|
СКАЗКУ НАЧИНАЮТ ОСПАРИВАТЬ
Сказка
сказке рознь. Одни сказки рассказывают и верят, что так оно и было; это — мифы.
Другие — рассказывают и знают, что все это придумано, а на самом деле такого не
бывает; это — сказка в полном смысле слова. Мифы могут превращаться в сказки:
какая-нибудь баба-яга для совсем маленького ребенка — миф, а для ребенка
постарше — сказка. Рассказ о том, как Геракл вывел из преисподней трехголового
пса Кербера, для греков времен Гомера был мифом, для нас это сказка. Когда
произошла эта перемена? Для кого как. Люди темные до конца античности, да и
много позже, верили и в Кербера, и в еще более сказочных чудовищ. Люди
вдумчивые начинали оставлять эту веру как раз в пору, до которой дошел наш
рассказ.
В самом
деле. С виду мы представляем себе богов как людей, только лучше; стало быть, и
нрав и поступки у богов должны быть как у людей, только лучше. Между тем в
мифах боги ведут себя так, как не позволил бы себе ни один человек. Кронос,
отец богов, пожирал своих детей; Аполлон и Артемида за гордость Ниобы перебили
всех ее сыновей и дочерей; Афродита, изменяла своему мужу, хромому Гефесту, с
воинственным Аресом; Гермес, едва родившись, украл коров у Аполлона, и так
далее, без конца. Можно ли все это понимать буквально? Очевидно, нет. Понимать
это нужно иносказательно.
Иносказания
могут быть двоякого рода. Можно сказать: Зевс — это молния, Гера — небо; если в
«Илиаде» сказано, что Зевс бил Геру, это значит, что была гроза и молнии полосовали
небо. Или можно сказать: Геракл — это разум, дикие чудовища — это страсти;
подвигами своими Геракл учит нас властвовать нашими страстями.
До
таких сложных выдумок пока еще было далеко. Но что привычные гомеровские
сказания нужно воспринимать не как миф, а как наивную сказку и что представлять
себе богов толпой бессмертных исполинов, у которых все, как у людей, уже
всерьез нельзя — это многим становилось понятно. И уже ходил по Греции
поэт-философ Ксенофан, дразня слушателей вызывающе смелыми стихами:
Все Гесиод и Гомер на богов
возвели понапрасну,
Что меж людьми позорным слывет и
клеймится хулою —
Красть, и жен отбивать, и друг
друга обманывать хитро...
И еще:
Для эфиопа все боги, как сам он,
черны и курносы,
А для фракийца они, как он сам,
синеоки и русы...
Если бы руки имели быки, или
львы, или кони,
То и они бы придали богам свой
собственный облик:
Бык быку, конь коню написал бы
подобного бога...
И
слушатели восклицали «Он прав! Лучше вообще не верить в богов, чем верить в
таких, как у Гомера: меньше грешит неверующий, чем суеверный. Что бы ты
предпочел: чтобы о тебе говорили: „Такого человека нет» или „Такой человек
есть, но он зол, коварен, драчлив и глуп»? Уж, пожалуй, лучше первое!»
Если
мифы о богах усложнялись в толкованиях, то мифы о героях упрощались.
Собственно, начал это еще Гомер. Каждый знает выражение «ахиллесова пята»,
которое значит «слабое место»: богиня — мать Ахилла омыла его младенцем в
волшебной воде, и он стал неуязвим повсюду, кроме пятки, за которую она его
держала. Но если перечитать «Илиаду», то ни единого упоминания об Ахиллесовой
пяте там нет: Ахиллу защита — не волшебство, а его смелость и ратное искусство.
Вот таким же образом стали перетолковывать слишком неправдоподобные места и в
других мифах. Дедал с Икаром сделали себе крылья и улетели по воздуху от царя
Миноса? Нет, это значит: Дедал изобрел первые паруса, и непривычным к этому
людям они показались крыльями. Ревнивая Медея подарила невесте Ясона плащ,
намазанный волшебным зельем, и та в нем сгорела? Медея была с Кавказа, на
Кавказе из земли бьет горючая нефть, ею-то и был намазан плащ, а когда невеста
подошла в нем к зажженному алтарю, он воспламенился. На Крите был Лабиринт,
куда заключали пленников на съедение Минотавру? Просто это была очень большая
тюрьма под таким названием. Ниоба, оплакивающая своих детей, обратилась в
камень? Просто она умерла, и над могилой ее поставили каменную статую. Таких
объяснений набралась впоследствии целая книга — по правде сказать,
довольно-таки скучная.
Всерьез
ли относились греки к таким прозаическим толкованиям? Вряд ли. Просто они
понимали, что если сказочно-поэтическое объяснение и разумно-практическое
объяснение поставить рядом, то от этого и поэзия и разум станут каждый
по-своему выразительнее.
|
