РАЗДЕЛ III.
ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЙ И РИМСКИЙ ПЕРИОДЫ
ГРЕЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ГЛАВА V.
ГРЕЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ПЕРИОДА РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
4. Красноречие. Вторая софистика
Торжество архаизма в литературе падает на время эпигонствующего «греческого
возрождения» (стр. 238). В ориентации на блестя-
щие периоды своей культуры греческое рабовладельческое общество ищет
противоядия от разрушающих его сил. Политика императоров идет в полной
мере навстречу этой культурной самозащите. Рядом с оживлением старинных
святилищ, оракулов и общеэллинских игр создаются официальные, оплачиваемые
государством кафедры философии и реторики. Пропаганда архаических тенденций
выходит за пределы школ или замкнутых ученых кружков, она стремится
охватить более широкий круг всех тех, кто причастен к «образованности»,
и ищет поэтому более массовых, доступных и интересных форм. Происходит
новый подъем публичной речи. В условиях Римской империи политическое
или судебное ораторское искусство находило для себя так же мало почвы,
как и в эллинистических государствах; красноречие этого времени имеет
резко выраженный эпидиктический характер. По греческим общинам гастролируют
странствующие ораторы, выступая со своим искусством перед многочисленной
публикой в театрах или лекториях. Они менее всего склонны видеть в себе
только мастеров слова и именуют себя не ораторами, а софистами. В этом
воскрешении старого термина содержится претензия на культурную ценность
нового красноречия, как пропаганды «образованности», и брошен вызов
философам, исконным врагам «софистики».
Как во времена Исократа, реторика начинает играть роль важнейшей общеобразовательной
дисциплины, конкурируя с философией, а эпидиктическое красноречие стремится
вытеснить все прочие виды литературы. Своим архаическим звучанием термин
«софист» отвечал установке на аттическую древность, и вторая софистика
приписывала себе происхождение от первой в порядке непрерывной исторической
преемственности.
С ростом значения публичной речи мы встречаемся уже в I в. н. э. Старший
современник Плутарха, Дион из Прусы (в Вифинии), начал свою ораторскую
деятельность как типичный софист, противник философов. Изгнанный при
Домициане из Рима с запретом жить в Вифинии, он в течение ряда лет вел
странствующий образ жизни, занимался физическим трудом и увлекался кинико-стоической
философией. Странствия приводили его в отдаленные углы греческого мира;
он посетил и Ольвию, греческую колонию на Днепре (Борисфене), и в своей
«Борисфенитскюй» речи оставил памятник ее тяжелого состояния в римское
время. После гибели Домициана Дион получил возможность вернуться и пользовался
расположением императора Траяна. В своей последующей деятельности он
поставил свое искусство эпидиктичеокого стиля на службу популярно-философской
проповеди. От Диона сохранилось около 80 речей на политические, моральные
и литературные темы. Дион — почитатель греческой древности, в сравнении
с которой настоящее кажется ему мелким и ничтожным (ср. цитату на стр.
238), и вместе с тем сторонник империи, теоретик единовластия. Он проповедует
смягчение классовых противоречий, призывает городскую бедноту возвратиться
на землю — провинциальная параллель к политике поддержки мелкого землевладения,
которую начали проводить императоры после Домициана. В этом отношении
показательна «Эвбейская» речь; она и с литературной стороны является
самым интересным произведением Диона. Он рисует утопическую идиллию,
мирную уединенную жизнь двух охотничьих семейств вдали от города, и
кончает прославлением
здорового и полезного сельского труда, противопоставляя его развращенной
жизни городского населения.
Дион, с его позднейшим уклоном в сторону популярной философии, еще
не является вполне типичным представителем софистики.
Расцвет ее относится уже ко II в. н. э. Важнейшими софистическими
центрами служили греческие города Малой Азии, в особенности Смирна;
здесь сохранялись эллинистические традиции «азианского» красноречия,
и представители второй софистики продолжали придерживаться типичной
для «азианцев» театральности, хотя и восприняли языковые нормы аттикистов
и тратили неимоверные усилия, для того чтобы уметь воспроизвести стиль
древних ораторов, в особенности Демосфена. Идейная бессодержательность
и подражательный стиль — характерные признаки всего течения.
Публичное выступление софиста начиналось с «вступительного «слова»,
прелюдии в легком стиле; оратор представлялся публике, давал образчик
своего искусства — эффектное описание, интересный рассказ, защиту парадоксального
тезиса. Затем следовала самая речь, «ораторское упражнение». Чаще всего
софист развертывал перед слушателями какую-нибудь историческую фикцию,
речь знаменитого человека в какой-либо сложной ситуации. Ксенофонт желает
умереть вместе с Сократом, Демосфен предлагает себя в качестве искупительной
жертвы после Херонейского поражения. Солон, узнавший, что Писистрат
окружил себя стражей, требует уничтожения своих законов, — такого рода
темы трактовались софистами. Исторической точности здесь не требовалось;
нужны были те представления о возвышенных мыслях и благородных героических
чувствах, которые «греческое возрождение» желало навязать своему прошлому.
