|
СОКРАТ, ИЛИ ЕЩЕ РАЗ СТРАХ БЕСКОНЕЧНОСТИ
Афиняне
удивлялись, восхищались, негодовали, слушая софистов. И только один человек,
оборванный и босой, был спокоен и добродушен. Он улыбался и говорил: «Не
пугайтесь, граждане. Пусть Горгий сколько угодно доказывает, что нет никакой
разницы, почитать стариков или поедать стариков, но предложите-ка ему самому
убить и съесть старика, и он так же откажется, как и вы. А вот интересно —
почему?»
Это был
Сократ, знаменитый афинский мудрец и чудак.
Вид у
него был смешной: лысый череп, крутой лоб, курносый нос, толстые губы. Когда-то
в Афины приехал ученый знахарь, умевший по чертам лица безошибочно угадывать
характер. Его привели к Сократу — он сразу сказал: «жаден, развратен, гневлив,
необуздан до бешенства». Афиняне расхохотались и уже хотели поколотить знахаря,
потому что не было в Афинах человека добродушнее и неприхотливее, чем Сократ.
Но Сократ их удержал: «Он сказал вам, граждане, истинную правду: я
действительно смолоду чувствовал в себе и жадность, и гнев, но сумел взять себя
в руки, воспитать себя — и вот стал таким, каким вы меня знаете».
Жил он
бедно, ходил в грубом плаще, ел что попало. Объяснял: «Я ем, чтобы жить, а
остальные живут, чтобы есть». И еще: «Говорят, боги ни в чем не нуждаются; так
вот, чем меньше человеку надо, тем больше он похож на бога». Гуляя по рынку, он
приговаривал: «Как приятно, что есть столько вещей, без которых можно обойтись!»
Ему
присылали подарки — он отказывался. Жена его Ксантиппа злилась и бранилась — он
объяснял: «Если бы мы брали все, что дают, нам бы ничего не давали, даже если
бы мы просили». Ксантиппа попрекала его бедностью: «Что скажут люди?» Он
отвечал: «Если люди разумные, то им все равно; если неразумные, то нам все
равно». Ксантиппа жаловалась, что ей не в чем выйти посмотреть на праздничное
шествие. Он отвечал: «Видно, ты не так хочешь на людей посмотреть, как себя
показать?» Она ругалась — он улыбался; она окатывала его водой — он отряхивался
и говорил: «У моей Ксантиппы всегда так: сперва гром, потом дождь».
Мудрецом
его объявил сам дельфийский оракул. Был задан вопрос: «Кто из эллинов самый
мудрый?» Оракул ответил: «Мудр Софокл, мудрей Еврипид, а мудрее всех Сократ».
Но Сократ отказался признать себя мудрецом: «Я-то знаю, что я ничего не знаю».
Даже богам он молился так, словно не знал о чем: «Пошлите мне все хорошее для
меня, хотя бы я и не просил о том, и не посылайте дурного, хотя бы я и просил о
том!»
Любимым
его изречением была надпись на дельфийском храме: «Познай себя самого». Иногда
он замолкал среди разговора, переставал двигаться, ничего не видел и не слышал
— погружался в себя. Однажды он простоял так в одном хитоне целую холодную ночь
с вечера до утра. Когда потом его спрашивали, что с ним, он отвечал: «Слушал
внутренний голос». Он не мог объяснить, что это такое; он называл его «демоний»
— «божество» и рассказывал, что этот голос то и дело говорит ему: «не делай
того-то» — и никогда: «делай то-то». Иногда речь идет о большом и важном, а
иногда о пустяках. Например, шел он с учениками к рынку, и демоний ему сказал: «Не
иди по этой улице»; он пошел по другой, а ученики не захотели и потом пожалели:
в узком месте на них выскочило стадо свиней, кого сбило с ног, а кого
забрызгало грязью.
Вот
такой внутренний голос, полагал Сократ, есть у каждого, хоть и не каждый умеет
его слышать. Этим голосом и говорит тот неписаный закон, который сильнее
писаных. Оттого и Горгий, как бы он там ни рассуждал, никогда старика не убьет
и не съест. А это главное — не то, что мы думаем, а то, что мы делаем. Ведь о
столяре мы судим не по тому, как он рассуждает о столах и стульях, а по тому,
хорошо ли он их сколачивает. Философ может очень красиво описывать, как из
атомов слагаются и земля, и небо, и звезды, но пусть попробует он в
доказательство сделать хотя бы самую маленькую звезду! Нет? Так не будем
говорить о мироздании, а будем говорить о человеческих поступках: здесь мы
можем не только рассуждать, что такое хорошо и что такое плохо, а и делать
хорошо и не делать плохо.
Этому
тоже надо учиться — как всему на свете. Есть ремесло плотника, есть ремесло
скульптора; быть хорошим человеком — такое же ремесло, только гораздо более
нужное. Ради него-то и бросил Сократ все другие ремесла и зажил бедняком и
чудаком. Ремесло это — в том, чтобы знать, что такое справедливость,
благочестие, храбрость, дружба, любовь к родителям, любовь к родине и тому
подобное. Именно знать: если человек знает, что такое справедливость, он и
поступать будет только справедливо. Вы скажете: «Но ведь есть сколько угодно
людей, которые знают, как надо бы поступить справедливо, а все-таки поступают
несправедливо: кто по злобе, кто из страха, кто из корысти». Что ж, значит, они
недостаточно знают, что такое справедливость, только и всего. Если бы знали
по-настоящему, то не предпочли бы ей ни утоление злобы, ни безопасность, ни
выгоду.
Если бы
внутренний голос сопровождал нас на каждом шагу, доискаться до справедливости и
до всего прочего было бы очень просто. К сожалению, это не так: часто он
молчит, тут-то мы и делаем самые нехорошие ошибки. Чтобы этого избежать, надо
постараться перебрать все возможные жизненные случаи и о каждом спросить себя:
справедливо или несправедливо? У старых афинян опыт был небольшой, и они
говорили: «Справедливо только то, что есть в наших законах и обычаях». Софисты
посмотрели шире и сказали: «А еще важнее их — право сильного да право хитрого».
Мы посмотрели глубже и сказали: «А еще важней — веление внутреннего голоса».
Но, наверное, можно посмотреть и еще шире и глубже...
До сих
пор афиняне слушали Сократа с сочувствием: хорошо он отделал этих софистов! Но
тут вдруг у них начинала кружиться голова, и в сердце просыпался знакомый страх
бесконечности. На этот раз — не бесконечности мира, а бесконечности мысли. Если
каждый раз смотреть все шире и глубже, то ведь мы никогда и не остановимся!
Старую справедливость потеряли, а новую так и не найдем. А тогда — жить-то как
же?
|
