|
«ИСТОРИЯ БЕЗУМИЯ
В КЛАССИЧЕСКУЮ ЭПОХУ» — книга Фуко («Historié de la folie a l’age classique», 1961). Исследуя генезис свовременного
европейского человека, Фуко анализирует становление феномена безумия в истории
европейского Запада. По мысли Фуко, в конце средних веков культуру Европы
охватили тревога и беспокойство. Безумие и безумец несли в себе «и угрозу,
и насмешку, и головокружительную бессмыслицу мира, и смехотворное ничтожество
человека». При этом безумие полагалось не только предвестником апокалипсиса,
оно полагалось также и знанием, элементами некоего труднодостижимого, скрытого
от всех, эзотерического знания. Гуманизм 16 в., который, по мысли Арто, «не
возвеличил, а умалил человека», предварил эпоху классицизма, давшую начало
новому пониманию безумия. 1) Безумие становится формой, соотнесенной с разумом.
Оба служат друг другу мерой. 2) Безумие превращается в одну из форм самого
разума. Оно сохраняет определенный смысл и самоценность, лишь находясь в пространстве
последнего. «Истина безумия», по Фуко, стала «одним из ликов разума», благодаря
которой он обрел «еще большую уверенность в себе». Эпоха Возрождения выпустила
на свободу голоса Безумия, сумев усмирить их неистовую силу; классическая
эпоха... заставила Безумие умолкнуть. Так, Декарт отметил, что безумие сродни
сновидению и заблуждению ума во всех его формах. Для 16 в. He-разум был некой прямо грозящей опасностью,
которая всегда могла ... нарушить связь субъективного восприятия и истины.
Со времен Декарта безумие помещено «вне той неотъемлемо принадлежащей субъекту
сферы, где он сохраняет все права на истину, — т.е. вне той сферы, какой является
для классической мысли сам разум... Если отдельный человек всегда может оказаться
безумным, то... мысль безумной быть не может». Появляется институт изоляции
безумных, медицина применительно к ним приняла «форму репрессии, принуждения,
обязанности добиваться спасения собственной души». Классическая эпоха, согласно
Фуко, уподобила друг другу ряд самых различных форм девиантного поведения
и собственно безумие на основе «общего знаменателя» неразумия: «наше
научное и медицинское познание безумия имплицитно основывается на сложившемся
в эту эпоху этическом опыте неразумия, и это неоспоримый факт». «Неразумие»
выступило своеобразным обобщением осуждаемого, отрицаемого и тайного опыта,
но «на его основе не только сложился такой социальный институт, как изоляция,
не только возникла система категорий и практик, относящихся к безумию, но
прошла перестройка всей этической сферы». XIX
век создал понятие «душевной болезни», десакрализировав безумие: «человек
неразумный» был переведен в больницу, а изоляция стала терапевтической мерой.
Фуко ставит проблему: «Какой смысл заключает в себе упрямое и неотвязное присутствие
безумия в современном мире — такого безумия, которое неизбежно влечет за собой
свою науку, свою медицину, своих врачей и которое целиком поглощается пафосом
душевной болезни». При этом немаловажно и то, что «вся проблематика безумия»
начала центрироваться на представлениях о «материальности души». К 19 в. неразумие
начинает интерпретироваться и как «психологическое следствие моральной вины»:
«все что было в безумии парадоксальным проявлением небытия, станет лишь естественным
возмездием за моральное зло». «Научная психиатрия» 19 ст. отныне становится
возможной. По мысли Фуко, весьма значимым в судьбах «научной» психиатрии оказалось
создание психоанализа: «Фрейд вновь стал рассматривать безумие на уровне его
языка, восстанавливая один из центральных элементов опыта, обреченного позитивизмом
на немоту... он вернул медицинской мысли понятие о возможности диалога с неразумием...
Психоанализ — это вовсе не ответвление психологии; это возврат к тому самому
опыту неразумия, в сокрытии которого, собственно, и состоит смысл психологии
в современном мире». Как отмечает Фуко, если до 17 ст. средой, наиболее благоприятствующей
распространению безумия, считалось богатство и прогресс, то в 19 в. эту роль
берет на себя нищета. Безумие осмысляется в рамках социальной морали: оно
превращается в стигмат класса, отказавшегося принять формы буржуазной этики.
Безумие утрачивает связь с неразумием. Медицинское и психологическое понятие
сумасшествия становится полностью внеисто-рическим, претворяясь в нравственную
критику, направленную на все, что способно подорвать благоденствие и спасение
человечества. Согласно Фуко, «представление о сущности безумия», которое имплицитно
перешло от 18 ст. к 19 ст. таково: 1) Роль изоляции состоит в том, чтобы свести
безумие к его истине. 2) Истина безумия равна ему самому минус окружающий
мир, минус общество, минус все, что идет в разрез с природой. 3) Этой истиной
безумия является сам человек в своей простейшей изначальной неотчуждаемости.
4) Неотчуждаемым началом выступает в человеке единство Природы, Истины и Морали,
иными словами, сам Разум. 5) Исцеляющая сила Убежища заключается в
том, что оно сводит безумие к истине, которая есть одновременно и истина безумия,
и истина человека, к природе, которая есть одновременно природа болезни и
безмятежная природа мироздания. По Фуко, «отныне всякое объективное осмысление
безумия, всякое познание его, всякая высказанная о нем истина будет разумом
как таковым... концом отчуждения в сумасшествии». Безумец прежде выступал
Чужим относительно Бытия — человеком-ничто, иллюзией. Теперь он Чужой относительно
себя самого, Отчужденный, Сумасшедший. Результатом выступает то, что
«все то, что составляло неоднозначный, основополагающий и конститутивный
опыт безумия», окажется утрачено в «сплетении теоретических конфликтов,
связанных с проблемами истолкования различных феноменов безумия». Главный
тезис книги Фуко заключается в том, что до 19 ст. не было безумия; психиатрия
создала психические болезни; современная культура непреднамеренно создала
такой образ психической болезни, в который можно вглядываться, ища разгадки
сущности человека. По мысли Фуко, истина безумия связывает истину дурных инстинктов
человека с его телом. Таковая истина несовместима с общественными нормами.
Излечение безумных становится уделом других людей, a — как итог — истина человека вообще посредством безумия
и тела становится объектом научного исследования, надзора и управления.
A.A. Грицанов
|
