Вергилий
Публий Марон Эклога II Перевод А.Цветкова |
Мил пастуху Корюдону был прелестный Алексис, Свет очей господина. Пастух пламенел надеждой. Ради единой утехи под буков тенистые кроны День за днем выходил. Там, в безответной надсаде, Рощам вокруг и холмам напрасные слал стенанья. «О, жестокий Алексис, тебя ли песней не трону? Мне ли не будет пощады? Мою ты близишь кончину. Нынче и скот норовит укрыться в тени и прохладе, Нынче в колючих кустах зеленых ящериц прятки, И для жнецов, изможденных зноем, Тестулис быстро Травы свои толчет -- чеснок и тимьян ароматный. Но, когда я слежу следы твои, под беспощадным Солнцем, в зарослях мне сиплые вторят цикады. Разве было не проще угрюмый гнев Амарюллис, Злое ее презренье сносить? Или Меналка, Пусть он и был почерней, не тебе чета, белокожий? О, прелестный отрок, не верь своему цветенью! Миг бирючина бела, недолго темны гиацинты! Пренебрегаешь ты мной, обо мне вопрошаешь, Алексис, Сколь я стадами богат, сколь -- молоком белоснежным. Тысяча бродит моих овец на холмах сицилийских; В новом нет молоке ни зимой, ни летом нехватки. Я пою, как диркейский певал Амфион, зазывая С выпаса стадо домой на аттическом Аракинте. Вовсе я не дурен: на днях, благо ветер унялся, Глянул я в мирное море; и Дафниса, будь ты судьею, Мне не пристало робеть, коли зеркало это не лживо. О, когда бы со мной ты в полях незатейливых или В жалких хижинах зажил, стреляя оленей и стадо Коз погоняя на выпас к зеленым в мареве мальвам. Вместе со мною в лесах ты бы Пану соперничал в пенье. Пан людей научил тростинки скрепить воедино Воском, Пан печется об овцах и пастырях овчих. Не пожалеешь, что губы надсадит тростник свирели -- То ли предпринял Амюнт, чтобы эту науку освоить? Есть у меня свирель из семи неравных цикуты Стеблей, подарок Дамойта, -- ее он на ложе кончины Отдал мне и сказал: «Ты ей отныне хозяин». Так говорил Дамойт, а Амюнт завидовал, глупый. Также две юные серны -- я как-то в опасном ущелье Их изловил -- еще в белых крапинах шкуры, дважды В день осушают овечье вымя. Тебе их готовлю. Тестулис их уж давно ей подарить меня молит -- И подарю, коль тебе дары мои кажутся жалки. Так приходи же, прелестный, -- тебе и лилий в избытке Нимфы в корзинах несут, и светлая ликом наяда, Бледные собирая фиалки и мака головки, Вместе кладет нарциссы с душистым фенхеля цветом, После, кассии к ним добавив и трав благовонных, Нежными перемежит гиацинтами и ноготками. Сам соберу я айву, бледным одетую пухом, И каштаны, что так моя Амарюллис любила. Слив восковых добавлю -- их тоже почтим вниманьем. Тоже и вас, о лавры, нарву, и соседнего мирта, Ибо в таком соседстве слаще вы ароматом. Экий ты шут, Корюдон! Не прельщен дарами Алексис, И не уступит Иолл, сколько ни суйся с дарами. Ах, увы мне, на что я зарюсь? Цветам моим южный Ветер погибель, и вепри -- моим родникам хрустальным. Глупый, куда ты бежишь? Даже боги в лесах обитали И дарданец Парис. Города воздвигала Паллада, Пусть в них сама и живет -- леса мне куда милее. Мрачная львица за волком вослед, а волк за козою, Клевера ищет в цвету коза, беспечная нравом, А Корюдону -- Алексис, свой у всякого выбор. Глянь, волы домой повернули плужную упряжь, И заходя, двоит удлиненные тени солнце. Мне же все жжет любовь -- где любви предел положили? Ах, Корюдон, Корюдон, каким ты охвачен безумьем? Вот в ожиданье ножа лоза на зеленом вязе. Что бы тебе не начать, нужды обыденной ради, Прутья переплетать податливыми камышами? Будет тебе другой Алексис, коль брезгует этот.
Нет комментариев. Оставить комментарий: |
|