Глава 4. ЛИТЕРАТУРА КОНЦА XIV — ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XV ВЕКА
6. Повести о набегах монголо-татар на Русь после Куликовской битвы
«Повесть о нашествии Тохтамыша на Москву».
После разгрома Мамая на Куликовом поле власть в Орде захватил хан Тохтамыш.
Понимая, что победа над Мамаем может коренным образом изменить отношение
русских князей к Орде, Тохтамыш предпринимает поход на Москву. Из-за
несогласованности действий русских князей, обескровленности русских
войск после Куликовской битвы, тактических просчетов Москва была захвачена
татарами и подверглась жестокому разгрому. Пробыв недолго в захваченной
Москве, Тохтамыш вернулся в Орду, разорив по пути Рязанское княжество,
несмотря на то что при продвижении войск на Москву рязанский князь оказывал
Тохтамышу содействие.
Нашествию Тохтамыша посвящена летописная повесть, представленная несколькими
видами.
В летописном своде 1408 г., как мы можем судить по дошедшим до нас
летописям, восходящим к этому своду (например, по Рогожскому летописцу),
читалась краткая летописная повесть. В своде 1448 г., о чем свидетельствуют
сохранившиеся летописи, восходящие к этому своду (Новгородская IV, Софийская
I и ряд других), находилась пространная летописная повесть [1].
Хронология и соотношение указанных сводов таковы, что наиболее вероятной
представляется первичность краткой летописной повести
[2]. Однако не исключена и обратная зависимость. В отдельных случаях
в краткой повести можно видеть сокращение более полного первоначального
текста (т. е. текста пространной повести). Подробности Тохтамышева нашествия,
имеющиеся в пространной летописной повести и отсутствующие в краткой,
носят характер не поздних домыслов, а свидетельств современника и даже
очевидца описываемого. Стилистически пространная повесть представляет
собой единый цельный текст. Таким образом, у нас отнюдь не меньше оснований
видеть в краткой повести сокращение пространной. Т. е. можно предполагать,
что «Повесть о нашествии Тохтамыша на Москву» была создана независимо
от летописей и уже позже вошла в летописные своды: в сокращенном виде
в свод 1408 г. и в полном — в свод 1448 г. Краткая летописная повесть
с некоторыми перестановками и небольшими текстуальными вариациями полностью
входит в состав Пространной.
Начинается пространная повесть со слов о небесных знамениях, которые
«проявьляаше (предрекали) злое пришествие Тахтамышево на Рускую землю»
[3]. Тохтамыш отправляется в поход на Русь тайно, стремительно и
внезапно. Несмотря на это, московский князь узнает о его походе заранее.
Однако Дмитрию Донскому не удается собрать войска, и он уходит из Москвы
в Кострому. Город, за каменными стенами которого ищут защиты не только
москвичи, но и пришедшие сюда жители окрестных мест, с тревогой ожидает
врага. Трехдневная осада Москвы не приносит успеха осаждающим. На четвертый
день «лживыми речми и лживым миром» татары убеждают москвичей в том,
что если они отворят «врата градныа» и выйдут к хану «с честию и с дары»,
то получат от него «мир и любовь». Обман удается — враги врываются в
город. Подробно описав жестокую расправу захватчиков с жителями, страшный
разгром города, автор восклицает: «И бяаше дотоле преже видети была
Москва град велик, град чюден, град многочловечен, в нем же множество
людей, в нем же множество огосподьства, в нем же множество всякого узорочья;
и паки в единомь часе изменися видение его, егда взят бысть и посечен,
и пожжен, и нечего его видети...» Пространная «Повесть о нашествии Тохтамыша
на Москву» — один из интереснейших памятников древнерусской литературы,
в котором, как ни в каком другом произведении этого времени, нашла подробное
отражение роль народа в происходящих событиях. В рассказе об осаде города
повествуется о мужественном сопротивлении всех горожан. При этом автор
с горечью отмечает, что им приходится противостоять гораздо более опытному
в военном деле противнику. Вот как, например, описывается искусство
татарских лучников: «беху бо у них стрелци горазднии вельми: ови (одни)
от них стояще стреляаху, а друзии скоро рищуще (на бегу), изучени суще,
а инии, на кони борзо гоняще (на полном скаку), на обе руце и паки напред
и назад скорополучно бес прогреха стреляюще». Но среди горожан, не искушенных
в военном деле, есть подлинные герои. Об одном из таких героев автор
«повести» тин, суконник, именем Адам, иже бе над враты Флор Лаврьскими
(на месте нынешней Спасской башни кремля), приметив, назнаменовав единаго
тотарина нарочита и славна, иже бе сын некоего князя ординьскаго, напряг
стрелу самострелную, ю же испусти напрасно (внезапно), ею же уязвив
сердце его гневливое и въскоре смерть ему нанесе; се же бысть велика
язва (печаль) всем татарам, яко и самому царю стужити (опечалиться)
о сем».
