|
ИДЕОЛОГИЯ — понятие,
посредством которого традиционно обозначается совокупность идей, мифов, преданий,
политических лозунгов, программных документов партий, философских концепций;
не являясь религиозной по сути, И. исходит из определенным образом познанной
или «сконструированной» реальности, ориентирована на человеческие практические
интересы и имеет целью манипулирование и управление людьми путем воздействия
на их сознание. Фундируется тем, что Джемс обозначал как людская «воля к вере».
Значительный элемент иррационализма, необходимо присущий любой И., обусловливает
и реальный облик ее творцов: по мысли Лебона, «гениальные изобретатели ускоряют
ход цивилизации, фанатики и страдающие галлюцинациями творят историю». В рамках
И. (в контексте осознания людьми собственного отношения к действительности,
а также существа социальных проблем и конфликтов) содержатся цели и программы
активной деятельности, направленной на закрепление или изменение данных общественных
отношений. Ядром И. выступает круг идей, связанных с вопросами захвата, удержания
и использования политической власти субъектами политики. И. фундирована конфликтной
природой мира политики, его выстроенностью по полюсной модели «враг — друг»,
кристаллизирующей сторонников той или иной И. Степень разработанности и наглядности
образа идеологического противника правомерно Полагать главным основанием сплоченности
социальной группы — носителя И. Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» (1845
— 1846) и позднейших работах понимали под И.: а) идеалистическую концепцию,
согласно которой мир представляет собой воплощение идей, мыслей и принципов;
б) тип мыслительного процесса, когда его субъекты — идеологи, не сознавая
связи своих построений с материальными интересами определенных классов и объективных
побудительных сил своей деятельности, постоянно воспроизводят иллюзию абсолютной
самостоятельности общественных идей; в) сопряженный метод подхода к действительности,
состоящий в конструировании мнимой реальности, которая выдается за саму действительность.
Согласно Марксу, «не в идеологии и пустынных гипотезах нуждается наша жизнь,
а в том, чтобы мы могли бы жить, не зная смятения». Действительность, по Марксу,
предстает в зеркале И. в искаженном, перевернутом виде. И. оказывается иллюзорным
сознанием. Марксово понимание И. трансформировалось благодаря Энгельсу, разделившему
критический анализ иллюзий совпадения идей и интересов людей, осуществленный
Фурье. Фурье критиковал «философов-идеологов» за их избыточный интерес к идеям,
за ориентацию на изменение одного лишь сознания. В сложившемся марксизме И.
понималась как «ложное сознание», порождаемое «классовым интересом» господствующих
классов, стремящихся представить его «интересом всего общества». В дальнейшем
в марксистской традиции негативное восприятие И. «эксплуататорских классов»
образовывало оппозицию с И. «социалистической», воспринимаемой сугубо позитивно.
И. обществ нетоталитарного (западного) типа характеризуется наличием самого
мощного в истории идеологического аппарата, определенным «рамочным» плюрализмом
(запрет на И. национал-социализма и расизма, «не поощрение» коммунистических
взглядов), религиозной терпимостью, «рассеянностью» во всем объеме вне-идеологических
феноменов и т.п. Появление принципиально новых средств и способов описания
и объяснения социальной реальности в середине 20 в. обусловило формирование
оригинальных концепций сути и функций И. Бахтин в своем истолковании И. попытался
снять классово-политические контексты. «Идеологическое» для Бахтина — синоним
семиотического, знакового вообще: «Ко всякому знаку приложимы критерии идеологической
оценки (ложь, истина, справедливость, добро и пр.). Область И. совпадает с
областью знаков. Между ними можно поставить знак равенства. Где знак — там
и И.». Бахтин противополагал И. — психологии как области «внутреннего знака»
и «внутренней речи». Бахтин постулировал диалектический характер этого противопоставления,
так как «внутренний знак» тоже знак, а значит, и И. «индивидуальна», а в ряду
социально-психологических явлений — выступает как «жизненная И.». Все психологическое,
по мнению Бахтина, имеет свои семиотические основания: «Вне объективации,
вне воплощения в определенном материале (материале жеста, внутреннего слова,
крика) сознание — фикция. Это плохая идеологическая конструкция, созданная
путем абстракции от конкретных фактов социального выражения». Психологии Бахтин
противопоставлял не И. вообще, а только ее социальные объективации в форме
этических и правовых норм, религиозных символов и т.д. Для обозначения объективно
существующих форм И. Бахтин использовал термин «идеологема». Трактовка И.
как универсального свойства всего семиотического препятствовала спецификации
конкретных механизмов ее функционирования, хотя и элиминировала идеологические
предпочтения ее исследователей, трансформируя их подход в объективно-семиотический
(в отличие от политической ангажированности представителей марксизма). Спецификация
семиотических механизмов И. явилась одной из вершин философского творчества
Р.Барта. В «Мифологиях» (1957) Барт объединил миф и И., называя их «метаязыком».
Барт не считал целесообразным проводить между И. и мифом семиотическое разграничение,
определяя И. как введенное в рамки общей истории и отвечающее тем или иным
социальным интересам мифическое построение. Следуя традиции определения знака
как ассоциации означаемого и означающего, а языка — как системы знаков, Барт
определил миф и И. как «вторичные семиотические системы», «вторичные языки».
