ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подведем некоторые итоги
литературного развития.
Как и большинство других
народов Европы, Русь миновала рабовладельческую формацию. Поэтому Русь не
знала античной стадии в развитии своей культуры. Непосредственно от общинно-патриархальной
формации восточные славяне перешли к феодализму. Этот переход совершился необыкновенно
быстро на огромной территории, населенной восточнославянскими племенами и
различными угро-финскими народностями.
Отсутствие той или иной
стадии в историческом развитии требует своей «компенсации», восполнения. Помощь
обычно приходит от идеологии, от культуры, черпающих при этих обстоятельствах
свои силы в опыте соседних народов.
Появление литературы,
и притом литературы для своего времени высокосовершенной, могло осуществиться
только благодаря культурной помощи соседних стран — Византии и Болгарии. При
этом необходимо подчеркнуть особое значение культурного опыта Болгарии. Регулярная
письменность и литература в Болгарии явились на столетие раньше в сходных
условиях: Болгария также не знала в основном рабовладельческой формации и
усвоила культурный опыт той же Византии. Болгария совершила усвоение византийской
культуры в обстоятельствах, близких тем, которые создались через столетие
на Руси при усвоении ею византийской и болгарской культуры: Русь получила
византийский культурный опыт не только в его непосредственном состоянии, но
и в «адаптированном» Болгарией виде, приспособленном к нуждам феодализирующегося
общества.
Необходимость в ускоренном
развитии культуры создала на Руси высокую усвояемость культурных явлений Византии
и Болгарии. Дело не только в потребностях, но и в том еще, что древнерусская
культура в X и XI вв. в силу своей гибкой молодости обладала острой одаренностью
к усвоению чужого опыта. Отсутствие глубоких традиций классовой культуры при
бурном развитии классовых отношений заставляло русское общество впитывать
и усваивать чужие элементы классовой культуры и создавать свои собственные.
Усвоение чужого шло так же интенсивно, как и построение своего. Жанровая система
литературы болгар в ее переводной, с греческого, и оригинальной болгарской
части была на Руси перестроена. Эта перестройка осуществлялась в двух направлениях:
в направлении отбора тех жанров, которые были необходимы, и. в направлении
создания новых жанров. Первое делалось уже при самом переносе литературных
произведений в Древнюю Русь, второе требовало длительного времени и заняло
несколько столетий.
Система византийских
жанров была перенесена на Русь в своеобразно «укороченном» виде. На Руси потребовались
только те жанры, которые были непосредственно связаны с церковной жизнью,
и жанры общемировоззренческие, отвечавшие новому отношению людей к природе.
Но, с другой стороны,
требовались жанры, которых не было ни в византийской, ни в болгарской литературах.
Жанры средневековой
русской литературы были тесно связаны с их употреблением в быту — светском
и церковном. В этом их отличие от жанров новой литературы.
В середине века все
искусства, и в их числе литература, носили «прикладной» характер. Богослужение
требовало определенных жанров, предназначенных для определенных же моментов
церковной службы. Некоторые жанры имели свое назначение в сложном монастырском
быту. Даже келейное чтение (индивидуальное чтение монахов) имело жанровую
регламентацию. Отсюда несколько типов житий, несколько типов церковных песнопений,
несколько типов книг, регламентирующих богослужение, церковный и монастырский
быт, и т. д. В жанровую систему входили даже такие жанрово не повторяющиеся
произведения, как евангелия, псалмы, апостольские послания и пр.
Уже из этого беглого
и крайне обобщенного перечисления церковных жанров ясно, что часть из них
могла развивать в своих недрах новые произведения (например, жития святых,
которые должны были создаваться в связи с новыми канонизациями), а часть жанров
была строго ограничена существующими произведениями, и создание новых произведений
в их пределах было невозможно. Однако и те и другие не могли измениться: формальные
признаки жанров были строго обусловлены особенностями их употребления и традиционными
признаками;
Несколько менее стеснены
внешними формальными и традиционными требованиями были светские жанры, пришедшие
к нам из Византии и Болгарии. Эти светские жанры не связывались с определенным
употреблением в быту и поэтому были более свободными в своих внешних, формальных
признаках.
