Марк Тулий Цицерон
О нахождении материала
Книга первая

 

1.Часто подолгу размышлял я наедине с собой о том, добра ли более или зла принесло людям и государствам красноречие и глубокое изучение искусства слова. И в самом деле: когда задумаюсь о бедах, что терпит наша республика, и вспомню о несчастьях, что постигли самые цветущие город, везде вижу, что большею частию в бедах этих виновны люди речистые. Но когда, поверяя историей, восстанавливаю пред мысленным взором времена давно минувшие, вижу, как мудрость, а еще более — красноречие, основывают города, гасят войны, заключают длительные союзы и завязывают священную дружбу между народами. Так что по зрелом размышлении сам здравый смысл приводит меня к заключению, что мудрость без красноречия мало приносит пользы государству, но красноречие без мудрости зачастую бывает лишь пагубно и никогда не приносит пользы. Поэтому, если человек, забыв о мудрости и долге, отбросив и чувство чести и доблесть, станет заботиться лишь об изучении красноречия, такой гражданин не добьется ничего для себя, а для родины окажется вредоносным; если же вооружится он красноречием для того, чтобы защищать интересы государства, а не чтобы на них нападать, тогда станет полезен и себе, и своим близким, и разумным начинаниям в своем отечестве, и заслужит любовь сограждан. Если же захотим отыскать источник, из которого проистекает то, что зовется красноречием — будем ли считать его плодом обучения, искусства, длительных упражнений или прирожденным даром, — увидим, что причиной его возникновения — самые благородные и честные дела и помыслы.
II. В самом деле, было время, когда люди бродили по полям, словно звери, поддерживая свое существование лишь дикой и грубой пищей. Разум мало имел власти, все решала сила. Не было у людей никакого представления о долге ни перед богами, ни перед себе подобными; не ведали они законного брака и отцы не знали детей своих; и не ощущали люди всех выгод права и справедливости. Так, во тьме заблуждений и невежества слепая звериная алчность владела душами и находила себе удовлетворение лишь с помощью слуги самого опасного — телесной силы. Явился, однако, и в те времена муж великий и, должно быть, весьма мудрый, ибо понял, что разум человеческий способен на самые великие дела, если кто возьмется его просветить и развить учением. Этот-то человек собрал и поселил в одном месте людей, рассеянных прежде в полях или прятавшихся в глубине лесов, нашел им общее и полезное дело и, хотя на первых порах они с непривычки противились, в конце концов с помощью разумных увещаний смягчил он их нравы и внушил добрые чувства. Но мудрость его, думаю, не была лишена дара слова или скудна речью, ибо не смогла бы тогда произвести столь быстрый переворот, вырвать людей из-под власти привычек и приучить к образу жизни, отличному от прежнего. Ибо разве смогли бы люди после того, как уже возникли городские общины, научиться доверять друг другу, уважать законы, по своей воле подчиняться другим, и не только выносить тяжкие труды, но и жертвовать самой жизнью ради общего блага, если бы не внушил он все эти разумные начала с помощью красноречия? Да, без сомнения, лишь с помощью красноречия, глубокого и в то же время сладостного, смог он заставить силу добровольно склониться под иго закона и отдаться в руки тех, над кем она могла бы властвовать, так чтобы люди столь же добровольно отказались от установлений, освященных древностью и привычкой. Вот так-то и родилось красноречие, так развивалось оно на первых порах, чтобы потом принести немало пользы и в мирные времена и в военные и весьма славно послужить людям. Но на смену ему пришло пышное красноречие, основанное на одном лишь умении, которое хитро и ловко вытеснило доблесть; такое красноречие забыло о гражданском долге, и с тех пор ораторский талант, став на службу злокозненным вожделениям, сеет смуту в государстве и приносит несчастья гражданам.
III. Так давайте же посмотрим, как красноречие из источника всяческого блага превратилось в источник зла. Вернее всего, я думаю, что и с самого начала общественными делами не занимались, конечно, люди несведущие и лишенные дара слова, да и к частным тяжбам не обращались одни лишь значительные и одаренные; но впоследствии государственные дела стали достоянием подлинно великих мужей, а другие, всего лишь не лишенные таланта, обратились к судебным разбирательствам по мелким частным делам. В этих распрях они привыкли защищать ложь против правды, а сделавшись более речистыми, стали еще бесстыднее, так что первым людям государства пришлось вступаться за граждан и оборонять своих близких от подобных наглецов. И вскоре стало так: оратор, что пренебрег изучением мудрости, дабы предаться целиком одному красноречию оказывался соперником тех великих мужей, иногда даже и побеждал их, и зачарованная толпа все чаще судила о нем так же, как он сам, — считала достойным править республикой. Вот почему не приходится удивляться, что кормило государства оказалось в руках людей наглых и дерзких, и они не только погрузили корабль в пучину беззакония, но и обрекли республику на самые великие и страшные крушения. Такие их дела довели до того, что красноречие стало презираемым и ненавистным, и люди, одаренные от природы, спасаясь от смятения и гроз на форуме укрылись под сень мирных занятий, как корабль укрывается в надежной гавани от бурь. Вот отчего, я думаю, так славны стали ученые занятия, которым лучшие люди все чаще посвящали свой досуг и отторгли от себя красноречие в такие времена, когда особенно важно было его сохранять и со рвением ему предаваться. Ибо чем более подло оскверняла наглость и дерзость глупцов и обманщиков это благородное и праведное искусство к величайшему ущербу для родины, с тем большим упорством и страстью следовало противостоять им во имя спасения республики.
