|
«ЕДИНАЯ КНИГА»
— метафора, предложенная Хлебниковым при дескриптивном анализе модели универсума
как вариабельности природных и социо-культурных «текстов», воспринимаемых
имплицитно. Теоретическими источниками концепции универсума как «Е.К.» послужили
для Хлебникова, с одной стороны, мифологические представления индийской культуры,
выступившей предметом его специального изучения в период 1918 — 1920, с другой
стороны — традиция классической философии, обращенность к которой обусловила
установление им ряда акцентов в своем творчестве. Прежде всего Хлебников сознательно
ориентировался на концептуальную модель Платона, впервые рельефно обозначившую
семантические поля понятий «Единого» и «Иного», а также вводившую в корпус
философских учений категорию «идеи», относящейся в его интерпретации к подлинной
реальности и фундирующей всю совокупность пространственно-временных и материальных
проявлений вселенского вещества. С другой стороны, проштудированная Хлебниковым
на латыни «Этика» Спинозы инспирировала выбор самого подхода к интерпретации
социокультурной реальности. Учение Гегеля и младогегельянская традиция (прежде
всего Маркс) нашли выражение в его понимании универсума как «инобытия абсолютной
идеи», т.е. как поля «развертывания» или «эманации» исторического времени,
а также в материалистическом понимании структуры мира. Мир, по Хлебникову,
есть «Текст», в котором представлены сингулярные «тексты», наподобие модели
«Сверхповесть» — «плоскость». Человек не может быть пассивным по отношению
к тексту и вынужден занимать позицию либо Читателя-»потребителя», либо «производителя»,
т.е. Читателя-соавтора, воспринимающего «текст» через призму собственных гносеологических
установок и апплицирущего их на текстовой материал. «Изобретатель», а не «приобретатель»,
— идеальный образ человека для Хлебникова. Понимание, по его убеждению, требует
«со-творчества» как фундаментальной установки мышления со стороны участников
языковой игры в семантически наполненном пространстве, которое позднее в постмодернистской
текстологии конституируется в парадигмальную презумпцию «смерти Автора» и
конкретизируется у Кристевой в концепции интертекстуальности. Однако, по Хлебникову,
познавательная активность субъекта ограничена также особенностями объекта,
предстающего перед ним как нагромождение текстовых «чертежей», чья сущность
не открывается непосредственно творческой интуиции исследователя: «Есть роковая
черта, замыкающая наш опыт... Большие числа не укладываются в нашем опыте,
но наш опыт как песчинка целиком исчезает в громадах их времен, погребенный
внутри этих чисел-утесов». Привыкание к тому или иному «тексту», согласно
Хлебникову, в столь же значительной мере препятствует его восприятию и прочтению.
Знаковая природа реальности требует адекватных ей инструментов познания: не
«речь» или «письмо», а «чертеж» и «формула» («цитата» и «стиль письма») должны,
по его мнению, выступить в качестве формы фиксации феноменов объективной действительности
и подлинного предмета компаративного анализа или же интертекстуальной игры.
Каждый знак речи — фонема — имеет, по Хлебникову, свои телеологические функции,
детерминирующие семантическую целостность слова и высказывания. Глубинный
анализ языка обнаруживает, по Хлебникову, что «речи — здания из глыб пространства.
Частицы речи — части движения. Слова — нет, есть движения в пространстве и
его части — точек, площадей... Плоскости, прямые площади, удары точек, божественный
круг, угол падения, пучок лучей прочь из точки и в нее — вот тайные глыбы
языка. Поскоблите язык — и вы увидите пространство и его шкуру» (ср. с постмодернистской
концепцией плоскости — см. Плоскость). «Текст» «Е.К.» как «чертеж» требует
от читателя «отвесного мышления», нелинейного и дискурсивного, ибо в хлебниковской
концепции универсума «ряд чисел — мир в себе. Или это тот же мир, что знаком
человеку, но в себе». «Чтение» этих «текстов» становится возможным лишь по
мере овладения их языком, освоение интертекстуальных контекстов как полное
и адекватное невозможно, по Хлебникову, на современном этапе развития науки,
однако человечество, по его оценке, уже стоит у истоков рождения мета-науки,
призванной стать ориентиром творчества всех ученых мира.
Ф.В. Пекарский
|