Обслуживая регламентированный
и очень церемониальный средневековый быт, жанровая система литературы, перенесенная
на Русь из Византии и Болгарии, не удовлетворяла, однако, всех потребностей
в художественном слове.
Грамотные верхи феодального
общества имели в своем распоряжении и книжные, и устные жанры. Неграмотные
народные массы удовлетворяли свои потребности в художественном слове с помощью
устной системы жанров. Книжность была только отчасти доступна народным массам
через богослужение.
Литературно-фольклорная
жанровая система словесного искусства русского средневековья была в отдельных
своих частях более жесткой, в других — менее жесткой, но если ее брать в целом,
она была очень традиционной, сильно формализованной, мало меняющейся, тесно
связанной с обрядовыми обычаями. Чем более она была жесткой, тем настоятельнее
она подвергалась изменению в связи с переменами в исторической действительности,
в быте, в обрядах и в требованиях применения. Она должна была реагировать
на все изменения действительности.
Раннефеодальные государства
были очень непрочными. Единство государства постоянно нарушалось раздорами
феодалов, отражавшими центробежные силы общества. Чтобы удержать единство,
требовались высокая общественная мораль, высокое чувство чести, верность,
самоотверженность, развитое патриотическое самосознание и высокий уровень
словесного искусства — жанров политической публицистики, жанров, воспевающих
любовь к родной стране, жанров лиро-эпических.
Единство государства,
при недостаточности связей экономических и военных, не могло существовать
без интенсивного развития личных патриотических качеств. Нужны были произведения,
которые ясно свидетельствовали 'бы об историческом и политическом единстве
русского народа. Нужны были произведения, которые активно выступали против
раздоров князей. Поражающей особенностью древнерусской литературы этого периода
являлось сознание единства всей Русской земли без каких-либо' племенных различий,
сознание единства русской истории и государства.
Эти особенности политического
быта Руси отличны от того политического быта, который существовал в Византии
и Болгарии. Идеи единства были отличны уже по одному тому, что они касались
Русской земли, а не Болгарской или Византийской. Нужны были поэтому собственные
произведения и собственные жанры.
Вот почему, несмотря
на наличие двух взаимодополняющих систем жанров — литературных и фольклорных,
русская литература XI-XIII вв. находилась в процессе жанрообразования. Разными путями,
из различных корней постоянно возникают произведения, которые стоят особняком
от традиционных систем жанров, разрушают их либо творчески объединяют. В результате
поисков новых жанров в русской литературе и в фольклоре появляется много произведений,
которые трудно отнести к какому-' нибудь из прочно сложившихся традиционных
жанров. Они стоят вне жанровых традиций.
Ломка традиционных форм
вообще была довольно обычной на Руси. Все более или менее выдающиеся произведения
литературы, основанные на глубоких внутренних потребностях, вырываются за
пределы традиционных форм.
В этой обстановке интенсивного
жанрообразования некоторые произведения оказались единичны в жанровом отношении
(«Моление» Даниила Заточника, «Поучение», «Автобиография» и «Письмо к Олегу
Святославичу» Владимира Мономаха), другие получили устойчивое продолжение
(Начальная летопись — в русском летописании, «Повесть об ослеплении Василька
Теребовльского» — в последующих повестях о княжеских преступлениях), третьи
имели лишь отдельные попытки продолжить их в жанровом отношении («Слово о
полку Игореве» — в «Задонщине»).
Отсутствие строгих жанровых
рамок способствовало появлению многих своеобразных и высокохудожественных
произведений.
Процессы жанрообразования
способствовали интенсивному использованию в этот период опыта фольклора (в
«Повести временных лет» и других летописях, в «Слове о полку Игореве», в «Слове
о погибели Русской земли», в «Молении» и «Слове» Даниила Заточника и т. д.).
