|
ФЕРМОПИЛЫ
Марафон
был только пробой сил. Настоящее испытание наступило десять лет спустя, когда
на Грецию двинулся сын Дария — Ксеркс. Историю этого похода пересказывали как
сказку. Казалось чудом, что маленькой растерянной Греции удалось выстоять
против великого царя. И об этом рассказывали, как о всяком чуде, — с
преувеличениями.
Войско
у Ксеркса было такое, что подсчитать его поголовно было немыслимо. Сделали так:
выстроили в поле десять тысяч воинов бок к боку, плечо к плечу и очертили по
земле чертой. По черте построили кирпичную стену по пояс человеку. Этот загон
стали наполнять воинами снова и снова, всякий раз доотказа. Так пришлось
сделать сто семьдесят раз: у Ксеркса оказалось миллион семьсот тысяч человек
одной пехоты. А вместе с конницей, с моряками, с носильщиками, с обозом — греки
любили точные цифры — было будто бы пять миллионов двести восемьдесят три
тысячи двести двадцать человек.
Путь
войску преграждал пролив Геллеспонт, ширина его в самом узком месте — верста с
третью. Здесь навели для войска два моста: от берега до берега протянули
канаты, на них положили брусья, скрепили поперечинами, засыпали землей. Налетел
ветер, поднялась буря и разнесла мосты. Ксеркс пришел в ярость. Он приказал
высечь море. На середину пролива выплыли в лодке царские палачи и триста раз
ударили по воде плетьми. Строителям отрубили головы, а мосты навели новые.
Путь
флоту преграждала гора Афон, о которую разбились корабли Мардония. Здесь для
флота прорыли канал через перешеек между горой и материком: царь не захотел
объезжать непокорную гору. Окрестные фракийцы с ужасом смотрели, как царь
превращает море в сушу, а сушу в море.
Отряд
за отрядом, народ за народом шло царское войско. Шли персы и мидяне в войлочных
шапках, в пестрых рубахах, в чешуйчатых панцирях, сплетеными щитами, короткими
копьями и большими луками. Шли ассирийцы в шлемах из медных полос, с дубинами,
утыканными железными гвоздями. Шли ликийцы в пернатых шапках и с длинными
железными косами в руках. Шли халибы, у которых вместо копий — рогатины, на
шлемах — бычьи уши и медные рога, а на голенях — красные лоскуты. Шли эфиопы,
накинув барсовы и львиные шкуры; перед сражением они окрашивают половину тела
гипсом, а половину суриком. Шли пафлагонцы в лыковых шлемах, шли каспии в
тюленьих кожах, шли парфяне, согды, матиены, мариандины, мары, саспейры и
алародии. Плыли трехпалубные триеры, приведенные финикийцами, киликийцами,
египтянами, киприотами и греками из малоазиатских городов.
Войско
шло вдоль моря тремя дорогами. Небольшие реки были выпиты воинами до капли.
Одного озера едва хватило, чтобы напоить вьючный скот, а окружность этого озера
была пять верст. Когда становились лагерем, то от края до края лагеря был день
пешего пути.
Ксеркс
шел на Грецию с севера. Природа поставила перед ним три преграды: как бы вал,
стену и ров. Вал — это Пиерийские горы, за ними лежала северная Греция. Стена —
это Эгейские горы, за ними лежала средняя Греция, в ней Дельфы, в ней Фивы, в
ней Афины. В стене — единственная калитка: Фермопилы, проход меж горами и морем
в шестьдесят шагов ширины. Ров с водой — это длинный, узкий Коринфский залив,
за ним — Пелопоннес, и в нем — Спарта. Через ров — единственный мост:
Коринфский перешеек шириною в пять верст от моря до моря.
Казалось,
что спорить не о чем: надо оборонять сперва вал, потом стену, потом ров. Но
греки спорили. Вал не хотел оборонять никто: северную Грецию отдавали врагу без
боя. Стену и калитку в стене — Фермопилы — призывали защищать афиняне: стена
эта защищала их собственную землю. А спартанцы не желали тратить силы и на это:
они хотели сразу отойти за ров и принять бой на перешейке, на пороге своей
родины.
Вовсе
отказаться от битвы в Фермопилах спартанцы не могли. Но победить в ней они не
хотели. Они выслали туда ничтожный отряд: триста человек во главе с царем
Леонидом. Когда эти триста выступали из Спарты, дрогнуло сердце даже у
спартанских старейшин. Они сказали Леониду: «Возьми хотя бы тысячу». Леонид
ответил: «Чтобы победить — и тысячи мало, чтобы умереть — довольно и трехсот».
Ксеркс
прислал к Фермопилам гонца с двумя словами: «Сложи оружие». Леонид ответил тоже
двумя словами: «Приди, возьми». Гонец сказал: «Безумец, наши стрелы закроют
солнце». Леонид ответил: «Тем лучше, мы будем сражаться в тени».
Кто
воевал, тот знает, что самый страшный бой на войне — рукопашный. В древности
все бои были рукопашные. Сойтись на длину копья, на длину меча, ударить мечом,
отбить щитом, сделать выпад, уклониться, рассечь панцирь, ранить, убить, добить
— таков был бой. Он был бешен и кровав. Греки принимали напор персов сомкнутым
строем. Это была железная стена сдвинутых щитов и щетинящихся копий, и об нее
разбивался и откатывался каждый натиск. Воины уставали, но Леонид быстро
отводил усталых назад, отдохнувших вперед, и бой продолжался. Груды трупов
громоздились в узком ущелье.
Бились
два дня. В ночь перед третьим перебежчики донесли, что царское войско нашло
обходную горную тропу и идет грекам в тыл. Человека, который показал персам
этот путь, звали Эфиальт; кто он был и почему пошел на это черное дело, так и
осталось неизвестным. Еще было время отступить. Со спартанцами было три с
половиной тысячи союзников из других городов. Леонид их отпустил, чтобы ни с
кем не делить славной гибели. Персы ударили с двух сторон. Спартанцы приняли
бой и погибли все до предпоследнего. Последний уцелел: он лежал больной в
ближней деревне и не участвовал в бою. Он вернулся в Спарту — его заклеймили
позором, с ним не разговаривали, ему не давали ни воды, ни огня. Он сам искал
смерти и погиб в следующем году в битве при Платее.
Имя
царя Леонид значит «львенок». Па том холме, где пали триста спартанцев, греки
поставили каменного льва и высекли знаменитую надпись, сочиненную поэтом
Симонидом:
Путник, весть отнеси всем
гражданам воинской Спарты:
Их исполняя приказ, здесь мы в
могилу легли.
|
