РАЗДЕЛ V. РИМСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ПЕРИОДА ИМПЕРИИ
ГЛАВА II. СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК РИМСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
5. Федр
В стороне от литературных течений верхушки протекала деятельность
баснописца Федра, раба, а затем вольноотпущенника императора Августа.
Уроженец провинции Македонии, полугрек, Федр уже с детства вошел в соприкосновение
с римской культурой и латинским языком. Начиная с 20-х гг. I в., он
выпускает пять сборников «Эзоповых басен». Как самостоятельный жанр,
басня до этого времени не была представлена в римской литературе, хотя
писатели (особенно сатирики) иногда вводили басенные сюжеты в свое изложение
(ср. стр. 389). Термин «басня» не следует, впрочем, понимать в слишком
узком смысле; Федр включает в свои сборники не только «басни», но и
занимательные рассказы анекдотического характера.
Греческие басни фигурировали под именем «Эзопа», который вместе с
тем был героем многочисленных анекдотов (стр. 97); Федр облекает этот
материал в латинские стихи. Сперва ограничиваясь заимствованными сюжетами,
он впоследствии пробует перейти и к оригинальному творчеству. Заглавие
«Эзоповы басни», по объяснению автора, служит в позднейших книгах лишь
жанровой характеристикой, а не указанием на принадлежность сюжетов Эзопу.
Стиховая форма басен Федра — старинный ямбический размер республиканской
драмы, несколько отклоняющийся от греческого типа и уже вышедший из
употребления в «высокой» литературе, но привычный для массового посетителя
римского театра.
Федр — плебейский поэт. Выбирая «Эзопов» жанр, он отдает себе отчет
в его «низовом» характере. Басня, полагает Федр, создана рабами, которые
не осмеливались свободно выражать свои чувства и нашли для них иносказательную
форму шутливой выдумки. Элемент социальной сатиры особенно заметен в
первых двух сборниках, в которых преобладает традиционный тип животной
басни. Выбор сюжетов (хотя и традиционных), характер их обработки, формулировка
нравоучения — все свидетельствует о направленности басни Федра против
«сильных». Первая книга открывается «Волком и ягненком». Сотрудничество
с «сильным» невозможно («Корова, коза, овца и лев»). Несогласия между
«сильными» приносят «низким» новые страдания («Лягушки, испуганные схваткой
быков»). Единственное утешение, что сила и богатство чаще приводят к
опасностям, чем бедность («Два мула и грабители»). В улучшение положения
бедных Федр не верит; при изменении государственных руководителей «бедняки
не меняют ничего, кроме имени господина» («Осел — старому пастуху»).
Это уже басня с политическим оттенком. Политическое истолкование получает
у Федра также басня о «Лягушках, просящих царя»; оно отнесено, правда,
к тирании Писистрата в Афинах, но составлено в выражениях, которые гораздо
более применимы к утрате республиканской свободы в Риме. Кончается басня
призывом к смирению: «граждане, терпите это зло, чтобы не наступило
худшее». В некоторых стихотворениях современники могли, вероятно, усмотреть
актуальные намеки, хотя поэт и уверяет, что его сатира не направлена
против отдельных лиц. Например: Гелиос (Солнце) хочет жениться; лягушки
вопят: «Он и так иссушает все болота, что же будет, когда он народит
детей?».
После выхода в свет первых двух сборников автор пострадал за свою
смелость: он стал жертвой гонения со стороны Сеяна, временщика императора
Тиберия, и попал в трудное положение. В своих следующих книгах он ищет
покровительства влиятельных вольноотпущенников. Сатира становится гораздо
более невинной. «Публично пикнуть — преступление для плебея», — цитирует
Федр Энния. Все чаще появляются басни отвлеченного типа, анекдоты —
исторические я из современной жизни, бытовые новеллы, вроде сюжета о
«неутешной вдове» («Эфесской матроне» Петрония, стр. 450), ареталогии,
даже бесфабульные стихотворения описательного или поучительного содержания,
и автор проявляет большую склонность к популярно-философскому морализированию.
Федр ставит себе в заслугу «краткость». Повествование его не задерживается
на деталях и сопровождается только немногословными пояснениями морально-психологического
характера. Персонажи выражаются сжатыми и четкими формулами. Язык —
прост и чист. В результате получается все же некоторая сухость, а иногда
и недостаточная конкретность изложения. Нравоучение не всегда вытекает
из рассказа. Уже современники упрекали баснописца в «чрезмерной краткости
и темноте»; обидчивый автор резко полемизирует с этими «завистниками»
и склонен очень высоко расценивать свои литературные заслуги как создателя
нового жанра римской поэзии.
«Слава», которой Федр ожидал, пришла не скоро. Литература верхов игнорировала
его. Сенека в 40-х гг. еще называет басню «жанром, не испробованным
римскими дарованиями»; Федра он или не знает или не признает. В поздней
античности басни Федра, изложенные прозой, вошли в состав басенного
сборника (так называемый «Ромул»), который в течение многих веков служил
для школьного обучения и являлся одним из важнейших источников для средневековой
басни. Подлинный Федр стал широко известен лишь с конца XVI в. Как подлинный,
так и переработанный Федр был посредствующим звеном между греческим
«Эзопом» и новоевропейской басней. Такие общеизвестные сюжеты, как «Волк
и ягненок», «Лягушки, просящие царя», «Ворона и лисица», «Волк и журавль»,
«Лягушка и вол», «Петух и жемчужное зерно» и многие другие, нашедшие
в русской литературе классическое стихотворное выражение у Крылова,
заимствованы им у французского баснописца Лафонтена, непосредственно
пользовавшегося сборником Федра.
|