Процесс жанрообразования, осуществлявшийся в XI-XIII
вв., возобновился в XVI в. и протекал довольно интенсивно в XVII
в.
Пропуск античной стадии
в развитии культуры поднял значение литературы и искусства в развитии восточного
славянства. На литературу и другие искусства выпала, как мы видели, ответственнейшая
роль — поддержать ускоренное развитие русского общества в XI
— начале XIII
в. и ослабить отрицательные стороны .этого ускоренного развития: распад Русского
государства и раздоры князей. Вот почему общественная роль всех видов искусства
была чрезвычайно велика в XI-XIII вв. у всех восточных славян.
Чувство истории, чувство
исторического единства, призывы к политическому единению, разоблачения злоупотреблений
властью распространялись на огромную территорию с большим и пестрым разноплеменным
населением, с многочисленными полусамостоятельными княжествами.
Уровень искусств соответствовал
уровню общественной ответственности, которая выпала на их долю. Но эти искусства
не знали все же собственной античной стадии — только отклики чужой через Византию.
Поэтому, когда в России в XIV
и начале XV
в. создались социально-экономические условия для возникновения Предвозрождения
и это Предвозрождение действительно возникло, оно сразу в историко-культурном
отношении было поставлено в своеобразные и невыгодные условия. Роль «своей
античности» выпала на Русь домонгольскую, Русь периода ее независимости.
Литература конца XIV
— начала XV
в. обращается к памятникам XI — начала XIII в. Отдельные произведения этого времени механически подражают
«Слову о законе и благодати» митрополита Илариона, «Повести временных лет»,
«Слову о разорении Рязани» и, самое главное, «Слову о полку Игореве» (в «Задонщине»).
В зодчестве замечается аналогичное обращение к памятникам XI-XIII
в. (в Новгороде, Твери, Владимире), то же происходит в живописи, то же — в
политической мысли (стремление возродить политические традиции Киева и Владимира
Залесского), то же — в народном творчестве (на это время приходится особенно
интенсивное формирование киевского цикла былин). Но все это оказывается недостаточным
для Предвозрождения, и поэтому особое значение имеет укрепление связей со
странами, пережившими античную стадию культуры. Русь возрождает и укрепляет
свои связи с Византией и со странами византийского культурного ареала, прежде
всего с южными славянами.
Одна из характернейших
и существеннейших черт Предвозрождения, а затем, в большей мере, Возрождения
— это появление историчности сознания. Статичность предшествующего восприятия
мира сменяется в сознании этого времени динамичностью. Этот историзм сознания
связан со всеми основными чертами Предвозрождения и Возрождения.
Прежде всего историзм
органически связан с открытием ценности отдельной человеческой личности и
с особым интересом к историческому прошлому. Представление об исторической
изменяемости мира связано с интересом к душевной жизни человека, с представлением
о мире как о движении, с динамизмом стиля. Ничто не закончено, а поэтому и
невыразимо словами; текущее время неуловимо. Его может лишь в известной мере
воспроизвести поток речи, динамический и многоречивый стиль, нагромождение
синонимов, обертоны смысла, ассоциативные ряды.
Предвозрождение в русском
изобразительном искусстве сказывается прежде всего в творчестве Феофана Грека
и Андрея .Рублева. Это два резко различных художника, но тем характернее они
для Предвозрождения, когда вступает в свои права роль личности художника и
индивидуальные различия становятся типичными явлениями эпохи. Слабее сказывается
Предвозрождение в литературе. Для Предвозрождения характерны «филологические»
интересы книжников, «плетение словес», эмоциональность стиля и пр. Когда начиная
с середины XV в. стали падать один за другим основные предпосылки образования
Возрождения, русское Предвозрождение не перешло в Ренессанс, так как погибли
города-коммуны (Новгород и Псков), борьба с ересями оказалась удачной для
официальной церкви. Процесс образования централизованного государства отнимал
многие духовные силы. Связи с Византией и западным миром ослабели из-за падения
Византии и появления Флорентийской унии, обострившей недоверие к странам католичества.