В начале своего рассказа об осаде Москвы автор ярко описывает происходившие
в городе события. Вслед за великим князем, ушедшим на север для собирания
войск, из города устремились «нарочитые» бояре, уходит из Москвы и митрополит
Киприан. Горожане препятствуют бегству из Москвы митрополита и бояр.
Автор не одобряет таких действий простого люда, говоря про них, что
они «мятежници, недобрии человеци, людие крамолници». Однако он не выражает
и сочувствия митрополиту и боярам, покинувшим Москву. Наибольшими симпатиями
неизвестного нам автора этого произведения пользуются «гости» — купцы,
торговые люди. Об этом свидетельствует не только то, что героем обороны
Москвы оказывается «суконник» Адам, но и ряд других подробностей. В
самом начале «Повести» сообщается о судьбе купцов, находившихся в Орде,
когда Тохтамыш задумал поход на Москву (по повелению Тохтамыша все они
были схвачены, а товары у них отобраны). Рассказывая о разорении Москвы,
автор находит нужным особо отметить гибель, наряду с княжеской казной
и имением бояр, купеческих богатств.
В связи с описываемыми событиями автор несколько раз говорит о себе
в первом лице: «А князь Олег Рязаньский... хотяше бо добра не нам, но
своему княжению помагааше», «Увы мне! Страшно се слышати, страшнее же
тогда было видети».
Все это дает основание видеть в авторе человека, близкого к торговой
среде, москвича, очевидца описанных им событий, человека, не зависящего
ни от княжеского, ни от митрополичьего летописания. Красочность рассказа,
сочетающего яркие живые описания действительных событий с риторическими
пассажами, стилистические повторы, антитезы свидетельствуют о незаурядном
писательском мастерстве неизвестного нам автора «Повести о нашествии
Тохтамыша на Москву».
«Повесть о Темир-Аксаке». В 1395 г. в пределы
русских княжеств вторглись войска Тимура. Тимур (Тамерлан, Тимур-Ленг)
— среднеазиатский полководец, с 1370 по 1405 г. — эмир государства,
столицей которого был Самарканд. Многочисленное и прекрасно организованное
войско Тимура вело беспрерывные захватнические войны, отличающиеся необычайной
жестокостью. Уже одно имя Тимура наводило ужас в странах Азии и Европы.
После упорной борьбы с Тохтамышем Тимур разгромил Золотую Орду и подчинил
ее своему владычеству. И вот после разгрома Золотой Орды этот грозный
завоеватель пришел на Русь. Войска Тимура, захватив Елецкое княжество,
подошли к пределам Рязанской земли. Простояв некоторое время (две недели)
на границе с рязанскими землями, Тимур прекратил свой поход и ушел из
пределов русских земель.
Рассказу о походе на Русь сил Тимура — Темир-Аксака и об избавлении
Русской земли от грозного завоевателя посвящена «Повесть о Темир-Аксаке».
дошедшая до нас в нескольких редакциях и вариантах, как в составе летописей,
так и в составе сборников.
Последний исследователь этой «Повести» В. П. Гребенюк относит время
создания ее первоначального вида к периоду между 1402-1408 гг.
[4] Из опубликованных текстов «Повести» наиболее близок к первоначальному
текст, читающийся в Софийской II летописи.
В начале «Повести» сообщается о «замятие» в Орде и приходе Темир-Аксака
[5]. Затем идет рассказ о том, кто такой Темир-Аксак и почему его
так зовут. Темир-Аксак, узнаем мы из этого рассказа, «исперва не царь
бе родом, ни сын царев, ни племени царьска, ни княжьска, ни боярьска,
но тако из проста един сый от худых людей... ремеством же кузнец бе
железный, обычаем же и делом немилостив, хищник, и ябедник, грабежник...»
Хозяин Темир-Аксака «за злонравие» выгнал его от себя. «Не име чим питатися»
Темир-Аксак стал воровать. Однажды, когда он украл овцу, его поймали,
избили до полусмерти и переломали ему ногу. Темир-Аксак «перекова себе
железом ногу свою перебитую, таковою нужею хромаше; того ради прозван
бысть Темир-Аксак, Темир бо зовется железо, а Аксак хромець... еже протолчуется
железный хромец». Далее повествуется, как Темир-Аксак сначала собрал
небольшую шайку таких же отчаянных молодцев, как он сам, затем вокруг
него собиралось все больше людей, так что в конце концов он стал завоевывать
земли и начал называться царем.
Рассказ о Темир-Аксаке, составляющий первую половину «Повести», легендарного
происхождения. В «Повести» рассказ этот должен был противопоставить
законность власти русских князей, великого князя московского незаконности
властителей Орды.
Вторая часть «Повести» рассказывает о подготовке в Москве к ожидаемому
приходу грозного врага, торжественном перенесении иконы Богородицы из
Владимира в Москву и бегстве Темир-Аксака из пределов Русской земли.
