|
ФИЛОСОФИЯ ТЕХНИКИ
— одно из значимых проблемных полей современной западной философии, основанное
на комплексном системном анализе техники как социального феномена в историко-цивилизационном
контексте. Вырастает из анализа «материальной культуры» в классической философской
традиции и анализа технического знания, пристальное внимание к которому со
стороны философской методологии характеризует 1960-е. Техническое знание трактуется
как знание о специфическом объекте (искусственно созданные системы — в отличие
от естественного объекта естествознания), в котором, однако, в эксплицитном
виде сформулирована универсальная, но обычно неартикулируемая цель любого
познавательного процесса — достижение прагматического результата (Ф. Рапп).
Современная проблематика Ф.Т. оформляется в начале 1970-х в процессе становления
синтетической программы исследования техники как многоаспектного феномена,
требующего междисциплинарного подхода, включающего усилия далеко не только
методологической, но также цивилизационной, исторической и культурологической
парадигм, что предполагает анализ феномена техники в рамках социально-политической,
антропологической, нравственно-эстетической и аксиологической исследовательских
матриц. Ориентация на такое предельно широкое рассмотрение феномена техники
находит свое выражение в концепции «технического мировоззрения» (Ж.Эллюль),
в рамках которой под техникой понимается не только машинно-механизмное оснащение
деятельности, но и особый стиль мышления — тип рациональности, ориентированный
на операционализм и инструментализм. Максимально широкое толкование феномен
техники получает в «антропологии техники» (А. Хунинг), включающей в понятие
техники систему потребностей и аксиологических значений, формирующихся у человека
в контексте взаимодействия с техническим окружением, особые установки сознания,
сформированные в ходе технического образования и воспитания. (Сходные идеи
были высказаны в лекционном курсе в начале 20 в. российским инженером П.Энгельмейером,
констатировавшим формирование особого сознания и особой морали эпохи «гомо
автомобилистикус сапиенс»). Таким образом, синтетическая программа современной
Ф.Т. предполагает контекстное исследование своего предмета: формируются такие
проблемные поля Ф.Т., как развитие техники в системе общества, ее функции,
роль и статус в истории цивилизации, социокультурные и гуманитарные аспекты
развития техники и т.п. Исходным методологическим основанием Ф.Т. выступает
технологический детерминизм как сформулированный еще в 19 в. принцип определяющей
роли техники в социальном процессе. Технологический детерминизм представляет
собой своего рода аксиоматическую систему, включавшую в себя следующие постулаты:
во-первых, техника обладает «автономией развития» — как в смысле наличия имманентного
эволюционного потенциала и собственной логики развития, так и в смысле независимости
от социокультурного контроля и самодостаточности оснований (вплоть до понимания
техники в качестве causa sui); во-вторых, развитие
техники понимается как прогресс (и в том плане, что все без исключения технические
новации прогрессивны, и в плане исчерпанности социального прогресса как такового
прогрессом техники); в-третьих, развитие техники носит эмерджентный характер
(англ. to emerge — внезапно возникать), т.е. не испытывает никакого детерминационного
влияния извне, со стороны других социальных феноменов, — напротив, выступая
финальной детерминантой всех социальных преобразований и культурных модификаций
(на базе этого постулата в Ф.Т. складывается концепция культурного отставания).
На семантически тождественной почве технологического детерминизма в 20 в.
конституируются в качестве философских направлений альтернативные (некритически
оптимистический и трагически пессимистический) подходы к оценке роли техники
в обществе — формируются течения техницизма и антитехницизма. Объединенные
принятием тезиса об определяющей роли техники в социокультурном процессе,
техницизм и антитехницизм расходятся в плане прорисовки сценариев и оценке
перспектив дальнейшего развития общества на технической основе. Полагая технический
прогресс безусловно позитивным фактором социально-исторического процесса,
техницизм порождает идеологические программы «свободы предпринимательства»
и — позднее — «свободы инноваций», призванные обеспечить беспрепятственную
свободу технической эволюции. В рамках техницизма оформляются многочисленные
типологии и периодизации истории общества, в основание которых положен принцип
зависимости общественного развития от этапов совершенствования техники. В
качестве критерия подобных классификаций могут выступать эволюция энергетических
ресурсов и орудий труда (Дж.Ленски; типологический более ранний аналог — марксизм
как очевидный техницизм), средств коммуникации и связи (М.Мак-Люэн) и т.п.