Каждый великий стиль
и каждое мировое движение имеет свои исторические функции, свою историческую
миссию. Возрождение связано с освобождением человеческой личности от средневековой
корпоративности. Без этого освобождения не может наступить новое время — в
культуре и, в частности, в литературе.
То обстоятельство, что
Предвозрождение в России не перешло в Возрождение, имело серьезные последствия:
недозревший стиль стал рано формализоваться и застывать, а живое обращение
к «своей античности», постоянное возвращение к опыту домонголь-ской Руси,
к периоду ее независимости вскоре приобрело черты особого консерватизма, сыгравшего
отрицательную роль в развитии не только русской литературы, но и русской культуры
XVI-XVII вв.
Ренессансный переход
к новому времени приобрел затяжной, замедленный характер. В России не было
Ренессанса, но были ренессансные явления на протяжении XVI, XVII и частично
XVIII в.
Главное отличие Ренессанса
от Предренессанса (Предвозрождения)—его светский характер, освобождение от
всепроникающей церковности средневековья.
В XVI в. постепенно
и осторожно начинает отходить в прошлое теологический взгляд на человеческое
общество. «Законы божественные» еще сохраняют свою авторитетность, но наряду
со ссылками на священное писание появляются вполне «ренессансные» ссылки на
законы природы. На естественный порядок вещей в природе как на образец для
подражания людям в общественной и государственной жизни ссылается ряд писателей
XVI в. Проекты Ермолая-Еразма основаны на представлении о том,
что. хлеб — основа жизни хозяйственной, общественной и духовной. Иван Пересветов
в своих писаниях почти не пользуется уже богословскими аргументами. Развитие
публицистики в XVI в. связано с верой в силу убеждения, в силу книжного слова.
Никогда так много не спорят в Древней Руси, как в конце XV
и в XVI
вв. Развитие публицистики идет на гребне общественного подъема веры в разум.
Развитие публицистической
мысли вызвало появление новых форм литературы. XVI
век отмечен сложными и разносторонними исканиями в области художественной
формы, в области жанров. Устойчивость жанров нарушена. В литературу проникают
деловые формы, а в деловую письменность — элементы художественности. Темы
публицистики — темы живой, конкретной политической борьбы. Многие из тем,
прежде чем проникнуть в публицистику, служили содержанием деловой письменности.
Вот почему формы деловой письменности становятся формами публицистики. Дипломатические
послания, постановления собора, челобитные, статейные списки становятся формами
литературных произведений.
Использование деловых
жанров в литературных целях было одновременно развитием вымысла, до того весьма
ограниченного в литературных произведениях, и придания этому вымыслу формы
достоверности. Появление вымысла в летописях XVI
в. было связано с внутренними потребностями развития литературы в ее самоотделении
от деловых функций и вызывалось публицистическими задачами, особенно остро
вставшими перед летописью в XVI в. Летопись должна была внушить читателям убеждение в безошибочности
и святости государственной власти, а не только регистрировать (хотя бы и весьма
пристрастно) отдельные исторические факты. Летопись становилась школой патриотизма,
школой уважения к государственной власти.
В историю властно вторгается
политическая легенда. Русские люди все чаще задумывались над вопросами мирового
значения своей страны. Большую известность получила, в частности, теория псковского
старца Филофея о сменяющих друг друга Римах, третьим и последним из которых
является Москва.
Политическая легенда
явилась одним из проявлений усиления в литературе художественного вымысла.
Древнерусская литература предшествующего времени боялась открыто фантастического
и воображаемого, как лжи, неправды. Она стремилась писать о том, что было,
или о том, что, по крайней мере, принималось за бывшее. Фантастическое могло
приходить извне, в переводах: «Александрия», «Повесть об Индийском царстве»,
«Стефанит и Ихнилат» и др. При этом фантастическое либо принималось за правду,
либо считалось притчей, нравоучением, жанрами, существовавшими и в Евангелии.
