|
ДИСПОЗИТИВ (франц.
dispositif — порядок,
расположение как «диспозиция», а также устройство, механизм) — термин философской
концепции Фуко, фиксирующий систему стратегических ориентиров целеполагания,
имплицитно задаваемую характерным для того или иного социума комплексом «власти
— знания», и выступающий матрицей конфигурирования культивируемых этим обществом
практик. Д. имплицитно конституируется в качестве гештальтного инварианта
типовых для соответствующей культуры стратегий осуществления политической
и когнитивной практик и может быть выявлен при анализе фундирующего эту культуру
комплекса «власти — знания». Основой Д. выступает, по Фуко, «стратегический
императив», сохраняющий внутри каждой конкретной культуры свою идентичность,
несмотря на возможные «игры, перемены позиций, изменения функций», которые
в процессе функционирования Д. могут иметь место. Статус Д. может быть представлен
как принципиально амбивалентный, причем это касается как способа его существования,
так и связанных с ним отношений детерминации. Во-первых,
Д. конституируется в рамках комплекса «власти — знания», являясь не столько
отдельным его компонентом — наряду со знанием и властью, — сколько основанием
общности последних, делающим возможным их объединение в системное целое, а
именно: Д. объективирует собой гештальтно-аксиологический изоморфизм
принятых данной культурой стратегий власти и знания. Во-вторых,
система детерминационных связей, в которые погружен Д., также может быть рассмотрена
с точки зрения его амбивалентности: с одной стороны, Д. воспроизводит в своем
императиве сложившуюся в обществе конфигурацию осуществления власти, с другой
— сам, в свою очередь, выступает глубинной матрицей конфигурирования властных
отношений; аналогичными двусторонними отношениями детерминации Д. связан
и с базовой стратегией типовых для данного социума когнитивных практик, которые
«в связи с ним /Д. — М.М., А.Г./ возникают, но не в меньшей
мере его и обусловливают» (Фуко). Иначе говоря, «вот это и есть Д.: стратегии
силовых отношений, которые и поддерживают различные типы знаний
/равно как и власти — М.М., А.Г./ и поддерживаются ими» (Фуко).
Власть, таким образом, не конституируется в качестве «центрированного,
субстанциального феномена», но реализует себя именно посредством функционирования
соответствующего Д., пронизывающего собой все уровни и формы отношений: «на
самом деле власть — это... пучок — более или менее организованный, более или
менее пирамидальный, более или менее согласованный — отношений», силовой характер
которых отнюдь не предполагает «фокусировки... в определенное время и в определенном
месте на конкретном субъекте власти» (Фуко).
Аналогично и познавательные процессы (на уровне своих глубинных
целеполаганий) обусловлены выраженным в Д. изоморфизмом конфигураций властных
и когнитивных полей соответствующей культуры: «знание сплетено с властью...
оно лишь тонкая маска, наброшенная на структуры господства» (Фуко).
(Ср. с анализом социокультурных и, в частности, когнитивных аспектов феномена
власти в «Диалектике Просвещения» Хоркхаймера и Адорно.) Так,
например, дедуктивизм как важнейшая характеристика античной культуры оценивается
Фуко именно в контексте его двойственных отношений детерминации с соответствующим
Д.: «Можно сказать, что в античности имеешь дело с волей к правилу, с волей
к форме, с поиском строгости. Как эта воля организовалась? Является
ли эта воля к строгости лишь выражением некоторого функционального запрета?