'Прошлое уходило в такую же область идеального, к какой некогда принадлежал
миф, а греческая история предоставляла в распоряжение софиста достаточное
количество патетических моментов.
«При всяком случае, — язвит Лукиан в своем «Учителе красноречия»,
— должен быть Марафон и храбрец Кинегир, без них ни одна речь обойтись
не может. Пусть всегда у тебя через Афон плывут корабли, а Геллеспонт
переходят посуху. Пусть солнце покрывается стрелами мидян, Ксеркс обращается
в бегство, Леонид возбуждает изумление всех, и пусть прочитывается надпись
Отриада. Саламин и Артемисий и Платеи пусть выступают побольше и почаще».
Как и в школьном реторичеоком обучении (стр. 231), рядом с исторической
фикцией встречается судебная, фиктивное выступление на суде по поводу
казуса, богатого патетическими возможностями, например речь любовника,
захваченного мужем на месте преступления. Но тема могла и не быть фиктивной.
Софист был весьма желанным гостем на каждой публичной церемонии и
произносил соответствующую речь. Реторические учебники этого времени
устанавливают наличие самых разнообразных видов церемониальной эпидиктической
речи: тут всевозможные «прославления» как отдельных лиц, императоров,
наместников, увенчанных «граждан, так и общин или местностей, всякие
«панегирики», «речи ко дню рождения», «свадебные», «надгробные» «утешительные»,
«плачевные» речи.
То обстоятельство, что торжественные софистические речи могли оказаться
господствующим литературным жанром, служит ярким доказательством безыдейности
и отсутствия творческих сил у вер-
хушки греческого общества II — III вв. Культ эффектного слова и; декламации
доведен здесь до крайних пределов; особенно ценилось. искусство импровизировать
речь. Оратор старался воздействовать на слушателей красотой голоса,
ритмом, пением, мимикой. Об одном из софистов рассказывают, что на его
выступления приходили люди, не знающие по-гречески: «они слушали его,
как сладкозвучного соловья, потрясенные красотой его голоса и дикции,
его ритмами и в простой речи и в пении». Красноречие это настолько широко
пользовалось поэтическими средствами выражения, что речи часто именуются
«гимнами».
Претензии софистики на универсальное образовательное и литературное
значение, на способность заместить и философию и поэзию резче всего
формулированы у самого выдающегося софиста II в. Элия Аристида. Около
пятидесяти сохранившихся речей этого прославленного в свое время автора,
мнившего себя одновременно и Демосфеном и Платоном, в равной мере свидетельствуют
о его стилистическом мастерстве и идейном убожестве, сопряженном с неврастенией,
суеверием, тщеславием и шарлатанством.
Софистическая проза получает более живой характер тогда, когда переходит
к более интимным темам. Так, софисты культивируют жанр фиктивного письма.
Это — прозаическая параллель к малым формам эллинистической поэзии,
с бытовыми миниатюрами, картинками природы, изъяснениями чувств. Письмо
так же замещает интимную лирику, как софистическая речь — торжественную
лирику гимнов. Алкифрону (II в.) принадлежит несколько сборников писем:
письма рыбаков, крестьян, паразитов, гетер. Автор использует материалы
новоаттической комедии и переносит свои письма в обстановку IV в. до
н. э. Сборник любовных писем приписывается (может быть, ошибочно) Филострату
(III в.), составителю жизнеописаний знаменитых софистов и пространной
ареталогии, почти что биографического романа, об известном «чудотворце»
I в. н. э. Аполлоиии Тианском. Другой вид софистической прозы — описание
(«экфраса») природы или памятников искусства (реальных или фиктивных)
— также одна из любимых тем эллинистической поэзии. Сохранились сборники
описаний картин, связанные с именами двух Филостратов, старшего и младшего.
Старший Филострат быть может тожествен с вышеупомянутым одноименным
автором, но это не вполне достоверно, так как в семье Филостратов было
несколько представителей софистического искусства, и труды их трудно
разграничить.
Софистика существовала очень долго, в течение всего переходного периода
от древнегреческой литературы к византийской. В IV в. она еще представлена
рядом выдающихся писателей (Либаний, Гимерий, император Юлиан). Софистический
стиль перенимают христианские проповедники (Василий Великий, Григорий
Богослов, Иоанн Златоуст). В течение долгого времени продолжают разрабатываться
также и малые софистические формы. Отмирает софистика только в VI —
VII вв.
|