Развитие древнерусской
литературы на протяжении всех ее веков представляет собой постепенную борьбу
за право на художественную «неправду». Художественная правда постепенно отделяется
от правды бытовой. Литературное воображение как бы легализуется, становится
допустимым с точки зрения нового отношения к литературе и миру. Но, вступая
в свои права, фантастика долго маскируется под изображение бывшего, действительно
существовавшего или существующего. Вот почему в XVI в. жанр документа как формы литературного произведения вступает
в литературу одновременно с вымыслом.
Движение литературы
к документу и документа к литературе представляет собой закономерный процесс
постепенного «размывания» границ между литературой и деловой письменностью.
Процесс этот в литературе был связан с деловой жизнью Русского государства,
со встречным процессом роста и становления жанров государственного делопроизводства
и появления архивов. Он был крайне необходим для разрушения старой и становления
новой системы жанров, для «эмансипации» и секуляризации литературы.
С судьбами идейной и
жанровой жизни литературы сопряжены и все изменения литературных стилей. Эмоциональный
стиль, выработавшийся в конце XIV — начале XV в., не смог перейти в стиль Возрождения в конце XV
и в XVI
в. Поэтому судьба этого стиля, искусственно заторможенного в своем развитии,
сложилась неблагоприятно. Стиль этот сильно формализуется, отдельные приемы
окостеневают, начинают механически применяться и повторяться, литературный
этикет крайне усложняется, а в результате этого усложнения исчезает четкость
его употребления. Появляется некоторый «этикетный маньеризм». Все очень пышно,
и все очень сухо и мертво. Это совпадает с ростом официальности литературы.
Этикетные и стилистические формулы, каноны употребляются не потому, что этого
требует содержание произведения, как раньше, а в зависимости от официального
— государственного и церковного — отношения к тому или иному описываемому
в произведении явлению. Произведения и их отдельные части растут, становятся
большими. Красота подменяется размерами. Возникает тяга к монументальности,
которая, в отличие от домонгольского периода, главным своим признаком имеет
большие размеры, масштабы. Авторы стремятся воздействовать на своих читателей
величиной своих произведений, длинной похвал, многочисленностью повторений,
сложностью стиля.
XVII век — век подготовки радикальных перемен в русской литературе.
Начинается перестройка структуры литературы как целого. Чрезвычайно расширяется
количество жанров за счет введения в литературу форм деловой письменности,
которым придаются чисто литературные функции, за счет фольклора, за счет опыта
переводной литературы. Усиливается сюжетность, развлекательность, изобразительность,
тематический охват. И все это совершается в основном в результате огромного
роста социального опыта литературы, обогащения социальной тематики, разрастания
социального круга читателей и писателей.
Литература разрастается
по всем направлениям, ослабевает в своих центростремительных силах, лежащих
в основе ее устойчивости как определенной системы. В литературе развиваются
центробежные силы. Она становится рыхлой и удобной для перестройки и создания
новой системы — системы литературы нового времени.
Особое значение в этой
перестройке литературы принадлежит изменениям действительности. События Смуты
во многом потрясли и изменили представления русских людей о ходе исторических
событий как якобы управляемых волей князей и государей. В конце XVI
в. прекратила свое существование династия московских государей, началась крестьянская
война, а с нею вместе и польско-шведская интервенция. Вмешательство народа
в исторические судьбы страны выразилось в этот период с необыкновенной силой.
Народ заявлял о себе не только восстаниями, но и участием в обсуждении будущих
претендентов на престол.
Исторические сочинения,
посвященные Смуте, свидетельствуют о резком возрастании социального опыта
во всех классах общества. Этот новый социальный опыт сказывается в секуляризации
исторической литературы. Именно в это время окончательно вытесняется из политической
практики, хотя еще и остается в сфере официальных деклараций, теологическая
точка зрения на человеческую историю, на государственную власть и на самого
человека. Хотя исторические сочинения, посвященные Смуте, говорят о ней как
о наказании людей за их грехи, но, во-первых, сами эти грехи рассматриваются
в широком общественном плане (главная вина русского народа — «бессловесное
молчание» и общественное попустительство преступлениям властей), а во-вторых,
возникает стремление найти реальные причины событий — по преимуществу в характерах
исторических лиц. В характеристиках действующих лиц возникает необычное для
предшествующего периода совмещение добрых и злых черт, возникает представление
о характере, его формировании под влиянием внешних обстоятельств и его изменении.
