Алкей. Стихотворения

Весна (Перевод Я.Голосовкера)

К Диоскурам (Перевод Я.Голосовкера)

Гимн реке Гебру (Перевод Я.Голосовкера)

Вина Елены (Перевод Я.Голосовкера)

Гимн Митиленам (Перевод Я.Голосовкера)

«Что из кувшина черпать большим ковшом?...» (Перевод Я.Голосовкера)

Буря не унимается (Перевод Я.Голосовкера)

Новый вал (Перевод Я.Голосовкера)

К митиленянам (Перевод Я.Голосовкера)

К городу Митиленам (Перевод Я.Голосовкера)

«Не помню, право, — я малолетком был...» (Перевод Я.Голосовкера)

«Не всегда продувной...» (Перевод Я.Голосовкера)

«За кружкой кружку — только бы бражничать...» (Перевод Я.Голосовкера)

Алкей в святилище Геры.

I. «Там оградили жители Лесбоса...» (Перевод Я.Голосовкера)

II. «Пусть на землю падет. В уединении...» (Перевод Я.Голосовкера)

Послание Питтаку (Перевод Я.Голосовкера)

О лидийцах и Питтаке (Перевод Я.Голосовкера)

Другу Меланиппу (Перевод Я.Голосовкера)

К Эроту (Перевод Вяч.Иванова)

Буря (Перевод Вяч.Иванова)

«Метит хищник царить...» (Перевод Вяч.Иванова)

«Медью воинской весь блестит...» (Перевод Вяч.Иванова)

К Сапфо (Перевод В.Вересаева)

ВЕСНА

И звенят и гремят

вдоль проездных дорог

За каймою цветов

многоголосые

Хоры птиц на дубах

с близких лагун и гор;

Там вода с высоты

льется студеная,

Голубеющих лоз —

всходов кормилица.

По прибрежью камыш

в шапках зеленых спит.

Чу! Кукушка с холма

гулко-болтливая

Все кукует: весна.

Ласточка птенчиков

Под карнизами крыш

кормит по улицам,

Хлопотливо мелькнет

в трепете быстрых крыл,

Чуть послышится ей

тонкое теньканье.

К ДИОСКУРАМ

Вы, богатыри, Полидевк и Кастор,

Леды сыновья и владыки Зевса,

Воссияйте нам от земли Пелопа

Властью благою.

Пронесетесь вы по земным просторам,

По приволью вод на конях летучих,

Чудом на скаку от прискорбной смерти

Смертных спасая.

Высоко поверх корабельных скамей

Вот сверкнули вы на тугих канатах,

В тягостную ночь проливаясь светом

Черному судну.

ГИМН РЕКЕ ГЕБРУ

Гебр, близ Эны, ты, красивобережный,

В пурпурную зыбь убегаешь к морю,

Пенясь и гремя, по фракийским гребням

Славный купаньем.

Девушки кругом у волны толпятся,

Ласковые руки бегут по бедрам.

Словно маслом стан натирая, нежат

Кожу водою.

ВИНА ЕЛЕНЫ

Но жива молва — от тебя, Елена,

Цепь недобрых дел заплелась Приаму

На погибель всем: Илион не ты ли

Испепелила?

Не такую взял Эакид невесту,

Всех богов созвал он на свадьбу. Деву

Нежную увлек из чертогов моря

К дому кентавра

На желанный брак. Развязала пояс

Девичий любовь, порадев Пелею

И красе морей, нереиде. Только

Год обернулся,

Родила она полубога-сына,

Рыжим скакунам удальца-возницу,

А Елена град и народ фригийский

Страстью сгубила.

ГИМН МИТИЛЕНАМ

Ныне гимном тебя

славлю, земля,

нежных питомцев мать:

С цветом граждан могли

поле держать

в первых рядах дружин;

О себе думы нет;

выпал им долг —

каждый по-мужнему,

С той же волей, что муж

дело вершил,

мужеством мужем был.

Будь я мудрым, как бог,

будь одарен

мыслью провидящей,

Волоска б одного

наперекор

Зевсу не вырвать мне.