Некритическая оптимистическая оценка техницизмом роли техники в развитии общества
находит свой аксиологический противовес в установке антитехницизма, видящего
в технике угрозу человеческому в человеке. Крайним выражением антитехницизма
выступает технофобия и вытекающая из нее позиция крайней враждебности и радикального
вытеснения по отношению к сложившейся технической системе. «Технологическая
реальность» современного общества, основанная на характерной для западного
(«мужского») типа культуры интенции на подчинение природы, задает особый тип
инструментальной и тяготеющей к формализму рациональности, базирующейся на
презумпции жесткой универсальности дедуктивных связей и элиминирующей из сознания
эмоционально-чувственные, рефлексивные и игровые компоненты (М.Хоркхаймер,
Т.Адорно). В традиции Франкфуртской школы предлагается достаточно широкий
веер возможных стратегий конструирования новой рациональности («пространства,
свободного от господства логического формализма»): это и «коммуникативная
рациональность» (Хабермас), и «миметическое знание» (Адорно), и «новая чувственность»
(Г.Маркузе). На основе разработок Франкфуртской школы в западноевропейской
культуре возникает идея «нерепрессивной техники», окончательно оформившаяся
в рамках идеологии контркультуры, выступившей против «репрессии техно — и
рацио-» (Т.фон Роззак). В современной философии, однако, конституируется и
более широкий взгляд на дегуманизацию культуры в техногенной цивилизации,
связанный с признанием невозможности рационализировать техническое развитие
и сделать его нерепрессивным по отношению к человеку, ибо техника есть естественное
порождение и органичное выражение самой сущности человека — плоть от плоти
его отношения к миру как к объекту потребления (ярчайший пример — отношение
к природе, артикулированное в категориях природопользования), где техника
выступает лишь средством (инструментом) удовлетворения «потребностей потребления»
(Хайдеггер). Гуманизация должна коснуться не этого внешнего инструментария,
но самих основ человеческой культуры, мировоззрения, ставшего технологическим,
— необходима «реабилитация духа свободы» (Л.Мэмфорд), изменение самой структуры
человеческих потребностей. Так или иначе, в Ф.Т. формулируется программа гуманизации
и гуманитаризации мировоззрения как выражения человеческой сущности. Между
тем, технизация бытия современного человека есть наличный факт, и любая социальная
программа (даже программа детехнизации и регуманизации) требует его признания
как исходной аксиомы. Мир «насквозь пронизан техникой», и это обстоятельство
как онтологически данное не может быть преодолено самосовершенствованием рефлексирующего
сознания, «рационализацией духа» (Ф.Рапп, Х.Шельски). Рационализированы и
оптимизированы могут быть именно и только искусственно построенные на основе
техники нормы взаимодействия человека и мира. В современной Ф.Т. реально сложилось
два противоположных вектора интерпретации этой программы. С одной стороны,
она понимается как рационализация человеческой деятельности по отношению к
технике, т.е. фактически устранение нерационального человеческого вмешательства
в разворачивание научно-технического прогресса: нужно лишь не препятствовать
его проявлению (Д.Белл, О.Тоффлер). Такая очевидно техницистская программа
дополняется более широкой интерпретацией рационализации техники, понятой как
ее погружение в иной социальный контекст, совершенствование социальных институтов,
экономических и политических структур, влияющих на характер технического развития
(А.Гелен, Хабермас). Такая установка, будучи противоположной техницизму, не
укладывается, однако, и в антитехницистскую парадигму, выходя содержательно
за пределы технологического детерминизма вообще. В современной Ф.Т., таким
образом, оформляется методологическая установка, противостоящая технологическому
детерминизму и основывающаяся на тезисе, что наряду с техникой, важными детерминантами
исторического процесса выступают факторы социально-политического, экономического
и экологического порядка (Г.Рополь, С.Карпентер), а сама техника в своем развитии
детерминирована воздействием со стороны эволюции социально-экономических структур
(Гелен, Хабермас). Важнейшим компонентом Ф.Т. является концепция технократии
(власти носителей технической рациональности), основанная на понятии техноструктуры,
т.е. иерархии технических специалистов, имеющих своей целью оптимальное развитие
техники. Исходные идеи относительно особой социальной миссии носителей знания
были высказаны еще А.де Сен-Симоном применительно к промышленникам, знающим,
по мысли Сен-Симона, что и как производить для всеобщего блага. В эксплицитном
виде и применительно к техническим специалистам (инженерам) соответствующая
формулировка была предложена Т.Вебленом, показавшим («Инженеры и система цен»,
1919), что социальный прогресс фактически осуществляется усилиями технических
специалистов, ибо если интересы промышленников есть всегда интересы конкретной
корпорации или социальной группы, то инженеры выражают интересы развития техники
как таковой, т.е. — в системе отсчета технологического детерминизма — интересы
общества в целом и общественного прогресса. Будучи носителями «технической
рациональности», инженеры знают, какие социальные условия являются наиболее
благоприятными для объективации эволюционного потенциала техники, а обладая
«природным инстинктом мастерства», могут организовать социальное управление
таким образом, чтобы эти условия («совершенный социальный механизм») были
реализованы на практике. В середине 20 в. Дж.Гэлбрейт вводит понятие «техноструктура»,
понимая под ней иерархическую систему технических специалистов, чей «статус-уровень»
зависит от уровня принятия решения. Что же касается «статус-уровня» самой
техноструктуры в иерархии общества в целом, то в качестве «носителя коллективного
разума» она выступает подлинным субъектом принятия всех масштабных социальных
решений, влияющих на выбор тенденций социального развития. В управлении обществом
происходит неочевидный, но содержательно чрезвычайно значимый сдвиг: функции
контроля переходят от субъекта собственности к субъекту «технической рациональности»,
техническому персоналу и персоналу управления (Т.Парсонс) — имеет место реальное
становление технократии как власти технической элиты, получившее в литературе
название «молчаливой революции» (Белл) или «революции менеджеров» (Дж.Бернхэм).