Такого рода новое отношение к человеку не только бессознательно отражается
в литературе, но и начинает определенным образом формулироваться. Автор русских
статей Хронографа 1617 г. прямо декларирует свое новое отношение к человеческой
личности как к сложному соединению злых и добрых черт.
Еще одна черта знаменует
новизну подхода к своим темам авторов начала XVII
в.: это их субъективизм в интерпретации событий. Эти авторы были по большей
части сами активными деятелями Смуты. Поэтому в своих сочинениях они выступают
отчасти и как мемуаристы. Они пишут о том, чему были свидетелями, стремятся
оправдать собственную позицию, которую они занимали /в то или иное время.
В их сочинениях уже заложен интерес к собственной личности, который будет
интенсивно сказываться в течение всего XVII в.
Несомненно, что в этом
историческом повествовании первой четверти XVII в. действовал тот «замедленный Ренессанс»,
который давал себя знать уже в XVI
в. Впрочем, не только «замедленный Ренессанс» сказался в русской литературе
XVII
в. Были в нем реликты явлений еще более ранних. И в XVII в. продолжает биться слабая жилка лирического отношения к
человеку. От XIV и XV в., от «застрявших» в русской культуре элементов Предвозрождения
это лирическое отношение, этот стиль умиротворенного психологизма перешел
и в XVII в., дав новую вспышку в «Повести о Марфе и Марии», в «Житии
Ульянии Осоргиной», в «Повести о Тверском Отроче монастыре». Это вполне закономерно:
будучи искусственно заторможена, линия психологического умиротворения продолжала
сказываться еще три столетия, противостоя нажиму резких и «холодных» чувств
«второго монументализма».
Социальное расширение
литературы сказалось и на ее читателях, и на ее авторах. С середины XVII в. появляется демократическая литература. Это литература
эксплуатируемого класса. Литература, таким образом, начинает дифференцироваться.
Так называемая «литература
посада» и пишется демократическим писателем, и читается демократическим читателем,
и посвящена она темам, близким демократической среде. Она близка фольклору,
близка разговорному и деловому языку. Она часто антиправительственна и антицерковна
— принадлежит «смеховой культуре» народа. Она во многом подобна народной книге
на Западе. Это тоже «замедленный Ренессанс», но несший в себе очень сильное
взрывное начало, разрушавшее средневековую систему литературы.
Демократические произведения
XVII в. важны для историко-литературного процесса еще в одном
отношении. Развитие литературы, даже самое медленное, никогда не совершается
равномерно. Литература движется порывами, порывы же всегда связаны с некоторым
расширением поля деятельности литературы.
Первое такое значительное
расширение осуществилось еще в XV в., когда приход в литературу более дешевого, чем пергамен,
писчего материала — бумаги повлек за собой появление массовых форм письменности:
сборников, рассчитанных на широкое индивидуальное чтение. Читатель и переписчик
часто сливаются в одном лице: переписчик переписывает те произведения, которые
ему нравятся, составляет сборники для «неофициального», личного чтения.
В XVII
в. — новый толчок в сторону массовости литературы — это произведения демократического
характера. Они настолько массовые, что историки литературы XIX и начала XX
в. признавали их недостойными изучения — своего рода «заборной литературой».
Они пишутся неряшливой или деловой скорописью, редко тотчас же переплетаются,
оставаясь в тетрадочках и распространяясь среди малоимущих читателей. Это
второй «прорыв к массовости». Третий будет в XVIII в., когда литература попадет, на печатный станок и разовьется
журналистика с ее новыми, общеевропейскими жанрами.