Мужи зрелые мы,

в свалке судеб

нам по плечу борьба,

Но не мудро ввергать

отроков пыл

в ярость смятенных битв.

Что ж они? — Чуть на град

грозной ордой

вдруг навалился враг,

Вспыхнув детской душой,

не оробев,

в руки мечи — и в бой!

* * *

Что из кувшина черпать большим ковшом?

К чему усилье? Я убеждал тебя

Не проводить со мною праздно

Дни, опьяняясь вином и песней.

Зачем страшиться моря? Как морок злой,

Пройдет морозный холод предутренний,

Нам бы на борт взойти скорее —

В руки кормило, подпоры вырвать.

И от причала прочь, повернув ладью

Навстречу ветру. С легкой душой тогда

Мы предавались бы веселью,-

То-то бы пить и гулять на славу!

А ты, бессильно руку на мой рукав

Повесив, кличешь: «Мальчик, подушку мне

Под голову! Певец, такою

Песней меня не заманишь в море».

БУРЯ НЕ УНИМАЕТСЯ

Что делать, буря не унимается,

Срывает якорь яростью буйных сил,

Уж груз в пучину сброшен. В схватке

С глубью кипящей гребут, как могут.

Но, уступая тяжким ударам волн,

Не хочет больше с бурей бороться струг:

Он рад бы наскочить на камень

И погрузиться на дно пучины.

Такой довлеет жребий ему, друзья,

И я всем сердцем рад позабыть беду,

И с вами разделить веселье,

И насладиться за чашей Вакха.

Тогда нас гибель ждет неминуемо.

Безумец жалкий сам ослепит себя —

Но мы...

НОВЫЙ ВАЛ

Под взметом ветра новый взъярился вал.

Навис угрозой тяжких трудов и бед.

Натерпимся, когда на судно

Бурно обрушится пенный гребень.

Дружней за дело! И возведем оплот,

Как медной броней, борт опояшем мы,

Противоборствуя пучине,

В гавань надежную бег направим.

Да не поддастся слабости круг борцов!

Друзья, грядет к нам буря великая.

О, вспомните борьбу былую,

Каждый пусть ныне стяжает славу.

Не посрамим же трусостью предков прах,

В земле под нами здесь упокоенных:

Они воздвигли этот город

На благоденствие нам, потомкам.

Но есть иные —люди, не властные

В своих желаньях. Темным страстям служа,

Их опозоренные руки

Предали город рукам таким же.

К МИТИЛЕНЯНАМ

Он знай шагает по головам, а вы

Безмолвны, словно оцепенелые

Жрецы перед загробной тенью,

Грозно восставшей из мрака мертвых.

Пока не поздно, вдумайтесь, граждане,

Пока поленья только чадят, дымясь,

Не мешкая, глушите пламя,

Иль запылает оно пожаром.

К ГОРОДУ МИТИЛЕНАМ

Как проходимец, страстно мечтающий

По знатным барам запросто хаживать,

Тебя не съел он и, бытуя

Трудно, в домашнем кругу был сносен.

Когда же в буйстве высокомерия,

Упившись властью, стал лиходейничать,

Как все безумцы-лиходеи,-

Мы не стерпели его безумья.

Не раз скользили мы под погибелью,

Но повернулось все к стародавнему:

С оскоминою эта сладость,

Да не бывает добра без худа.

* * *

Не помню, право, — я малолетком был.

Когда милы нам руки кормилицы,—

Но знаю, от отца слыхал я:

Был возвеличен он Пентилидом.

Пусть злорадетель родины свергнут им:

Меланхр низвергнут! Но низвергатель сам

Попрал тирана, чтоб тираном

Сесть царевать над печальным градом.

* * *

Не всегда продувной

Бестией был Питтак

И беспечен умом.

Нам, главарям, клялся,

На алтарь положа

Руку, а сам берег

Злорадетелей родины,

И за тем лишь глядел,

Как бы предатели

Не открылись его

Давним союзникам.

* * *

За кружкой кружку — только бы бражничать.

И днем и ночью полон весь дом вином.

Он песни пьяные горланит,

И умолкает глагол закона.

Тех буйных оргий не позабыл и Гирр,

Когда внезапно бурно возвысился:

Он ночи напролет в разгуле...