Смысл знаков первичной знаковой системы, исходного «языка» «опустошается»,
согласно Барту, метаязыком до полой формы (сохраняясь и в обескровленном состоянии),
которая становится означающим как мифа, так и И. Мерцающее существование первичных
смыслов исполняет функции алиби для концептов метаязыка, т.е. для означаемых
мифа и И. Это алиби мотивирует идеологический знак, представляя связь формы
с концептом как что-то «естественное» и «природное». Критическое отношение
к мифу и И. приводит Барта к их описанию в образе вурдалака: «Миф же — это
язык, не желающий умирать; из смыслов, которыми он питается, он извлекает
ложное, деградированное бытие, он искусственно отсрочивает смерть смыслов
и располагается в них со всеми удобствами, превращая их в говорящие трупы».
Миф и И. звучат голосом языка-объекта, оживляя его для потребителя, чередуя
его выпотрошенную форму с его исходным смыслом. Значение же самого метаязыка
«натурализируется» в И. В «Основах семиологии» (1965) Р.Барт отмечал, что
И. — это постоянный поиск ценностей и их тематизация. В случае же фигуративизации,
по Барту, идеологический дискурс становится мифологическим. Кристева использовала
для исследования И. термин Бахтина «идеологема». Последняя определялась ею
в качестве «интертекстуальной» функции, придающей тексту социальные и исторические
координаты, а также связывающей текст с прочими практиками означивания, составляющими
его культурное пространство. И., по Кристевой, присутствует также и в семиотических
коннотациях самого исследователя И., санкционирующих использование им тех
или иных моделей и формализации. Избавиться от данных предпосылок невозможно,
но возможно их прояснение в акте саморефлексии. Эко рассматривал коммуникативные
функции И., которая «предохраняет нас от рассмотрения семантических систем
в целокупности их внутренних взаимоотношений» благодаря ограничению области
возможных коннотаций. Идеологический субкод исключает нежелательные подразумевания
семантической системы. И. выступает означаемым данного риторического субкода,
и идеологические контексты формируются «склеротически отвердевшими сообщениями».
Позже Эко описал И. как перекодирование первичного кода, придающее сообщениям
вторичные смыслы. Перекодирование у Эко суть интерпретативная модификация
первичного кода, приводящая к нестандартному употреблению прежнего правила
и создающая новое правило. Например, риторические и иконологические правила
наделяют макроскопические фрагменты первичных сообщений некоторым значением,
перекодируют их. Статус И. как воплощение связи дискурса с некоторой социальной
топикой описывается в современной философии как ряд отношений правдоподобия.
(«Референциального» — в контексте отношения с реальностями мира, «логического»
— в плане соответствия жанровым и игровым закономерностям и т.д.) Нередко
в рамки И. пытаются инкорпорировать чисто философские измерения (философию
истории, местоположение в ней человека, сопряженные с ними оценочные суждения
о возможных вариантах социального развития и желательного темпа последних).
В этом контексте любая И., несущая в своей структуре некий идеал, противопоставленный
наличной социальной реальности, — утопична и эсхатологична. (Ср. у Манхейма:
«в слове «идеология» имплицитно содержится понимание того, что в определенных
ситуациях коллективное бессознательное определенных групп скрывает действительное
состояние общества как от себя, так и от других и тем самым стабилизирует
его».) В тоталитарных обществах И. трансформируется в государственную религию
с особыми догматами, священными книгами, апостолами, святыми, бого-человеками,
литургией и т.д. Государство в этом случае выступает идеократической системой,
в границах которой верховный жрец, могущий толковать и трансформировать постулаты
И., выступает и высшим чиновником, и политическим лидером. (Бердяев именовал
подобные общественные модели — «обратными теократиями».) Разрушение И. такого
типа, неизбежное при переходе их на позиции терпимости и открытости к инаковым
духовным образованиям, представляется не менее болезненной проблемой, чем
даже процедуры передела собственности (ср. у Лебона: «нет ничего более разрушительного,
чем прах умерших богов»). Согласно Жижеку, «фундаментальное измерение» И.
следующее: «идеология — это не просто «ложное сознание», иллюзорная репрезентация
действительности, скорее идеология есть сама эта действительность, которая
уже должна пониматься как «идеологическая», — «идеологической « является
социальная действительность, само существование которой предполагает не-знание
со стороны субъектов этой действительности, не-знание, которое является сущностным
для этой действительности /курсив автора — А.Г./. То есть
такой социальный механизм, сам гомеостаз которого предполагает, что индивиды
«не сознают, что они делают». «Идеологическое» не есть «ложное сознание» (социального)
бытия, но само это бытие — в той мере, в какой это бытие имеет основание в
«ложном сознании». Ретроспективно размышляя, пророчество Ницше о том, что
в 20 ст. борьба за мировое господство будет осуществляться от имени тех или
иных философских принципов, полностью реализовалось (ср. «Восток» и «Запад»
как идеолого-политические образования) в виде несколько трансформированном:
философские идеи заместились политико-идеологическими максимами. Результатом
явилось крушение доверия людей к человеческой мысли как таковой — по Манхейму,
это было, в первую очередь, обусловлено широким признанием того, что «мысль
всех партий во все эпохи носит идеологический характер».
A.A. Грицанов
|
