у Витгенштейна: «мир есть все
то, что имеет место, и все то, что не имеет места... как есть мир —
для высшего совершенно безразлично. Бог не проявляется в мире».) В мифологической,
исторической и историко-философской традициях вождей, вбирающих в себя зевсовы
М., именовали «бичами Божиими». — Ср. у М.Волошина «слова св. Лу — архиепископа
Труасского, обращенные к Аттиле» в эпиграфе к «Северовостоку»: «Да будет благословен
приход твой, Бич Бога, которому я служу, и не мне останавливать тебя»; аналогично
— заглавие неоконченного романа об Аттиле — «Бич Божий» — у Замятина. Атрибутами
высшей власти неизбывно полагались непостижимость, отказ от любых условностей;
состязательность с Логосом всегда означала отказ от поиска путей к человеческому
пониманию. В русскоязычной философской традиции правомерность придания понятию
«М.» статуса философского термина обозначали Г.С.Померанц и (особо акцентированно)
В.В.Бибихин. — По версии последнего, начиная с низвержения Перуна князем Владимиром
посредством «молниеносного» жеста, молниеподобный поворот утвердился как главный
прием власти в России, а сама М. конституировалась как заповедный закон отечественной
истории. (Ср. у М.Волошина: «Что менялось? Знаки и возглавья? // Тот же ураган
на всех путях. // В комиссарах дух самодержавья, // Взрывы революции в царях...».)
Полагая ведущим критерием исторической состоятельности любой страны умение
заметить и молниеносно преодолеть сложившееся «от-стояние» от События (течения
событий) мира (присущим в особенности менталитету России), Бибихин, тем не
менее, вынужден констатировать наличие сопряженной и принципиально неразрешимой
(в том числе и для России) проблемы трансляции власти, ибо у М. «наследников
не бывает».
A.A. Грицанов
|