Только и слышно —черпак по днищу.

И ты, пропойцы темное детище,

Такою взыскан славой и почестью,

Какие подобают мужу

Доблести кровной, честного рода.

АЛКЕЙ В СВЯТИЛИЩЕ ГЕРЫ

Там оградили жители Лесбоса

Большой участок, издали видимый,

И жертвенники для служенья

Установили богам блаженным.

Там призывают Зевса-Дарителя,

Там славословит Геру Эолии,

Живой исток рождений,-третьим

Славят безрогого Диониса.

Склоните ж, боги, благословенный слух

К моленьям нашим, дайте же, дайте нам

От этой тягости изгнанья —

Сердцу скорбящему избавленье.

И пусть обрушит ярость эриния

На сына Гирра,— некогда братству он

Над кровью овна клялся свято

Недругам друга вовек не выдать.

Иль биться насмерть и под мечами пасть

За землю — к славе временщиков лихих,

Или, до корня истребив их,

Бремя безвременья снять с народа.

Брюхан же властный наедине с собой

Не вел беседы —душу не выспросив,

Он, клятвы попирая, жадно

Жрет Митилены, как жрал их Мирсил.

II.

................................................

«Пусть на землю падет. В уединении

Глухо ночь проведет. Пусть на урочище

За высокой оградой Геры

Непорочным пребудет в святилище».

Так живу я, горюн,— как деревенщина

Захолустья. В мечтах слышу глашатая

Зов привычный, меня на вече

Зычно кличущий: «Агесилая сын!»

Кличет, в думу зовет. Клич этот слышали

И отец мой, и дед. Слушали, старились

Между склок и раскола граждан.

Грустно! Сам же себя обездолил я.

В эту глушь убежал, словно Ономаклес,

Уподобился здесь волку-отшельнику

В пору междоусобий. Распрю

Не к добру затевать, коль родник один.

Я, сойдя с корабля на землю черную,

У блаженных богов скрылся в обители,

Вдалеке от тревог мятежных —

И на сходбищах только бываю я:

В длинных платьях текут хоры лесбиянок,

Меж собой в красоте там состязаются.

Клики. Жен ежегодный праздник.

Завываний священных повторный глас.

ПОСЛАНИЕ ПИТТАКУ

Какой, поведай, бог соблазнил тебя,

Злодей, ответить: «Мне не представился

Предлог тебя вернуть». Где совесть,

Что неповинного ты караешь?

Но чист мой демон. Или ты мнишь: отказ

Твой сумасбродный звезды не слышали

На небесах? Умолкни! Небо

Тьмы наших бедствий моли ослабить.

Твой праздник жизни — время твое прошло.

Плоды, что были, дочиста собраны.

Надейся, жди: побег зеленый

Отяжелеет от пышных гроздий.

Но поздно, поздно! Ведь от такой лозы

Так трудно зреет грузная кисть, склонясь.

Боюсь, до времени нарядный

Твой виноград оборвут незрелым.

Где те, кто прежде здесь пребывал в трудах?

Ушли. Не гнать бы от виноградников

Их прочь. Бывалый виноградарь

С поля двойной урожай снимает.

О ЛИДИЙЦАХ И ПИТТАКЕ

Зевс, в лихие дни неудач лидийцы

Нам две тысячи золотых давали,

Только бы войти мы смогли всей силой

В город священный.

Благ от нас они не видали.

Толком Не узнали нас. Насулила много

Хитрая лиса, улизнуть лелея

Втайне надежду.

ДРУГУ МЕЛАНИППУ

Пей же, пей, Меланипп,

До забвения пей со мной.

Если рок в Ахеронт,

В эту грустную мглу, меня

Окунул, — что мечтать,

Будто к солнцу вернемся вновь!

Полно, так высоко

Заноситься умом не нам.

И Сизиф возомнил

Превзойти здравый толк людской:

Смерть надменно смирить.

Но принудил бахвала рок.

Хоть и был царь хитер,

Безвозвратно, покорно вновь

Переплыть Ахеронт.

И придумал ему Кронид

Небывалую казнь,

Неизбывный Сизифов труд,

Там, под черной землей.

