Русская литература XX века в кратком изложении

Константин Георгиевич Паустовский 1892 – 1968

Романтики — Роман (1916 – 1923)

Максимова со Сташевским, Алексеем и Винклером в этот порт загнал жестокий осенний шторм. Молодые люди жили в дрянной гостинице, набитой моряками и проститутками, проводили время в дешевых тавернах. Сташевский громил русскую литературу, спорил с Алексеем о судьбах России. Вспоминали недавно умершего Оскара. Старик преподавал им в гимназии немецкий, но досуги посвящал музыке и часто говорил: «Скитайтесь, будьте бродягами, пишите стихи, любите жен-шин...»

Однажды в греческой кофейне Максимов, уже основательно отведав сантуринского и маслянистой «мастики», вдруг сказал светловолосой красавице за соседним столиком, что она прекрасна, и поставил рядом свой стакан: «Давайте меняться!» «Вы не узнали меня?» — спросила она. Это была Хатидже. Максимов познакомился с ней несколько лет назад на каникулах. Она училась в шестом классе гимназии. Он врал ей о пароходах, моряках и Александрии — обо всем, о чем пишет теперь. Хатидже родилась в Бахчисарае, но была русской. Татарским именем звали ее в детстве окружающие. После гимназии жила в Париже, училась в Сорбонне. Здесь она в гостях у родственников и надеется, что теперь они будут часто видеться. После нескольких встреч Максимов и Хатидже провели вечер в компании его друзей. Была музыка, стихи, «гимн четырех», «их» гимн: «Нам жизнь от таверны до моря, От моря до новых портов»... Сташевский сказал, что теперь это «гимн пяти». По пути домой девушка призналась, что любит Максимова. С этого момента его не покидало ощущение силы. Любовь наполнила смыслом все внутри и вокруг.

Совсем другие настроения владели Винклером. Ничтожным вдруг показалось ему все, чем жили они, презирающие обыденность. Он даже замазал черной краской свои ждавшие завершения картины.

Вернувшись домой, Максимов написал Хатидже о своей ненасытной жажде жизни, о том, что находит теперь во всем вкус и запах. Через неделю пришел ответ: «То же теперь и со мной».

Переписка продолжалась и когда он уехал в Москву. Думал, что тоска по Хатидже станет острее и поможет писать: он мало страдал, чтобы стать писателем. В Москве книга (он назвал ее «Жизнь») подвигалась к концу, он обживался уже в чужом для южанина городе. Газетный театральный критик Семенов познакомил его с домашними, с сестрой Наташей — молодой актрисой, которой безумно понравились рассказы Максимова о его скитаниях, о южных городах, о море. Девушка была красива, неожиданна в поступках и своевольна. Во время прогулки на пароходе по Москве-реке она попросила томик Уайльда, что Максимов взял с собой, пролистнула и выбросила за борт. Через минуту попросила прощения. Он ответил, что не стоит извинений, хотя в книге лежало не прочитанное еще письмо Хатидже.

Вскоре они поехали вместе в Архангельск. В письме к Хатидже он писал: «Я в холодном Архангельске с чудесной девушкой... Я люблю вас и ее...»

В разгар лета Максимов собрался в Севастополь, куда переехала, убегая от тоски, Хатидже. Прощаясь с Наташей, он сказал, что есть она и есть Хатидже, без которой ему одиноко, а от Наташи кружится голова, но жить вместе они не должны: она возьмет все его душевные силы. Вместо ответа Наташа притянула его к себе.

В Симферополе Максимова встречал Винклер. Он отвез его в Бахчисарай, где ждала Хатидже. Максимов рассказал ей о Москве, о Наташе. Она пообещала не вспоминать обо всем, что узнала.

В Севастополе случилось страшное. Покончил с собой Винклер. В последнее время он много пил, скандалил из-за проститутки Насти, как две капли похожей на Хатидже. Московский знакомый, Серединский, пригласил Максимова и Хатидже на дачу. Оттуда всей компанией предполагалось двинуться на Четыр-Даг. Но пришла телеграмма: Наташа ждет в Ялте. Максимов собрался встретить ее и пообещал через день присоединиться уже на Четыр-Даге. Поздней ночью они с Наташей были на месте. Хатидже пожала ей руку, а когда все улеглись на полу, укрыла ее своей шалью. Утром они долго беседовали наедине. Максимов был в смятении: оставаться или уехать с Наташей. Но она из тех, чью любовь убивает быт, размеренность. Все это неразрешимо. Будь что будет. Помогла Хатидже: у тебя будет много падений и подъемов, но я останусь с тобой, у нас одна цель — творчество.

Однако и жизнь, и любовь, и творчество — все скомкала начавшаяся той же осенью первая мировая война. Максимов оказался на фронте в санитарном отряде. Начались новые скитания. Среди грязи, крови, нечистот и нарастающего ожесточения. Рождалось ощущение гибели европейской культуры. Максимов писал Хатидже и Наташе, ждал от них писем. Удалось встретиться с Алексеем. Тот сообщил, что Сташевский на фронте и получил Георгия. От Семенова пришло известие, что Наташа уехала на фронт, надеясь найти Максимова. Случай помог им свидеться. Она просила его сберечь себя: писатель должен дать радость сотням людей.

Однако судьба вновь разметала их. Снова вокруг только смерть, страдания, загаженные окопы и озлобление. Рождались новые мысли о том, что нет ничего более высокого, чем любовь, сродство людей.

Попав в лазарет по ранению, Максимов пробовал писать, но бросил: кому это нужно? Что-то умерло в нем. Пришла телеграмма от Семенова: Наташа скончалась — сыпной тиф. Едва оправившись, Максимов поехал в Москву. Семенова дома не было, но на столе лежал конверт на имя Максимова. Теперь уже мертвая, Наташа писала ему о своей любви.

Спустя неделю Хатидже приехала под Тулу, в лазарет, где лежал Максимов. Но его уже там не было. Не долечившись, он бросился под Минск, в местечко, где в грязном доме умерла Наташа. Оттуда он собирался бежать на юг к Хатидже, чтобы она научила его ничего не помнить. Она же в это время шла к московскому поезду и думала: «Максимов не умрет, он не смеет умирать — жизнь только начинается».

И. Г. Животовский



	Русская литература XX века в кратком изложении