|
МАРКС (Marx)
Карл (1818 — 1883) — немецкий социолог, философ, экономист.
Изучал право, философию, историю, историю искусств в Бонне и Берлине (1835
— 1841). Докторская степень философского факультета Йенского университета
(1841). Основные сочинения: «К критике гегелевской философии права. Введение»
(1843), «К еврейскому вопросу» (1843), «Экономическо-философские рукописи»
(условное название необработанных черновиков молодого М., написанных в 1844;
опубликованы в 1932 одновременно Д.Розановым и на немецком языке под названием
«Исторический материализм» С.Ландшутом и И.Майером), «Святое семейство» (1844
— 1845), «Немецкая идеология» (1845 — 1846),»Нищета философии: реплика на
книгу Прудона «Философия нищеты» (1847), «Манифест коммунистической партии»
(совместно с Энгельсом, 1848), «Классовая борьба во Франции» (1850), «Восемнадцатое
Брюмера Луи Бонапарта» (1852), «К критике политической экономии. Предисловие»
(1859), «Господин Фогт» (1860), «Капитал» (тт. 1 — 3: 1-й том опубликован
в 1867, 2-й — в 1885, 3-й — в 1894), «Гражданская война во Франции» (1871),
«Критика Готской программы» (1875) и др. (В 1905 — 1910 Каутский отредактировал
и издал под названием «Теории прибавочной стоимости» 4-томные заметки и черновые
наброски М. — видимо, предполагавшийся им 4-й том «Капитала».) Адекватный
анализ содержания работ М. затруднен рядом нетрадиционных (для процедур историко-философских
реконструкций) обстоятельств: 1) Десятки тысяч профессиональных ученых и просветителей
конца 19 — 20 в. обозначали собственную философско-социологическую и иногда
даже профессиональную принадлежность как «марксист», тем самым стремясь присвоить
себе исключительное право «аутентичной» трактовки концепции М. 2) Отсутствие
объемлющего корпуса опубликованных произведений, ряд из которых (особенно
в СССР) в процессе переизданий подвергались существенным трансформациям идеологического
порядка. 3) Придание учению М. статуса одного из компонентов государственной
идеологии, в одних случаях, и опорного элемента идеологий политических движений,
в других, неизбежно результировалось, соответственно, либо в его упрощении
и схематизации для усвоения народными массами, либо в его бесчисленных модернизациях
и эстетизациях гурманами от политики. 4) «Разноадресность» работ М., могущих
выступать и как предмет полемики в ученых кругах («Капитал»), и как пропедевтические
заметки для близких по устремлениям неофитов («Критика Готской программы»,
статьи в периодической печати). Столь же условное, сколь и распространенное
в неортодоксальной марксоведческой традиции вычленение творчества «молодого»
(до «Немецкой идеологии» и «Манифеста...») и «зрелого» М. не может заретушировать
то, что несущей конструкцией всей его интеллектуальной деятельности оставалась
высокая философская проблема поиска и обретения человеческим сообществом самого
себя через создание неантагонистического социального строя. (Хотя этот вопрос
из проблемного поля философии истории М. нередко пытался решать неадекватным
социологическим и экономическим инструментарием.) Как социолог основную задачу
своего творчества М. видел в научном и объективном объяснении общества как
целостной системы через теоретическую реконструкцию его экономической структуры
в контексте деятельностного подхода. В отличие от Конта, исследовавшего индустриальные
общества и трактовавшего противоречия между предпринимателем и рабочим как
преходящие, М. изначально постулировал их значимость как центральных в социуме,
более того — как ведущего фактора социальных изменений. Таким образом, по
М., социально-философское исследование противоречий современного ему общества
оказывалось неизбежно сопряженным с прогнозами об его исторических судьбах.