Не горюй же о смерти, друг.

Ты же ропщешь,— к чему?

Плачь не плачь — неминуем путь.

Нам без жалоб терпеть

Подобает утрату. Пусть

Свирепеет буран

И безумствует север. Мы

Будем пить и хмелеть:

Нам лекарство от зол — вино.

К ЭРОТУ

Всех сил бессмертных юный от бог страшней,

Кого — богиня в легких сандалиях —

От златокудрого Зефира

Радуга нам родила, Ирида.

БУРЯ

Пойми, кто может, буйную дурь ветров!

Валы катятся — этот отсюда, тот

Оттуда... В их мятежной свалке

Носимся мы с кораблем смоленым,

Едва противясь натиску злобных волн.

Уж захлестнула палубу сплошь вода;

Уже просвечивает парус,

Весь продырявлен. Ослабли скрепы.

***

Метит хищник царить,

Самовластвовать зарится,

Все вверх дном повернет,—

Накренились весы. Что спим?

***

Медью воинской весь блестит,

Весь оружием убран дом —

Арею в честь!

Тут шеломы как жар горят,

И колышутся белые

На них хвосты.

Там медяные поножи

На гвоздях поразвешаны;

Кольчуги там.

Вот и панцири из холста;

Вот и полные, круглые

Лежат щиты.

Есть булаты халкидские,

Есть и пояс и перевязь;

Готово все!

Ничего не забыто здесь;

Не забудем и мы, друзья,

За что взялись!

К САПФО

Сапфо фиалкокудрая, чистая,

С улыбкой нежной! Очень мне хочется

Сказать тебе кой-что тихонько,

Только не смею: мне стыд мешает.

Примечания:

