|
ЭКСПЕРИМЕНТАЦИЯ
— понятие, введенное постмодернистской философией взамен традиционного концепта
«интерпретация» (см. Интерпретация) для фиксации радикально нового отношения
к феномену смысла. В контексте культивируемого постмодернизмом постметафизического
мышления (см. Постметафизическое мышление, Постмодернистская чувствительность)
конституируется радикальный отказ современной философии от презумпции наличия
имманентного смысла бытия, объективирующегося в феномене логоса (см. Логос,
Логоцентризм, Онто-тео-телео-фалло-фоно-логоцентризм). Согласно номадологическому
видению мира (см. Номадология), бытие ризоморфного объекта (см. Ризома) предстает
как перманентно процессуальная аутотрансформация,
не результирующаяся в каком-либо определенном (финальном) варианте своего
конфигурирования. Классической моделью бытия подобного рода
выступает в постмодернизме бытие «тела без органов», т.е. «интенсивная реальность»,
чьи принципиально неатрибутивные и преходящие определенности оцениваются Делезом
и Гваттари в качестве лишь своего рода гипотетически возможных «аллотропических
вариаций» (см. Тело без органов); аналогично выстраивается релятивное бытие
исторической темпоральности, бесконечно варьирующейся в принципиально плюральных
версиях конституирования прошлого и будущего (см. Событийность, Эон).
Аналогично, в контексте постмодернистской текстологии, фундированной радикальным
отказом от идеи референции (см. Пустой знак, Трансцендентальное означаемое),
смысл текста конституируется лишь в качестве одной из возможных версий принципиально
нон-финального означивания (см. Деконструкция, Означивание,
Текст-наслаждение, «Смерть Автора»). В общем виде данная установка на видение
бытия в качестве нон-финальной аутотрансформационной процессуальности, не характеризующейся
ни изначальным, ни финально обретенным смыслом, находит свое выражение в постмодернистской
концепции «хоры» (см. Хора). Таким образом, с точки зрения постмодернизма,
все то, что наивно полагалось классикой источником семантической определенности,
демонстрирует «разреженность, а вовсе не нескончаемые щедроты смысла» (Фуко).
В этом отношении постмодернизм констатирует своего рода «катастрофу» или «имплозию»
смысла (Бодрийяр). Исходя из этого, культура постмодерна программно противостоит
видению мира как книги, чей имплицитно наличный смысл может и должен быть
прочитан в когнитивно-интерпретационном усилии, и текста как подлежащего пониманию,
т.е. герменевтической реконструкции его исходного смысла. В этом проблемном
поле становится очевидной невозможность герменевтической процедуры экспликации
имманентного смысла текста (или мира как текста): любой интерпретационный
акт, приписывающий некой событийности тот или иной конкретный смысл, выступает
для постмодернизма «как насилие, которое мы совершаем над вещами, во всяком
случае — как некая практика, которую мы им навязываем» (Фуко). В этом отношении,
согласно постмодернистской оценке, «интерпретировать — это подчинить себе,
насильно или добровольно» (Фуко). При претензии на постоянство (т.е. на статус
избранной — корректной или аксиологически предпочтительной) интерпретация
превращается по отношению к интерпретируемой предметности в
своего рода «путы и клещи» (Делез, Гваттари), не
столько генерируя смысл, сколько симулируя его (см. Симуляция). Постмодернистски
понятая предметность бесконечно открыта для вариативного конфигурирования
(см. Ризома, Событийность, Тело без органов, Хора), — подобно тому, как децентрированный
текст открыт для вариативных нарраций, снимая саму постановку вопроса о так
называемом правильном прочтении: «замените анамнез
— забыванием, интерпретацию — экспериментацией» (Делез, Гваттари). Смыслогенез,
таким образом, «никогда не бывает объективным процессом обнаружения смысла»,
но «вкладыванием смысла» в то, что само по себе «не имеет никакого смысла»
(Дж.Х.Миллер), — в парадигмальном горизонте постмодернизма
интерпретация заменяется Э. как свободной процессуальностью означивания: «путешествие
на месте, ... экспериментация — почему бы нет?» (Делез, Гваттари). (См. также
Интерпретация.)
М.А. Можейко
|