Техническая интеллигенция становится субъектом политических решений. Однако
в Ф.Т. оформляется и значительная критическая линия, настаивающая на том,
что концепция технократии есть не более чем теоретическая модель, имеющая
чисто гипотетический статус и не верифицируемая при аппликации на реальную
ткань истории (М.Аллен, М.Сореф). В этой связи к 1980-м концепция технократии
сменяется концепцией экспертократии, вбирающей в себя идеи гуманизации и гуманитаризации
культуры и более гибко фиксирующей статус и роль интеллигенции (как «значимого
маргинала») в системе общества. Концепция экспертократии базируется на теории
«нового класса», под которым понимается группа высокообразованных специалистов,
чей доход не определяется собственностью, но прямо пропорционален интеллектуально-творческому
потенциалу. В центре концепции экспертократии стоит, таким образом, не технический
специалист и не менеджер, но эксперт — специалист-ученый. Неоконсервативное
направление концепции экспертократии фокусирует внимание на интерпретации
интеллигенции в качестве класса («класс экспертов»), объединенного общностью
образования, стиля мышления и ценностных идеалов (Д.Мойнихен). Радикальное
направление данной концепции акцентирует идеологический характер данной общности
и критический потенциал его коллективного сознания. Интеллигенция как класс
обладает не только высоким и во многом универсально-общим культурным потенциалом,
но и «культурой критического дискурса» (А.Гоулднер). Феномен дискурса содержательно
переосмыслен в рамках данного направления и получает свою расширительную трактовку.
В признанном классическим истолковании Хабермаса дискурс выступает как вид
рефлексивной речевой коммуникации, предполагающей самоценное обсуждение (проговаривание)
и интерпретацию всех значимых для участников коммуникации ее аспектов. Это
создает своего рода коммуникативную реальность, не совпадающую с реальным
социальным фоном ее протекания: последний и не принимается на уровне позитивистской
констатации, и не отрицается на уровне субъективного алармизма, — он просто
дистанцируется, освобождая место для «коммуникативного пространства». В модели
Гоулднера фокус смещается с коммуникативных аспектов дискурса на социально-критические.
По мнению Гоулднера, дискурс принципиально идеологичен, ибо как целью, так
и способом существования интеллигенции как «нового класса» является автономия,
а дискурс выступает средством ее достижения; между тем, формирование в структуре
общества класса, который, с одной стороны, автономен, дискурсивно дистанцирован
от нормативной социальной структуры, а с другой — критически ориентирован
по отношению к последней, означает конституирование не просто маргинальной,
но дестабилизирующей социальной силы, поскольку в рамках критического дискурса
как средства достижения автономии интеллектуалами проговариваются деструктивно-критические
интерпретации наличной социальной среды, являясь готовыми идеологическими
программами для оппозиции. Более того, в случае, если социальный фон дискурсивных
практик оказывается неадекватным (оказывает сопротивление автономизации),
он выступает специальным целеположенным объектом деструкции — во имя все той
же возможности автономии. Подобная, по-прежнему, казалось бы, маргинальная
позиция интеллигенции на деле оказывается социально акцентированной и доминирующей,
а решающее значение «критической свободной мысли интеллектуалов» в истории
позволяет говорить о реальной экспертократии. В 1980-х на базе технократической
и экспертократической концепций сложилось направление неотехнократизма, задающее
новое, синтетическое видение роли технической и гуманитарной интеллигенции
в современном обществе. В рамках неотехнократизма научно-техническое развитие
мыслится как один из определяющих факторов социального процесса, нуждающийся,
однако, в оценочном и — при необходимости — корректирующем контроле и вмешательстве
экспертов, причем не только специально-технического, но и широкого гуманитарного
профиля. Нормативное требование параллелизма дисциплинарной (технической)
и гуманитарной экспертиз любых инноваций фундирует в неотехнократизме стратегию
«системной рациональности» (В.Бюль) и «гуманизации техники» (Дж.Уайнстейн).
(См. также Машинное искусство.)
М.А. Можейко
|
