|
«ЭТИКА И БЕСКОНЕЧНОЕ»
(«Ethique et Infini», 1982)
— работа Левинаса, в которой излагается его собственная философская концепция
в форме конструктивной беседы с Ф.Немо. В «Э.иБ.» Левинас, как и во многих
других своих работах, постулирует тезис о том, что метафизика в значении этической
феноменологии с необходимостью должна предшествовать онтологии. Программная
цель, которую он для себя сформулировал, заключается не в создании этики,
а в отыскании ее глубинного смысла. Стремясь отыскать смысл человеческой экзистенции
в общении с другой личностью, Левинас стремится вернуть в лоно философии человека,
бывшего лишь досадной помехой объективности как идеалу классического рационализма.
На этой основе он конструирует «философию будущего», которая базируется на
ценностном понятии «духовный смысл», инспирируемом отношением Я к Другому
не как к вещи, а как к Лицу. Значение Лица не определяется контекстуально.
В обыденном понимании, рассуждает Левинас, лицо представляет собой определенную
личность — профессора Сорбонны, вице-президента государственного совета и
др. со всеми теми характеристиками, которые записывают в паспорте, что находит
отражение в манере одеваться, в способе презентации. В этом ракурсе диалог
интерпретируется как ситуация, в которой человек постоянно демонстрирует черты,
релевантные данной ситуации. Ответ на заданный вопрос опирается на имеющиеся
сведения и на ряд языковых средств, выполняющих функцию индикаторов иллокутивного
акта, среди которых можно выделить семантические, синтаксические, лексические,
фонетические индикаторы лингвистического порядка. Такого рода конвенциальных
сущностей, по мнению Левинаса, недостаточно для принятия «разговорного бытия».
Он элиминирует из структуры диалогического пространства формально-логическое
понимание смысла значения, которое «исходит из определенного контекста» и
принципиально неотделимо от языкового выражения. «Смысл чего-то, — рассуждает
философ, — содержится в отношении смыслоносителя к чему-то другому», т.е.
к другому лицу. Непосредственно само лицо, напротив, «является смыслом только
для себя». Исходя из этого, Левинас заключает, что лицо невидимо. Оно не является
таким содержанием, которое могла бы «схватить» чья-то мысль, что вполне согласуется
с исходной левинасовской установкой о преодолении тотализирующей активности
классического разума, оказавшегося неспособным сформировать способы и средства
освоения этико-религиозной реальности. Лицо непостижимо, ибо приближает к
сфере «по-ту-сторону» (au-delà).
Лицо Другого в концепции Левинаса имеет
амбивалентный, или двойственный, характер. Амбивалентность появления Другого
детерминирована тем обстоятельством, что значение данного появления распадается
на две составляющие: Выражение Лица и Лицо, присутствие и отсутствие, но не
денотат и смысл. Фрегевская семантическая конструкция «денотат — смысл», как,
впрочем, и ее усовершенствованный усилиями Карнапа вариант «экстенсионал —
интенсионал» «не работают» в диалогике Левинаса. Это имплицируется тем, что
смысл Лица является исключительно смыслом-в-себе, который, следовательно,
не может быть принят во всем объеме или экстенсионале. «Ускользание» как форма
бытия определяет его форму экзистенции — быть отсутствующим, и форму откровения
— «откровение Трансцендентного». Тот факт, что ближний является лицом, не
исключает того, что ближний обращается ко мне, что-то говорит, а я должен
ему ответить. «Говорение есть способ встречи с ближним, — поясняет Левинас,
— но встретить ближнего — значит отвечать за него». В разговоре автор видит
один из способов преодоления тотальности. Только диалог с другой личностью
приводит к распознанию «эгоизма Я» и побуждает посредством идеи Бесконечного
быть не таким, как Другой: быть менее значимым и более ответственным, чем
он сам. «Лицо и разговор связаны между собой, — утверждает философ в «Э.иБ.».
— Лицо говорит», но вначале оно говорит не то, что облекаемо в словесную оболочку,
а то, что «делает возможным всякий разговор» и что «его начинает» — его метадискурс.
Доступ к Лицу идентифицируется как доступ к идее Бога, как не ощущаемый «сейчас»,
но ощущаемый «через мгновение». Высшие нравственные нормы, соответствующие
естественной христианской логике, нашли отражение в левинасовской концепции
Лица. Открытость Лица — не тождественная физическому присутствию человека
— интерпретируется как его искренность, откровенность. Искренность и откровенность
сами по себе выражают высшую, абсолютную степень открытости, а следовательно
то, что нуждается в наибольшем внимании — убожество, нищету, «которым можно
все и в отношении которых должны все». Долженствование как реакция на открытость
Лица — это, в первую очередь, ответ на обращение. Лицо с того момента, когда
оно оказывается «выставленным», т.е. «выражающим себя», подвержено опасности
и одновременно являет собой то, что должно его защитить. Левинас связывает
это с дилеммой, возникающей при появлении Лица, которое, с одной стороны,
словно приглашает к акту насилия, но, с другой, запрещает убивать. «Не убий»
— первое слово Лица, его необходимо рассматривать как распоряжение Учителя.
«Я с удивлением задумался, — пишет автор «Э.иБ.», — над диспропорцией между
тем, что называется «реальностью объективной» и «реальностью формальной»,
над самим парадоксом — анти-греческим — идеи, «вложенной в мое сознание, в
то время как Сократ поучал нас, что есть вещи, которые невозможно вложить
в качестве идеи в мысль, ни найти ее данной прежде». Такой идеей является
постулат: «моя ответственность всегда превышает ответственность других». Для
Левинаса «этика не становится приложением к прежней экзистенциальной основе;
в этике, понимаемой как ответственность, завязывается сам узел субъективности».
Утверждаемую в качестве единственно возможной этическую феноменологию философ
отождествляет с религией. «Этическое отношение, — пишет он, — это не подготовка
к религиозной жизни и не следствие из нее, это сама религиозная жизнь», фундированная
«отсутствием».
C.B. Воробьева
|