Черты, типичные для
демократической литературы XVII в., мы можем наблюдать и за ее собственными пределами. Многое
перекликается с ней в переводной литературе и, в частности, в переводном псевдорыцарском
романе. Демократическая литература не стоит обособленно во всем том новом,
что она внесла в историко-литературный процесс.
Смена иностранных влияний,
которая произошла в русской литературе XVII в., также характерна для этого периода
перехода к типу литератур нового времени. Обычно отмечалось, что первоначальная
ориентированность русской литературы на литературы византийского круга сменяется
в XVII в. ориентированностью западноевропейской. Но важна не столько
эта ориентированность на западные страны, сколько ориентированность на определенные
типы литератур.
Русская литература,
как и всякая большая литература, всегда была тесно связана с литературами
иных стран. Связь эта в Древней Руси была не менее значительной, чем в XVIII
и XIX
вв. Можно даже считать, что русская литература до XVII в. представляла некоторое, впрочем, ограниченное определенными,
по преимуществу церковными, жанрами единство с литературами южнославянскими.
С развитием национальных начал в жизни всех славянских литератур к XVII
в. южнославянские и византийско-славянские связи русской литературы несколько
ослабевают и возникают более интенсивные связи с литературами западнославянскими,
но тип этих связей уже другой. Эти связи идут не столько по линии церковных
отношений, сколько по линии «беллетристики» и литературы, предназначавшейся
для индивидуального .чтения. Меняется, следовательно, тип тех иностранных
памятников, к которым обращается русская литература. Раньше она обращалась
по преимуществу к памятникам средневекового типа, к жанрам, уже традиционно
представленным в русской литературе. Теперь же возникает заинтересованность
в памятниках, характерных для нового времени, — это особенно заметно в театре,
в стихотворстве. Однако на первых порах «влияют» и переводятся не первоклассные
произведения, не литературные новинки, а памятники старые и в какой-то мере
«провинциальные» (в драматургии, например). Но недалеко то время, когда русская
литература войдет в непосредственный контакт с литературой высшего ранга,
с первоклассными писателями и их произведениями. Это будет в XVIII
веке.
Но дело не только в
типах литератур, к которым обращается русская литература. Дело еще и в том,
как она к ним обращается. Мы видели, что в XI-XV
вв. произведения литератур византийского ареала «трансплантируются» на Русь,
«пересаживаются» сюда и здесь продолжают развиваться. Нельзя сказать, что
этот тип иноземного воздействия исчез в XVII в., но теперь появляется и новый тип воздействия, характерный
для литератур нового времени. В XVII в. переносятся не столько памятники, сколько стиль, литературные
приемы, направления, эстетические вкусы и представления.
Как одно из проявлений
влияния нового типа может рассматриваться и русское барокко. Русское барокко
— это не только отдельные произведения, переведенные с польского или пришедшие
с Украины и из Белоруссии. Это прежде всего литературное направление, возникшее
под влиянием польско-украинско-белорусского воздействия. Это новые идейные
веяния, новые темы, новые жанры, новые умственные интересы и, конечно же,
новый стиль.
Всякое более или менее
значительное воздействие со стороны осуществляется лишь тогда, когда возникают
собственные, внутренние потребности, которые формируют это воздействие и включают
его в историко-литературный процесс. Барокко также пришло к нам вследствие
своих, достаточно мощных потребностей. Барокко, которое в других странах пришло
на смену Ренессансу и являлось его антитезисом, оказалось в России по своей
историко-литературной роли близким Ренессансу. Оно носило просветительский
характер, во многом содействовало освобождению личности и было связано с процессом
секуляризации, в противоположность Западу, где в некоторых случаях в начальных
стадиях своего развития барокко знаменовало собой как раз обратное — возвращение
к церковности.
И все же русское барокко
— это не Ренессанс. Оно не может равняться с западноевропейским Ренессансом
ни по масштабам, ни по своему значению. Не случайна и его ограниченность во
времени и в социальном отношении. Это объясняется тем, что подготовка к русскому
Ренессансу, вылившемуся в формы барокко, шла слишком долго. Отдельные ренессансные
черты стали проявляться в литературе еще раньше, чем они смогли слиться в
определенное культурное движение. Ренессанс частично «растерял» свои особенности
по пути к своему осуществлению.