Для того чтобы защитить Москву от опасности, в Москву решают перенести
Владимирскую икону божьей матери. Эта икона, перевезенная в свое время
из Киева во Владимир Андреем Боголюбским, считалась патрональной иконой
всей Русской земли [6]. В «Повести» описываются
проводы «с плачем и со слезами» иконы из Владимира, торжественная встреча
ее в Москве всем населением. И вот, в «который день принесена бысть
икона пречистая Богородица из Володимеря на Москву, в той день Темир-Аксак
царь убояся и устрашися, и ужасеся, и смятеся, и нападе на нь (на него)
страх и трепет, и вниде страх во сердце его, и ужас в душу его, вниде
трепет в кости его». И, обуянный этим страхом и трепетом, Темир-Аксак
побежал со своим войском из Русской земли.
Основная идейная направленность «Повести» заключалась в том, чтобы
показать, как правильно поступили московский князь и митрополит, перенеся
икону из Владимира в Москву, продемонстрировать особое благоволение
этой чудотворной иконы к Москве, подчеркнуть общерусское значение Москвы.
Все это имею большой политический смысл не только для данного исторического
эпизода, но и в более далекой перспективе усиления общерусского значения
Москвы.
Во второй половине XVI в. на основе разных редакций и вариантов «Повести»
было создано большое компилятивное «Сказание об иконе Владимирской божьей
матери». Помимо «Повести о Темир-Аксаке», автор этого сочинения привлек
еще целый ряд источников.
Литература XIV — первой половины XV в. отражает события и идеологию
времени объединения княжеств Северо-Восточной Руси вокруг Москвы, образования
русской народности и постепенного складывания Русского централизованного
государства.
Основными жанрами литературы, как и в предшествующие периоды, являются
летописание и агиография. Возрождается жанр хождений. Широкое распространение
получает жанр легендарно-исторических сказаний, сближающий агиографический
жанр с сюжетным повествованием. Как в составе летописей, так и независимо
от летописания создаются исторические повести и сказания, наиболее широко
представленные памятниками Куликовского цикла.
Летописание в этот период интенсивно развивается, усиливается политическое
и публицистическое значение летописей. Летописание приобретает общерусский
характер, и центром его становится Москва. Летописи включают в себя
в большом количестве материалы летописания всех русских земель, пополняются
разнообразными внелетописными материалами — повестями, сказаниями, житиями,
документами. Летописание становится мощным идеологическим орудием в
политической борьбе за объединение русских земель вокруг Москвы, за
создание единого централизованного государства.
Предвозрожденческие явления эпохи с особой силой дают себя знать в
агиографии. Интерес к человеку, к его духовному миру приводит к росту
субъективного начала в литературе, к стремлению изобразить психологическое
состояние человека. В агиографии возникает экспрессивно-эмоциональный
стиль.
Интерес к внутреннему миру героя не приводит еще к попыткам изображения
индивидуального человеческого характера. Раскрытие психологического
состояния, душевных переживаний героя не становится отражением данной
человеческой личности, а остается абстрактным выражением тех качеств
личности, которые должны были быть ей присущи как представителю определенного
класса, как носителю добра или зла. Этим объясняется прямолинейность,
односторонность описания героев и их поведения. Но все же в отдельных
частностях, рисуя тот или иной обобщенный образ, писатели вносят и элементы
некоторой конкретности, индивидуальности.
Особое место в истории литературы рассматриваемого периода занимают
памятники Куликовского цикла. Произведения, входящие в этот цикл, замечательны
не только тем, что в них нашло отражение столь знаменательное событие
в истории Руси, но и своим литературным значением. «Задонщина» возрождала
поэтические традиции величайшего памятника древнерусской литературы
— «Слова о полку Игореве»; «Сказание о Мамаевом побоище» начинало собой
новый вид исторического повествования — обширного внелетописного рассказа
об историческом событии, рассказа, соединяющего в себе и агиографические,
и воинско-героические, и риторические, и публицистические элементы в
сочетании со стремлением представить изображаемое событие в остросюжетном
изложении.
Характерные черты литературы XIV — первой половины XV в. найдут дальнейшее
развитие и еще больший расцвет во второй половине XV — начале XVI в.
[1] Имеются и другие виды летописной повести о нашествии Тохтамыша,
более поздние по возникновению, чем указанные два вида этого произведения.
Так, например, в Ермолинской летописи читается сокращение Пространной «Повести».
[2] Обоснованию такой точки зрения посвящена специальная статья
М. А. Салминой. См.: Салмина М. А. «Повесть о нашествии Тохтамыша». — «ТОДРЛ»,
Л., 1979, т. XXXIV, с. 134-151.
[3] Текст цитируется по изданию: Новгородская IV
летопись. — ПСРЛ, т IV ч. I. Л., 1925, вып. 2. с. 326-339.
[4] См.: Гребенюк В. П. «Повесть о Темир-Аксаке» и ее литературная
судьба в XVI-XVII веках. — В кн.: Русская литература на рубеже двух эпох (XVII
— начало XVIII
в.). М., 1971, с. 185-206.
[5] Софийская II летопись. — ПСРЛ, т. VI. Спб., 1853, с. 124-128.
[6] Сейчас хранится в Третьяковской галерее, в Москве.
|