Или, напротив, она сама была матрицей, из которой затем выводились некоторые
общие формы запретов?». Именно в силу своей детерминированности со стороны
Д. культивируемые в конкретном обществе практики (как в сфере политики и познания,
так и в других сферах — не столь фундаментальных) реализуются в русле вполне
определенного, хотя и не рефлексируемого мышлением повседневности, парадигмального
контура. Не объективируясь в эксплицитно сформулированный кодекс регламентации,
Д., тем не менее, обнаруживает себя фактически во всех типичных для конкретного
общества практиках, выступая в качестве фундаментального регулятора последних
и не допуская их выхода за пределы заданной наличным комплексом «власти —
знания» рамки. Функционирование Д. в конкретных культурных сферах определяется
такими его параметрами, как: 1) стратегическая природа; 2) векторная направленность
действия; 3) силовой характер. Д. реализуется в «определенного
рода отношениях силы... рациональном и координированном вмешательстве в эти
отношения силы, чтобы либо развернуть их в определенном направлении, либо
блокировать их, либо стабилизировать» (Фуко). Специфика осуществления этого
регулирования зависит от конкретной ситуации и может безгранично варьироваться
с точки зрения механизма своей реализации. Сущность Д., однако, не может быть
понята через эти его ситуативно плюральные воплощения
и исчерпывающе сведена к ним — Д. конституирует себя за ними — как неочевидный
инвариант их нормативно-ригористического потенциала, почерпнутого из комплекса
«власти — знания» (см. Фуко.) В целом, творческий метод Фуко правомерно сводим
к движению от публичных дискурсов-знаний к скрытым, подлежащим реконструированию,
дискурсам-практикам и от них обоих к таким социальным практикам, которые позволяют
понять, как интересующее исследователя явление (например, сексуальность или
безумие) конституируется, существует, трансформируется, вступает во взаимоотношения
с другими явлениями. И, наоборот, этот метод реконструирует
движение от соответствующих социальных практик к скрытым и публичным дискурсам:
«что я пытаюсь ухватить под этим именем, — писал Ф., — так это, во-первых,
некий ансамбль — радикально гетерогенный, — включающий в себя дискурсы, интуиции,
архитектурные планировки, регламентирующие решения, законы, административные
меры, научные высказывания, философские, но также моральные и филантропические
положения, — стало быть: сказанное, точно так же, как и не-сказанное,
— вот элементы диспозитива. Собственно диспозитив — это сеть, которая может
быть установлена между этими элементами. Во-вторых, что я хотел бы выделить
в понятии диспозитива — это как раз природа связи между этими гетерогенными
явлениями. Так, некий дискурс может представать то в качестве программы некой
институции, то, напротив, в качестве элемента, позволяющего оправдать и прикрыть
практику, которая сама по себе остается немой, или же, наконец, функционировать
как переосмыление этой практики, давать ей доступ в новое поле рациональности.
Под диспозитивом, в-третьих, я понимаю некоторого рода — скажем так — образование,
важнейшей функцией которого в данный исторический момент оказывалось: ответить
на некоторую неотложность. Диспозитив имеет, стало быть, преимущественно стратегическую
функцию». Употребление Фуко терминов «дискурс» и «Д.» именно в таком значении
и в рамках такого подхода позволило связать в единое целое эпистемологические
планы осмысления мира (дискурсы-знания), анализ деятельностных и общественных
контекстов и условий (дискурсывластные отношения и дискурсы-практики), а также
дескриптивное и компаративное описание текстов (дискурсы-правила). Тем самым
Фуко закладывает основания для иной, новаторской схемы организации социально-гуманитарных
дисциплин. Следует отметить, что идея вертикальной трансляции в культурном
пространстве доминантных гештально-аксиологических форм организации смысла
может быть обнаружена далеко не только у Фуко и в этом отношении является
универсальной для постмодернизма. Так, в исходных методологических основаниях
шизоанализа (см. Шизоанализ) заложена презумпция соподчинения «работы» всех
«социальных машин», основанная на их тотально всеобщем подчинении единому
стереотипу, продуцируемому особой — так называемой «абстрактной машиной» (см.
Машины желания). И хотя бытие последней фактически виртуально
(оно проявляет себя лишь в изоморфном совпадении гештальтно-аксиологических
параметров реализуемых всеми «социальными машинами» семантических стереотипов),
тем не менее, эта «абстрактная машина», по оценке Делеза и Гваттари, реально
«осуществляет связь языка с семантическими содержаниями и прагматикой высказывания,
с коллективными механизмами речи, со всей микрополитикой социального поля»
(так, например, Делез и Гваттари задаются вопросом, «в каком отношении
соизмерима книга, будучи малым устройством — литературной машиной, с машиной
войны, машиной любви, машиной революции и т.д., а также с абстрактной машиной,
которая всех их порождает»). Иными словами, функционирование этой «абстрактной
машины», собственно, и заключается в обеспечении функционирования Д.
М.А. Можейко,
A.A. Грицанов
|