АЛКЕЙ (Alkaios) из Митилены на о. Лесбосе, VII-VI вв. до н.э., греческий лирический поэт. Современник Сапфо, наиболее выдающийся рядом с ней эолийский поэт (т.е. писавший на эолийском диалекте) с острова Лесбос. Происходил из аристократического рода. Жил во времена политической и общественной борьбы, которую аристократия острова вела за сохранение своих наследственных привилегий. Алкей и два его брата принимали деятельное участие в этой борьбе. Предположительно, Алкей был еще слишком молод, чтобы участвовать в свержении тирана Меланхра. После его смерти власть в Митилене захватил Мирсил. После неудачного покушения на этого очередного тирана Алкей вместе с другими заговорщиками вынужден был искать убежища во владениях Пирра, лежавших на другом конце Лесбоса. К заговору принадлежал также Питтак, который однако, впоследствии управлял Митиленой совместно с Мирсилом, а когда тот погиб (триумфальная песнь Алкея, которой подражает Гораций в оде на смерть Клеопатры), Питтак был избран народом в качестве «посредника» (т.е. регента с особыми полномочиями, задачей которого было смягчение напряжения и урегулирование внутренних конфликтов) и правил в 590-580 гг. Алкей считал его изменником и называл в своих песнях тираном. Алкей был изгнан по меньшей мере еще один раз. В это время он посетил Египет, Фракию, Беотию. Через некоторое время он вернулся на родину, где — согласно древней легенде — примирился с Питтаком. Алкей писал гимны, стасии (военные песни), застольные и любовные песни. Из его богатого наследия, которое ученые александрийцы собрали и издали в 10 книгах, сохранились лишь фрагменты. С начала XX в. их становится все больше, благодаря открытиям новых папирусов. Значительную часть произведений Алкея составляли гимны в честь богов: Афины, Аполлона, Гермеса, Ареса, Эроса и др., а также в честь полубогов и героев: Диоскуров, Ахилла, Аякса. Прозаическое изложение Гимерием гимна Аполлону позволяет нам предположить, что поэт не менее стремился к выражению религиозных чувств, чем к красочности мифологического повествования, а кульминацией произведения было явление бога на празднестве летнего солнцестояния в Дельфах, когда сама природа приветствовала его появление. Другой гимн сложен одновременно в честь трех богов: Геры, Зевса и Диониса. Эти песни содержали краткое перечисление атрибутов богов, их славных деянии и событий их жизни, а также просьбы о благосклонности, чаще же всего — о помощи в борьбе с врагом или о возвращении на родину. Еще теснее связаны с политической деятельностью Алкея стасии, составляющие основную часть наследия поэта. Это были песни, предназначенные для исполнения в кругу товарищей по борьбе, чаще всего во время пира, в прямой и непосредственной форме выражающие чувства и взгляды общественной группы, вовлеченной в бесконечную и беспощадную борьбу за власть, В них Алкей насмехался над тиранами, особенно над “изменником” Питтаком, выражал боль и отчаяние, вызванные тем, что власть захватили самозванцы, призывал бороться с ними. В одной из песен представляет невероятно живую и пластичную зарисовку своего дома, внутренность которого напоминает арсенал, так много там блестящего оружия в боевых доспехов. Это описание Алкей заканчивает призывом к вооруженному восстанию. Наиболее знаменита песня, от которой сохранилось только начало, где описывается корабль, носимый бурей по морю, заливаемый волнами и близкий к крушению. Этот образ, позднее истолкованный как аллегория государства, раздираемого внутренними конфликтами, имел для Алкея несколько иное значение. Он имел в виду не столько государство в позднейшем смысле этого слова, сколько судьбы своей общественной группы и опасности, грозящие ей в борьбе за власть. Аллегории мы находим также и в других его фрагментах. Вслед за Архилохом Алкей тоже рассказывает в одной из песен, как, убегая с поля боя, он потерял щит, чтобы спасти жизнь. Другую песню он написал по случаю возвращения брата из вавилонского изгнания; в ней Алкей прославлял военные подвиги, особенно победу над воином-исполином. Близко к военным песням стоят застольные. Для этого жанра характерно сохранившееся начало песни, где поводом к пирушке является радость при вести об убийстве тирана. Застольные произведения Алкея отличают те же несдержанные интонации. Он не признает неторопливого, умеренного пития вина, ему близка только буйная пирушка. Любой повод хорош, чтобы начать пить: зимнее ненастье, летний зной, описание которого он взял у Гесиода, приближающийся конец дня, важное событие, радость и печаль, от которой вино — лучшее лекарство. Менее всего сохранилось фрагментов из эротических произведений; эта часть наследия Алкея лучше известна по произведениям Феокрита. Среди немногочисленных фрагментов обращает на себя внимание отрывок серенады у дверей возлюбленной, а также жалоба девушки, пораженной любовью. Возможно, к любовной песне принадлежало повествование о власти любви над Еленой, которой это чувство велело бросить мужа, бежать с Парисом и стать причиной кровавой войны. Алкей писал на эолийском диалекте. Язык его был простым, с малым количеством украшений, но зато метким и сочным. Он использовал афоризмы и народные поговорки: “По когтям узнают льва”, “Истина в вине”; народное происхождение имеют также употребляемые им стихотворные размеры, среди которых алкеева строфа, названная так, поскольку поэт часто ее применял. Алкей пользовался большим уважением в древности, и вокруг его личности быстро плодились легенды. Наиболее известная из них повествует о любви А. к Сапфо, которой он тоже посвящал стихи. Им интересовались аттические трагики и комедиографы V в. до н.э., а также авторы схолий. В александрийскую эпоху Алкей был включен в число 9 лириков. Его песни были собраны, обработаны и изданы. Его брали за образец выдающиеся поэты этого периода: Асклепиад и Феокрит. В Риме им восхищался Цицерон, а Гораций перенял и алкееву строфу и многие мотивы и замыслы Алкея. В I в. н.э. Дионисий из Галикарнасса славил Алкея за возвышенность, краткость, красоту и поэтическую силу. Однако наивысшего развития достигла аллегория корабля-государства, которая через Феогнида, Горация и многих других поэтов стала всеобщим достоянием. Из-за использования эолийского диалекта произведения Алкея не вошли в круг школьного чтения и поэтому быстро погибли. Папирусные находки, однако, свидетельствуют о том, что Алкея долго еще читали на окраинах греческого мира.

Источник: Античные писатели. Словарь. - СПб.: Лань, 1999.