Поэтому значение русского
барокко как своеобразного Ренессанса — перехода к литературе нового времени
— ограничивается ролью «последнего толчка», приблизившего русскую литературу
к типу литературы нового времени. Личностное начало в литературе, которое
до барокко проявлялось эпизодически и в разных сферах, в барокко слагается
в определенную систему. Секуляризация литературы (т. е. приобретение ею чисто
светского характера), происходившая в течение всего XVI
и первой половины XVII в. и проявлявшаяся в разных сторонах литературного творчества,
только в барокко становится полной. Накапливающиеся новые жанры и перемена
значения старых жанров именно в барокко приводит к сложению новой системы
жанров — системы нового времени.
Появление новой системы
жанров — основной признак перехода русской литературы от средневекового типа
к типу нового времени.
Не все из историков и искусствоведов признают наличие на Руси Предвозрождения
и последующих отдельных ренессансных явлений. Происходит это главным
образом потому, что за «идеальный образец» любого Ренессанса принимается
Ренессанс итальянский. Он считается единственным и неповторимым. Но
дело в том, что Ренессанс как эпоха или ренессансные явления, растянувшиеся
на длительный период времени, — это естественный переход от средневековья
к Новому времени, переход, традиционно считающийся завершающей фазой
средневековья. Существует не только итальянский Ренессанс, но и Ренессанс
североевропейский, чешский и польский и многие другие. Кроме того, Ренессанс
(или Возрождение — термины эти мы употребляем в одинаковом значении)
не есть оценочная категория. Русь в эпоху своего классического средневековья
— в XI — начале XIII в. (до монголо-татарского завоевания) — стояла
на уровне других европейских культур, тогда как в эпоху Предвозрождения
и последующего «замедленного Возрождения», когда отдельные возрожденческие
элементы постепенно внедрялись в русскую литературу, подготавливая ее
переход к новому времени, можно говорить о ее «отставании». Понятие
«отставание» мы употребляем условно, так как культуры несравнимы и каждая
культура имеет свои непреходящие ценности.
В целом мы должны отметить
следующее: весь историко-литературный процесс XI
— начала XVIII
в. есть процесс формирования литературы как литературы, но литературы, существующей
не для себя, а для общества.
Литература — необходимая
составная часть истории страны.
Своеобразие древней
русской литературы не только в характере ее отдельных произведений, но и в
особом ее пути развития — пути, теснейшим образом связанном с русской историей,
отвечавшем потребностям русской действительности. Древняя русская литература
всегда была занята широкими общественными проблемами своего времени.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ИОЛЯ — Известия Отделения
литературы и языка Академии наук СССР (г. Москва).
ИМЛИ — Институт мировой
литературы им. М. Горького Академии наук СССР (г. Москва).
ИРЛИ — Институт русской
литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР (г. Ленинград).
ОЛДП — Общество любителей
древней письменности.
ОРЯС — Отделение русского
языка и словесности Академии наук.
РИБ — Русская историческая
библиотека.
ТОДРЛ — Труды Отдела
древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии
наук СССР.
ЛЗАК — Летопись занятий
Археографической комиссии.
БАН — Библиотека Академии
наук СССР (г. Ленинград).
ГБЛ — Государственная
библиотека СССР имени В. И. Ленина (г. Москва).
ГИМ — Государственный
Исторический музей (г. Москва).
ГПБ — Государственная
Публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина (г. Ленинград).
ГРМ — Государственный
Русский музей (г. Ленинград).
ЛОИИ — Ленинградское
отделение Института истории Академии наук СССР.
ЦГАДА — Центральный Государственный
архив древних актов (г. Москва).
При иллюстрировании
использованы материалы Фотоархива Института археологии АН СССР.
|
