|
МЕТАФИЗИКА (греч.
meta ta physika —
после физики: выражение, введенное в оборот александрийским библиотекарем
Андроником Родосским, предложившим его в качестве названия трактата Аристотеля
о «первых родах сущего») — понятие философской традиции, последовательно фиксирующее
в исторических трансформациях своего содержания: 1) в традиционной и классической
философии М. — учение о сверхчувственных (трансцендентных) основах и принципах
бытия, объективно альтернативное по своим презумпциям натурфилософии как философии
природы. В данном контексте вплоть до первой половины 18 в. (а именно: вплоть
до экспликации содержания ряда понятий философской традиции Вольфом) М. отождествлялась
с онтологией как учением о бытии (см. Онтология). Предмет М. в данной ее артикуляции
варьируется в широком веере от Бога до трансцендентально постигаемого рационального
логоса мироздания (см. Логос). Конституируемое в этом мыслительном контексте
классическое математизированное естествознание парадигмально фундировано презумпцией
метафизического видения мира (Деррида в этом плане интерпретирует математику
как «естественный язык выражения взаимосвязи М. и идеи Единого, или Логоса»).
Понимание М. как учения «о первоосновах» приводит в рамках данной традиции
как к практически изоморфному отождествлению М. и философии как таковой, так
и к тенденции метафорического использования термина «М.» в значении «общая
теория», «общее учение» (вплоть до «М. любви» у Шопенгауэра или «М. секса»
у Дж.Ч.А.Эволы); 2) в неклассической философии М. — критикуемый спекулятивно-философский
метод, оцениваемый в качестве альтернативного непосредственному эмпиризму
(в позитивизме), специфически понятой диалектике (в марксизме — см. Марксизм,
Неомарксизм), неотчужденному способу бытия человека в мире и адекватному способу
его осмысления (у Хайдеггера), субъектному моделированию реальности (в феноменологии)
и т.д. Так, «позитивная философия» Конта решительно дистанцируется от метафизической
проблематики, артикулируемой в качестве спекулятивного пространства «псевдопроблем»
и бессодержательных суждений, не подлежащих верификации; Ленин противопоставляет
«метафизическому решению раз навсегда («объяснили!!») вечный процесс познания
глубже и глубже»; феноменология расценивает М. как «преднайденность мира»,
основанную на «некритическом объективизме», пресекающем возможность конструирования
его субъектом; а по оценке Хайдеггера, «метафизика как метафизика и есть,
собственно говоря, нигилизм». Начало данной интерпретации М. может быть возведено
к гегелевскому употреблению термина «М.» для обозначения принципиальной ограниченности
рассудка по сравнению с разумом (в кантианской интерпретации последних). В
силу унаследованной эпохой модерна от классики интенцией на отождествление
М. с философией как таковой отказ культуры от аксиологического акцента на
метафизичность стиля мышления связан и со своего рода кризисом статуса философии
как «царицы наук» в системе культуры. Реакция на этот кризис нашла свое выражение
в интенциях конституирования М. в качестве удовлетворяющей всем требованиям
сциентизма «строгой науки» (Гуссерль), «индуктивной науки» (Х.Дриш), «точной
науки» (Г.Шнейдер), «фундаментальной науки» (Й.Ремке) и т.п.; 3) в постнеклассической
интерпретации М. — это классическая философия как таковая (прежде всего, в
идеалистической своей артикуляции), т.е. философия, характеризующаяся такими
фундаментальными презумпциями, как: а) презумпция наличия объективирующегося
в логосе единства бытия (см. Логоцентризм) и б) презумпция единства бытия
и мышления. В этой системе отсчета философия классической традиции конституируется,
согласно постмодернистской ретроспективе, как «философия тождества» в отличие
от современной философии как «философии различия» (см. Тождества философия,
Различия философия, Идентичность). Согласно оценке Хабермаса, данные презумпции
теряют свой аксиоматический статус под влиянием таких культурных феноменов,
как: а) радикальная критика сциентистски-техногенной цивилизации, фундированной
в своих рациональных гештальтах жесткой субъект-объектной оппозицией (см.
Бинаризм), и б) де-трансцендентализация сознания, интерпретируемого в качестве
«ситуативного» (как в смысле исторической артикулированности, так и в смысле
процессуальной процедурности). Верхним хронологическим пределом культурного
пространства, в рамках которого феномен М. может быть обнаружен, выступает
философия Ницше: по Хайдеггеру, Ницше может быть интерпретирован как «последний
метафизик», и если в его учении «преодоление М.» конституируется в качестве
задачи, то в философии Хайдеггера эта задача находит свое разрешение. При
переходе к постнеклассическому типу философствования то проблемное поле, которое
традиционно обозначалось как философия сознания, трансформируется в философию
языка: по оценке Т.С.Элиота, философия 20 в. пытается опровергнуть «метафизическую
теорию субстанциального единства души» и, в целом, «остановиться у границы
метафизики». Современная философия если и использует концепт «М.», то исключительно
в нетрадиционных аспектах (например, М. как «глубинная грамматика» в аналитической
философии, «метафизика без онтологии» у Коллингвуда или «сослагательная M.»
y В.Е.Кемерова). Постмодернизм (см. Постмодернизм) продолжает
начатую неклассической философией традицию «критики M.», a именно — «ницшеанскую критику метафизики, критику понятий
бытия и знака (знака без наличествующей истины); фрейдовскую критику самоналичия,
т.е. критику самосознания, субъекта, самотождественности и самообладания;
хайдеггеровскую деструкцию метафизики, онто-теологии, определения бытия как
наличия» (Деррида). Предметом постмодернистской критики становится, по выражению
Делеза, «божественное бытие старой метафизики». Согласно программной позиции
постмодернизма, современный «теоретический дискурс» призван окончательно «заклеймить...
метафизические модели» (Джеймисон). Философия постмодернизма конституирует
предметность своей рефлексии как опыт не бытия, но становления (см. Переоткрытие
времени). — По оценке Сартром Батая как одного из основоположников постмодернистского
типа философствования (см. Батай), его «оригинальность... в том, что он...
поставил не на метафизику, а на историю». (Во многом аналогичные тенденции
могут быть зафиксированы и в современном естествознании: отказ от попыток
объединения единичных фактов в единую метафизическую систему в теории катастроф
Р.Тома, синергетическое видение мира как конституируемое, по оценке Пригожина
и И.Стенгерс, «за пределами тавтологии» — см. Неодетерминизм.) Дистанцирование
от самой презумпции возможности М. выступает в качестве практически универсальной
позиции постмодернистских авторов: Кристева отмечает, что «любая рефлексия
по поводу означивания разрушает метафизику означаемого или трансцендентального
эго» (см. Кристева, Означивание, Трансцендентальное означаемое); Деррида констатирует
совершающийся постмодернизмом «поворот против метафизической традиции концепта
знака» (см. Пустой знак); Фуко строит модель познавательного процесса как
«максимально удаленного от постулатов классической метафизики» с ее презумпциями
имманентности смысла бытию и его умопостигаемости в усилии незаинтересованного
(так называемого «чистого») сознания и определяет современную когнитивную
ориентацию как стремление «скорее к тому, чтобы слушать историю, нежели к
тому, чтобы верить в метафизику» (см. Фуко, Генеалогия). В контексте постмодернистской
философии языка в принципе невозможно конституирование «метафизических концептов
самих по себе»: согласно позиции Дерриды, «никакой... концепт... не является
метафизическим вне всей той текстуальной проработки, в которую он вписан».
В рефлексивной оценке Кристевой используемый постмодернистской философией
понятийный инструментарий выступает как «система обозначений, стремящаяся
избежать метафизики». В контексте разрушения традиционного концептуального
ряда объект — феномен — ноумен посредством фигуры «онтологической видимости»
постмодернистская философия осмысливает себя скорее как «патафизика /начиная
от «патафизики» А.Жарри — M.M./... как преодоление метафизики, которая определенно основана
на бытии феномена» (Делез). В условиях аксиологической приоритетности в современной
культуре презумпции идиографизма (см. Идиографизм), в философии постмодернизма
понятие «М.» как фундированное идеями Единого, общности и универсализма вытесняется
понятием «микрофизики» как программно ориентированного на идеи принципиальной
плюральности, разнородности и отдельности (см. Постмодернистская чувствительность):
например, в посвященном исследованию творчества Фуко сборнике «Microfisica del potere:
interventi politici» (Италия, 1977) эксплицитно
ставится задача исследования не «М. власти», но ее «микрофизики» (ср. с «микрополитикой»
у Джеймисона и у Делеза — см. Событийность). В свете данных установок постмодернизм
осмысливает свой стиль мышления как «постметафизический» (см. Постметафизическое
мышление). Однако поскольку, по оценке постмодернизма, «история М.» в определенном
смысле есть и «история Запада», постольку — при программном радикализме постмодернистской
антиметафизичности — «во всякой системе семиотического исследования... метафизические
презумпции сожительствуют с критическими мотивами» (Деррида). (В качестве
примера может служить использование концепта «Метафизическое желание» в философии
Другого Левинаса — см. Другой, Левинас, «Воскрешение субъекта»; аналогична,
по оценке Рорти, «безнадежная» попытка конституирования Хайдеггером «универсальной
поэзии» как специфического варианта М.) В контексте западной культурной традиции
даже «общеупотребительный язык», согласно оценке Деррида, — «вещь не невинная
и не нейтральная. Это язык западной метафизики, и он несет в себе не просто
значительное число презумпций всякого рода», но, что наиболее важно, «презумпций...
завязанных в систему», т.е. задающих жестко определенную парадигмальную матрицу
видения мира. В связи с этим свою задачу постмодернистская философия определяет
как освобождение от этой жесткой однозначности (см. Тождества философия, Различия
философия), ради которого «предстоит пройти через трудную деконструкцию всей
истории метафизики, которая навязала и не перестает навязывать всей семиологической
науке... фундаментальную апелляцию к «трансцендентальному означаемому» и к
какому-то независимому от языка концепту; апелляция эта не навязана извне
чем-то вроде «философии», но внушена всем тем, что привязывает наш язык, нашу
культуру, нашу систему мысли к истории и системе метафизики» (Деррида). В
этих условиях сама критика М. может оказаться процедурой, выполняемой сугубо
метафизически, и единственным методом, позволяющим избежать этого, является,
согласно позиции Деррида, метод «косвенных движений и действий, непременно
из засады», в силу чего постмодернизм последовательно подвергает деструкции
практически все базисные презумпции самого метафизического стиля мышления
(см. Ацентризм, Бинаризм, Номадология, Плоскость, Поверхность). (См. также
Постметафизическое мышление, Метафизика отсутствия.)
М.А. Можейко
|