(М. не употреблял в своих трудах понятия «капитализм», ставшего популярным
на рубеже 19 — 20 вв.) Полагая человеческую историю историей борьбы между
собой больших общественных групп («Манифест...»), М. пришел к выводу о том,
что эволюция производительных сил буржуазного общества сопровождается противоречивым
в собственной основе процессом роста богатства немногих и обнищанием пролетарского
большинства. Революция последнего, по мнению М., будет впервые в истории революцией
большинства для всех, а не меньшинства ради себя самого. «Когда в ходе развития
исчезнут классовые различия и все производство сосредоточится в руках ассоциации
индивидов, тогда публичная власть потеряет свой политический характер. Политическая
власть в собственном смысле слова — это организованное насилие одного класса
для подавления другого. Если пролетариат в борьбе против буржуазии непременно
объединяется в класс, если путем революции он превращает себя в господствующий
класс и в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные
отношения, то вместе с этими производственными отношениями он уничтожает условия
существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще, а тем
самым и свое собственное господство как класса. На место старого буржуазного
общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация,
в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития
всех». Сформулировав всеобщую теорию общества, М. не сумел корректно преодолеть
заметный европоцентризм своей концепции, оставив открытым вопрос о соотношении
«азиатского», с одной стороны, и античного, феодального и буржуазного способа
производства, с другой. (Это позволило в дальнейшем некоторым критикам М.
не без оснований проинтерпретировать главную особенность «азиатского» общественного
устройства — зависимость всех без исключения трудящихся от государства, а
не от класса эксплуататоров — как закономерный итог марксовой идеи обобществления
средств производства и, следовательно, как реальную перспективу социальных
экспериментов такого рода.) Исторический опыт показал, что в индустриальном
обществе (тем более, планируемом) немыслима редукция политической организации
к экономической системе. Даже в качестве экономических мечтаний идея «превращения
пролетариата в господствующий класс» не может выступить моделью аналогичного
переустройства властных и управленческих институтов, обязательно основанных
на разделении труда. Революционный императивизм неизбежного саморазрушения
буржуазного строя в границах своей философско-социологической доктрины М.
выводил из концепции всевозрастающей пауперизации населения, сопряженной с
ростом производительных сил общества. Эта идея, дополняемая тезисами о «технологической»
безработице и росте «резервной армии» труда, оказалась не вполне корректной
как в экономическом, так и в исторических аспектах. (Хотя, безусловно, ведущие
«болевые точки» буржуазного общества именно 19 в. М. обозначил точно.) Сформулированный
«молодым» М. вопрос путей и средств достижения человеком, искалеченным общественным
разделением труда, гармоничной целостности, обрел более счастливую судьбу.
Выступив в дальнейшем в облике проблемы человеческого отчуждения и самоотчуждения
(предпосылку которых М. усматривал в частной собственности на средства производства
и анархии рынка), эта идея спровоцировала появление весьма мощной интеллектуальной
традиции, в значительной мере обусловившей состав доминирующих парадигм человековедения
20 ст. Не будучи особо влиятельными при жизни М., его идеи, пройдя региональную
и национальную адаптацию и модернизацию (зачастую весьма кардинальную): Лабриола
в Италии, Плеханов и Ленин в России, Каутский и Люксембург в Германии и др.
— стали смысловым, доктринальным и моральным ядром идеологий, теорий и программ
деятельности практически всех революционистских движений 20 в., провозглашавших
собственные мессианизм и социальную исключительность. Организациям такого
типа оказался более чем приемлем потаенный дискурс доктрины М.: мир людей
атрибутивно делим на «своих» и «несвоих», находящихся в состоянии антагонистического
конфликта; ситуация эта кардинально разрешима только через захват «своими»
государственной власти. Достижим последний посредством «перманентной» революции,
т.е. гражданской войны планетарного масштаба. В историко-философской ретроспективе
наиболее удачным представляются тезисы М. о возможности конструирования измененных
социальных онтологии («Тезисы о Фейербахе»), а также трактовка человека не
только как когнитивного субъекта, но и в качестве носителя социальности.
A.A. Грицанов
|