IV. Все это не ускользнуло от проницательности нашего великого Катона, ни от Лелия, ни от их ученика (позволю себе так назвать его, ибо это истина) Сципиона Африканского, ни от Гракхов, внуков Сципиона — то были люди, что прославились великой доблестью, влиянием на сограждан и красноречием, которое они посвятили защите республики и которое придавало их высоким достоинствам особый блеск. Как и они, верю я, что отнюдь не следует пренебрегать изучением красноречия, а из-за преступных деяний, что свершаются с его помощью в жизни общественной и частной, надлежит предаваться ему с величайшим усердием, дабы противостоять опасному превосходству дурных граждан, которые присвоили себе его к великому горю добропорядочных людей и к погибели всего и всех; тем более должно изучать красноречие, что оно есть главное орудие в общественных и частных делах, ибо одно лишь делает жизнь нашу безопасной, честной и славной, в нем обретаем мы радость и утеху. Разве не благодаря красноречию под водительством мудрости, к смиряющему страсти голосу которой всегда должны мы прислушиваться, процветает государство? Разве не приносят красноречие и мудрость тем, кто им предан, славу, почести, достоинство? Наконец, не ораторы ли, следующие мудрости, дарят своим друзьям покровительство самое надежное и самое могущественное? Вот мне и представляется, что человек, столь слабый и жалкий по сравнению с зверем, тем превосходит все живое, что ему даровано слово. Каким же великим должны мы признать того, кто возвышается над всеми другими людьми столько же, сколько человек возвышен над животными! Но коль скоро успехи в красноречии достигаются не только природным талантом или упражнениями, но и с помощью особого искусства, то, может быть, не бесполезно узнать, что говорят о нем те, кто оставил нам наставления в этом деле. Но прежде чем толковать о наставлениях в ораторском искусстве, надлежит сказать о его родах, назначении, цели, предмете и разделениях. Ибо после того, как все это станет ясным, легче и быстрее сможет каждый уловить суть искусства и понять, как оно развивалось.
V. Наука гражданского устройства слагается из отдельных разделов, обширных и многочисленных. Среди них есть один, особенно важный и пространный, — искусное красноречие, которое называют риторикой . И никак не можем мы согласиться с теми, кто считает, будто она вовсе не относится к делу управления государством, ни с теми, кто полагает, что красноречие сводится к таланту ритора и его искусству. Суть красноречия, думаю, как раз в том, что оно есть часть науки о государственном управлении. Назначение его — убеждать, цель — построить речь, способную убедить. Разница между назначением и целью в следующем: назначение указывает, что должно быть достигнуто, цель же наша — найти такие приемы, с помощью которых достигнем желаемого, подобно тому как мы говорим, что назначение врачевания — излечение больного, а цель — подобрать средства и действия, с помощью которых сможем его излечить. Вот почему я и говорю: давайте называть назначением оратора то, чего следует ему добиваться, а целью — самые убедительные для дела, за которое он взялся, приемы; их-то и надлежит отыскать. Предмет искусства — все, что к искусству относится, а также и то, чем следует заняться, дабы этим искусством овладеть. Как предметом медицины признаем мы болезни и раны, ибо ими одними она и занимается, так и предметом риторики назовем все то, чем занимается талантливый и искусный оратор. Одни понимают предмет риторики более широко, другие — менее. Так, Горгий Леонтинский, едва ли не самый древний из риторов, считал, что оратор — тот, кто может наилучшим образом говорить на любую тему. Но тогда предмет искусного красноречия становится необъятным и неизмеримым. Аристотель же, столь много потрудившийся для развития и украшения искусства слова, напротив того, делил красноречие на три вида, исходя из его назначения: торжественное, совещательное и судебное. Торжественное — для прославления или хулы кого-либо. Совещательное — для доказательств при разборе и обсуждении гражданских дел. Судебное же уместно в суде и содержит обвинение или защиту, ответ по делу или иск по нему. И, насколько хватает моего разумения, полагаю я, что в этих-то трех областях и проявляется все искусство оратора и его талант.
 
Главная страница

2020-03-26 00:42:30 Ludmila Evdokimova

Это не перевод с латыни ((:




Оставить комментарий:
Ваше Имя:
Email:
Антибот: *  
Ваш комментарий: